Лессинг покачал головой:
— Нет, не понимаю. Я все еще слишком ошеломлен.
— Кларисса, — медленно заговорил Дейк, — возможно, аллегорически — заметь, не в реальном смысле — и в самом деле королевская дочь. Возможно, она родилась среди низших существ и даже не догадывалась о том, что в ее жилах течет… скажем так, королевская кровь… пока не начала опережать в своем развитии тех, кто ее окружал. Возможно… у короля возникли те же мысли, что и у меня насчет сына… что она нуждается в обществе… детей… пока растет. Она не может развиваться как надо среди… взрослых. Взрослых, ушедших так далеко вперед от всего известного нам, что после того, как они находились в одной комнате с тобой, ты даже не помнишь, как они выглядели.
Лессингу понадобилась добрая минута, чтобы до него дошел смысл сказанного Дейком. Потом он резко выпрямился и сказал:
— Ох, нет! Это невозможно. Ну, я бы знал…
— Тебе нужно, — рассеянно заметил Дейк, — посмотреть, как мой парнишка играет в бейсбол. Пока он играет, это для него самая важная вещь на свете. Другие ребята даже не догадываются, что он способен думать о чем-то, кроме игры.
— Но… золотой ливень, к примеру, — запротестовал Лессинг. — Присутствие бога… даже…
— Постой минуточку! Постой! Ты же помнишь, как пришел к мысли о боге. Увидел то, что выглядело как золотой дождь, вспомнил легенду о Данае, понял, что все происходит с какой-то целью и за этим кто-то стоит. Если бы перед твоими глазами был не золотой дождь, а, скажем, горящий кустарник, у тебя возникла бы совсем другая теория. Насчет Моисея, может быть. Что же касается присутствия… — Дейк помолчал, прищурившись. Чувствовалось, что он колеблется. — У меня есть кое-какие предположения. Они могут тебе не понравиться. Но об этом потом. Прежде я хотел бы развить эту… аллегорию. Не забывай, я не воспринимаю ее серьезно, но и не хочу, чтобы она повисла в воздухе. Она пленяет просто сама по себе. По-моему, она очень ясно указывает на присутствие homo superior, здесь и сейчас, прямо среди нас.
— Суперменов? — переспросил Лессинг. С очевидным усилием заставив себя сосредоточиться, он уселся прямо и задумчиво, хмуро посмотрел на Дейка. — Может быть. Или… Лейтенант, вы читали Кейбелла?[52] В одной из своих книг он выводит героя, представителя некоей суперцивилизации, который вторгается в наш мир лишь одной… одной своей гранью. И приводит геометрическую аналогию: можно сказать, что представители этой цивилизации на плоской поверхности нашего мира выглядят как квадраты, хотя в своем мире имеют кубическую форму, о чем мы даже не догадываемся.
Он сосредоточенно нахмурился и смолк. Дейк кивнул:
— Да, может, что-то в этом роде. Четвертое измерение… они временно ограничивают себя в нашем мире, с определенной целью. — Он дернул себя за нижнюю губу и повторил: — С определенной целью. Это унизительно! Я рад, что на самом деле не верю в эту теорию. Даже рассматривать такое допущение и то… не слишком приятно. Homo superior, посылающий своих детей к нам, чтобы… играть.
Он засмеялся:
— Резвитесь, детки! Хотел бы я знать, понимаешь ли ты, к чему я клоню. Хотя я и сам не уверен. Слишком смутно. У меня человеческий и, следовательно, ограниченный разум. Я увяз в привычных схемах антропоморфного мышления, и они мешают мне. Мы должны смотреть в корень. Это психологический трюизм. Вот почему считается, что Мефистофель был заинтересован в покупке человеческих душ. Вообще-то, они ему не были нужны — неуловимые, неосязаемые. Какой от них толк демону с его демоническим могуществом?
— При чем тут демоны?
— Ни при чем. Я просто рассуждаю. Homo superior должны быть лишены малейшего налета чего-либо человеческого… во взрослом состоянии. Демонам приписывали человеческие эмоции и черточки. Почему? По непониманию. Они не должны иметь их, даже в большей степени, чем супермены. Орудия! — многозначительно закончил Дейк и уставился в пространство.
— Орудия?
— Этот… этот мир. — Он повел рукой вокруг. — Что нам известно о дьяволе? Мы создали ускорители ядерных частиц, микроскопы и… всякие другие штуки. Детские игрушки. Мой парнишка с помощью микроскопа может разглядеть жучков в воде ручья. Доктор возьмет тот же самый микроскоп, использует красящие вещества, выделит микроб и сделает важный научный вывод. Потому что он взрослый. Весь этот мир… вся эта материя… вокруг нас… просто орудия, которые, возможно, мы используем как дети. Суперцивилизация…
— По определению, будет слишком «супер», чтобы мы могли ее понять?
— В целом да. Ребенок не может полностью понять взрослого. Но ребенок в состоянии понять другого ребенка, более или менее, если находится примерно на одном с ним уровне или как минимум имеет тот же общий знаменатель. Допустим, взрослый человек у нас будет «х». Взрослый супермен — «ху». Суперребенок — неразвитый, незрелый — «хy/y». Другими словами, он эквивалентен взрослому Homo sapiens. Sapiens достигает дряхлости и умирает. Superior достигает зрелости и становится настоящим суперменом. И эта зрелость…
Они ненадолго смолкли.
— Они вторгаются к нам на некоторое время, исключительно в интересах своих детей, — снова заговорил Дейк. — Возможно, амнезия поражает всякого, подошедшего слишком близко, как ты… Помнишь Чарльза Форта? Все эти таинственные исчезновения, светящиеся шары, космические тарелки, дьяволы Джерси. Это побочные следствия. Суть в том, что суперребенок, может быть, живет среди нас, здесь и сейчас, и никто не подозревает об этом. Внешне он выглядит как обычный взрослый человек. Или не совсем обычный… тогда могут быть приняты некоторые меры предосторожности. — Лейтенант снова замолчал, катая по столу карандаш. — Конечно, это маловероятно, — продолжил он. — Чистая теория. У меня есть гораздо более правдоподобное объяснение, но, как я уже говорил, тебе оно может не понравиться.
— И что это?
На губах Лессинга промелькнула бледная улыбка.
— Помнишь лихорадку Клариссы?
— Конечно. После этого многое стало по-другому… заметнее. Я подумал тогда: может, в бреду она впервые увидела то, что ей не позволяли видеть в нормальной жизни. Казалось, эта лихорадка была необходима. Но конечно…
— Постой. Давай на мгновение допустим, что все твои рассуждения неправильны. Оглянись назад. Вы оба попали в грозу, и Кларисса заболела, так? И после этого дела пошли все «страньше и страньше». Лессинг, ты не задумывался над тем, что в грозу попали вы оба? И ты уверен, что это у тебя потом не было бреда?
Лессинг сидел, глядя в прищуренные глаза лейтенанта. Спустя некоторое время он покачал головой и сказал:
— Да. Уверен.
Дейк улыбнулся:
— Ладно. Просто обдумай то, что я сказал. Это всего лишь возможность, конечно.
Он замолчал, выжидая. Через некоторое время Лессинг поднял взгляд.
— Может, у меня и была лихорадка, — признал он в конце концов. — Может, я все вообразил. Однако это по-прежнему не объясняет провалы в памяти. Я знаю один способ снять по крайней мере часть вопросов.
Дейк кивнул:
— Интересно, мы имеем с тобой в виду одно и то же?
— Почему бы и нет? Я найду дорогу туда с завязанными глазами. Кто знает? Вдруг она все это время ждала меня! Ничто не мешает завтра же вернуться туда.
— Существует маленькая проблема: пропуск, — сказал Дейк. — Но думаю, я в состоянии ее разрешить. Ты вправду хочешь отправиться туда как можно скорее, Лессинг? Даже не продумав все как следует? Знаешь, это будет ужасный шок, если ты не обнаружишь ни той комнаты, ни Клариссы. Честно говоря, не удивлюсь, если именно так и случится. Думаю, мы пока не поняли смысла всей этой аллегории. Может, и не поймем никогда. Но…
— Я должен поехать, — сказал Лессинг. — Неужели вы не понимаете? Мы так и будем толочь воду в ступе, пока не исключим по крайней мере самую очевидную возможность. В конце концов, я ведь мог рассказать чистую правду!
Дейк засмеялся и пожал плечами.
Лессинг стоял перед знакомой дверью, не решаясь позвонить. Пока память ни в чем не подвела его. Здесь был коридор, который он хорошо знал. Здесь была дверь. Стены и комнаты, несомненно, расположены именно так, как при Клариссе. Конечно, ее может и не быть здесь. Не следует испытывать разочарования, если на звонок ответит незнакомый человек. Это ничего не доказывает. В конце концов, прошло целых два года.
И Кларисса начала изменяться еще в те времена, прямо у него на глазах. Лихорадка, казалось, лишь ускорила события.
Хорошо, предположим, что все это правда. Предположим, она принадлежит к суперцивилизации. Предположим, что в мире Лессинга она показывала лишь одну грань из своих четырех. Одну грань, которой она любила его; разве этого мало? Да, он никогда не осознает до конца ее глубину; однако она еще не полностью созрела для сложной геометрии своего мира, и, пока одна грань пребывает в единственном известном ему плоском мире, Кларисса может, так он думал, любить его. Надеялся, что может. Он помнил ее слезы. Снова слышал, как нежный, застенчивый голос страстно произносит: «Я всегда буду любить тебя…»
Он с силой надавил на звонок.
Комната изменилась. Зеркала по-прежнему стояли, но… не в том порядке, как он помнил. И стали более чем зеркалами. Однако у него не было времени размышлять о переменах: впереди что-то зашевелилось.
— Кларисса! — окликнул он.
Краткий миг озарения, и он понял наконец, как был не прав.
Он забыл, что измерения — не предел. Кейбелл невольно сбил его с толку: существуют измерения, в которых куб имеет гораздо больше шести граней. Измерение Клариссы — причем его «грани» необязательно связаны только с пространством — просто среда, через которую эти «грани» могут проявлять себя. И поскольку люди живут на трехмерной планете и все планеты в этом континууме трехмерные, никакого тессеракта, четырехмерного гиперкуба, человек не в состоянии представить.
Следовательно, ни один набор хромосом и генов, придуманный и собранный на Земле, не может нести в себе матрицу супермена. Никакая батарея не способна дать напряжения больше, чем предусмотрено. Но допустим, есть три, шесть, дюжина батарей одинакового размера, и если их соединить между собой…