Бинни почувствовал, как к нему прикасаются. Стало неприятно. Когда он снова открыл глаза, прямо напротив него были пытливые зрачки головы с бакенбардами.
Существо (или существа) указало вверх, что-то вопрошая. Неясно, почему это воодушевило Бинни, но он встал и огляделся. А затем заорал.
Его стиснули сильные когти.
Серая складчатая мембрана существа выпросталась и приняла вид мощных, как у летучей мыши, крыльев. Бинни почувствовал, что его отрывают от земли. Желудок сделал кульбит. Самое странное, что ярость Бинни была вызвана унижением, ведь его сцапали за заднюю часть штанов… Глаза налились кровью от гнева.
Сокрушительный толчок, тошнота, дезориентация. Бинни тяжело упал, приземлившись на четвереньки на металлическую поверхность и вызвав жуткий гул. Чей-то хриплый голос исторгал проклятия… Однако Бинни с облегчением узнал старую добрую бруклинскую ругань, без всяких там «ньяста» или «урдл дри».
Взвизгнули тормоза. Появившийся полицейский стянул Бинни с капота грузовика и выдал:
— Ха! Знаю я вашего брата. Прыгнул — и как ничего не было, да?
Бинни огляделся. Он был на нью-йоркской стороне тоннеля Холланда, вокруг возвышались знакомые небоскребы. Сигналили такси, вдалеке грохотал трамвай. На фоне серого грозового неба вырисовывался Эмпайр-стейт-билдинг.
— Нет, — сглотнув, ответил Бинни. — Я… я упал. Оттуда, с пандуса.
И он ткнул дрожащим пальцем в ту сторону.
После долгого спора с представителем правопорядка Бинни наконец получил свободу и поковылял к станции метро.
В поезде случилась небольшая давка. Получивший зонтиком под ребро и зажатый между двумя толстыми и вонючими джентльменами, Бинни тщетно голосил на своей станции: «Пустите, пожалуйста!» — но напрасно. Тогда он принялся отважно пробиваться сквозь толпу, потихоньку закипая от гнева.
Вдруг какая-то женщина закричала и бессвязно залепетала, указывая на Бинни. Он даже не понял, что ненадолго исчез и вернулся столь же внезапно. Лишь на миг мелькнуло видение: он стоит в бледно-алом свете, совершенно один, если не считать незнакомца, прижавшегося к нему в вагоне.
Выбравшись из метро, Бинни неожиданно ахнул: его смятенный разум вдруг осознал видение. Тогда коммивояжер влетел в ближайшую аптеку и спешно позвонил в Джерси. Ответ последовал почти сразу.
— Клянусь богом, — воскликнул Бинни, — что было в той бутылке, которую вы мне всучили, профессор? Опиум?
Судя по приглушенному хрюканью, он позабавил собеседника.
— Опиум? Я же сказал: сам не знаю, что это такое. Ни лакмусовая бумажка, ни другие тесты не помогли определить вещество. А почему ты спрашиваешь?
Бинни подробно рассказал о случившемся.
На другом конце провода повисла пауза. Затем профессор восторженно заговорил:
— Это же замечательно! Мой мальчик, ты перенесся в другую вселенную! В иное измерение, параллельное нашему, существующее на другой частоте вибрации. Электрическое напряжение от удара молнии в сочетании с моим эликсиром отправило тебя в другой мир! Как бы я хотел создать побольше такого средства! Но, боюсь, секрет его утерян.
— Так все это было взаправду? Это был не сон?
— Очень даже взаправду. Конечно, я могу утверждать лишь в теории, опираясь на твой рассказ, но случившееся согласуется со всеми принципами неевклидовой физики. Планк назвал бы это…
Сказанное несколько озадачило Бинни.
— Что? — переспросил он. — Какая еще «лампада пиццы»?
— Лямбда. И пи, число пи. Часть формулы, то есть уравнения… Да не важно, ты все равно не поймешь. Просто представь себе, Бинни, два взаимосвязанных мира, существующих в одной и той же плоскости, но на разных уровнях частоты вибраций. А ты везунчик, знаешь ли! Высота земной поверхности в том, ином мире могла не совпасть с нашей; тогда ты материализовался бы под землей или в милях над ней. Где-где, еще раз, ты приземлился?
Бинни снова рассказал о площади в форме полумесяца, и профессор рассмеялся:
— Тебе повезло вдвойне! Нью-Йоркский выезд из тоннеля Холланда лежит в той же точке, что и площадь-полумесяц из красного мира. А если бы все произошло, когда ты был бы, скажем, в Эмпайр-стейт? Ты оказался бы в ином мире, более чем в тысяче футов над землей. Что это за звук? Ты еще здесь?
— Э-э-э… Да, — ответил Бинни, подняв с пола телефонную трубку, которую выронил от ужаса.
— Итак, следующий вопрос. Ты сказал, что возвратился в Нью-Йорк сквозь измерения, стоило тебе разозлиться? Прямо в тот момент, когда создание уносило тебя прочь? Это очень важная деталь. Дай-ка подумать… — Профессор побормотал, поворчал и снова заговорил внятно: — Кажется, я понял. Адреналин. Железы внутренней секреции. О них мы знаем немного, зато нам известны три фактора, имевших место при ударе молнии в тоннеле Холланда. Электроэнергия, мой эликсир и адреналин в твоей крови, раз ты говоришь, что был зол. Что-то из этого могло стать катализатором химической реакции, которая повлияла на твою физическую структуру. В результате ты переместился из одного измерения в другое.
— Но я же вернулся…
— Потому что злился. Потому что снова ощутил приток адреналина. Вероятно, эликсир образовал суспензию в тканях твоего тела. Молния могла стать исходным катализатором, но теперь и она не нужна. Каждая вспышка злости будет возвращать тебя в тот мир. Разозлишься — и ты уже там. Все это, конечно же, только теория, — торопливо поправился профессор, — но ты сам сказал: в метро что-то произошло. Перескажи все заново, будь добр.
Оператор телефонной связи попросил бросить в щель пятак, после чего Бинни продолжил рассказ.
— А, — усмехнулся профессор. — Выходит, человеческое тело тоже обладает проводимостью наподобие электрической. Ты можешь взять кого-нибудь с собой в другое измерение, что и произошло с тем человеком в метро. К счастью, все длилось не дольше мига.
— Да послушайте же, — безнадежно молвил Бинни, — я с ума схожу. Что мне делать?
— Что делать? Ничего. Я найду какое-нибудь средство. Позвони сегодня вечером. Не волнуйся, я придумаю, как нейтрализовать эликсир и вернуть тебя в нормальное состояние, — утешил его профессор. — Но если, э-э-э, за это время ты снова попадешь в то измерение, попытайся прихватить камеру. Я всегда настаивал на том, что Земля — не единственный обитаемый мир. Буду признателен, если тебе удастся добыть доказательства… — Он прервался, чтобы послушать Бинни. — О, конечно, если все это настолько тебя тревожит… Хорошо, я сейчас же отправлюсь в свою лабораторию и посмотрю, что можно сделать. Помни: ты в полнейшей безопасности, пока не злишься и в твоей крови нет адреналина. Позвони мне в восемь!
— Хорошо, — согласился Бинни и повесил трубку.
В голове был сумбур. Профессор, вне всяких сомнений, понимал, что происходит, а вот он, Бинни, вообще ничего не понимал. Лампада пиццы, черт бы ее побрал!
Он поднялся в свой офис. План был таков: пригласить Сьюзен Блайт пообедать и провести с ней весь день, ведь в присутствии Сьюзен злиться просто невозможно. А в восемь он позвонит профессору.
Сьюзен была очаровательной девушкой в опрятном сером костюме, сшитом на заказ. Ее глаза и волосы были черными. Сердце Бинни екнуло, стоило ему взглянуть на нее.
Она отвлеклась от коммутатора.
— Привет, — неуверенно произнес Бинни.
— Привет, — дружелюбно ответила она. — Ты вовремя: по субботам офис закрывается как раз в полдень.
— Здорово. Не хочешь ли… гм… пообедать со мной?
— Мне очень жаль, Джо, но Тим уже пригласил меня на Кони-Айленд. — При виде уныния, охватившего Бинни, ее лицо смягчилось. — Почему бы нам не пойти всем вместе? Купальный костюм можно взять напрокат.
— Спасибо за предложение, — кивнул коммивояжер и осторожно постучался во внутренний кабинет.
Войдя, он вскоре вернулся к Сьюзен с несчастным видом.
— В чем дело? — сочувственно спросила она.
— А, да ничего. Потеряли крупный заказ, и все. Деннлер сказал, что я… я…
Бинни сглотнул слюну.
Похоже, Деннлер многое наговорил их боссу, в том числе о дурацких трюках с исчезновением и опасном влиянии шока на людей со слабым сердцем и высоким кровяным давлением. Бинни так и не рискнул напомнить про обещанное повышение. Но босс сделал это вместо него: теперь Бинни мог вообще забыть о повышении.
На пляже Кони-Айленда Бинни всячески старался забыть о своей неудаче. Настроение омрачал Тим Блейк — та еще заноза в заднице. Купальный костюм — у Бинни он был из проката — висел на его худощавом теле самым жалким образом, а на Блейке сидел как влитой, выгодно подчеркивая рельеф мышц.
Мрачный Бинни заплыл за буйки. Пожалуй, только плавание ему и давалось — в юности он заработал немало медалей. Его тонкое тело рассекало водяную гладь с удивительной скоростью и грацией.
Сьюзен, однако, не пожелала мочить свой новый купальник. И когда Блейк с глупой ухмылкой развалился рядом с ней на песке, вконец возмущенный этим Бинни позвал его поплавать. Блейк поколебался, затем взглянул на Сьюзен и согласился.
У Бинни была своя тактика. Он плыл быстро, но не слишком, чтобы не отрываться от соперника. Когда Блейк уставал, Бинни его подбадривал — и вот наконец они добрались до плота вдали от берега. Блейк взгромоздился на него, едва дыша. Бинни тут же развернулся и быстро направился к берегу, уверенный, что сможет провести время со Сьюзен, пока соперник не наберется сил. Ухмыляясь, он пропускал мимо ушей яростные окрики Блейка.
Людный пляж не очень подходил для тихой беседы. Сьюзен предложила переодеться, и Бинни согласился, заметив искру злости в ее глазах, устремленных в море (Блейк все цеплялся за плот, совсем неразличимый с большого расстояния). Однако позже Бинни пришлось пожалеть о своей дерзкой выходке.
Они со Сьюзен прогуливались вдоль променада, направляясь к вокзалу, когда перед ними выросла мощная фигура в купальном костюме. Красивое лицо Блейка искажала ярость. Он выразил истовое желание порвать Бинни на клочки и развеять по ветру.
— Да будет тебе, большой задира, — сказала Сьюзен. — Ты сам уплыл, оставил меня одну…