[56]
В жизни фра Рафаэля и раньше случались крайне загадочные, даже невероятные события. А теперь еще и эта тайна семи индейских дев…
Дрожа под холодным ветром, что с ревом скатывался по склону горы, фра Рафаэль поплотнее запахнул на худых плечах одеяло из шерсти ламы. На его лице запечатлелась тяжкая скорбь. Я встал, подошел к двери хижины и вгляделся сквозь туман в испещренные тенями скалы, вздымавшиеся к небосводу. Кордильеры — это природная крепостная стена на восточной границе Перу.
— Ничего там нет, фра Рафаэль, — сказал я. — Только туман.
— Поверьте, белый сеньор, немало странного я повидал в последние месяцы. И не просто странного, а поистине невозможного. Пусть вы ученый, пусть вера у нас разная, но ведь вам тоже известно, что существуют силы, не принадлежащие нашему миру.
Не дождавшись моего отклика, он продолжил:
— Началось это три месяца назад, после землетрясения. Исчезла местная девушка. Ее видели поднимающейся в горы, по ущелью к Уаскану, и она не вернулась. Я отправил людей на поиски. Они добрались до ущелья, но там был туман, он все сгущался, пока не ослепил их вконец. Охваченные страхом, они поспешили спуститься. А через неделю пропала другая девушка. Мы нашли ее следы.
— В том же ущелье?
— Да, и поиски завершились так же безуспешно. Пропало уже семь девушек, одна за другой, и всегда это происходило одинаково. Вы же понимаете, белый сеньор, — бледное усталое лицо фра Рафаэля погрустнело еще пуще, когда он взглянул на обрубки своих ног, — я не мог отправиться по следам бедняжек. Четыре года назад меня изувечило землетрясение. Епископ потребовал, чтобы я вернулся в Лиму, но поддался моим уговорам и позволил остаться, ведь здесь мой народ, сеньор. Селяне меня знают и верят мне. Лишившись ног, я не лишился этого доверия.
Я кивнул:
— Но все же без ног вам не решить возникшую проблему.
— Вот именно. Я не могу взобраться на Уаскан и разузнать, что произошло с девушками. А моя паства… Я выбрал четырех мужчин, самых сильных и храбрых, и попросил отнести меня наверх. Надеялся, что они превозмогут свои суеверия, но ошибся. Вскоре страх заставил их повернуть назад.
— Сколько вы успели пройти?
— Две-три мили, не больше. Туман все уплотнялся, мы уже ничего не видели, а ведь и в ясную погоду тот путь опасен. Я не смог уговорить помощников. — Фра Рафаэль в изнеможении закрыл глаза. — Они вспоминали инкских богов и демонов: Манко Капака, Маму Укклу, детей солнца. Они прямо-таки умирали от страха, белый сеньор. Жались друг к дружке, точно овцы, и твердили, что вернулся древний бог — он-де всех нас заберет, одного за другим. И ведь так и происходит — девушки пропадают одна за другой.
— Но только девушки, — задумчиво произнес я. — Причем явно не было никакого принуждения. Что там, на Уаскане?
— Ничего. Одни лишь дикие ламы и кондоры. Еще снег, ветер, стужа. Это Анды, друг мой.
— Что ж, — сказал я, — мне это кажется интересным. И как антрополог, я обязан разобраться и отчитаться перед институтом. Кроме того, я любопытен. На первый взгляд тут нет ничего сверхъестественного: семь человек заблудились в чрезвычайно густом тумане, появившемся в этих местах после землетрясения. — Я улыбнулся священнику. — Все же, полагаю, мне стоит подняться на Уаскан и выяснить, что же там такого привлекательного для девушек.
— Буду молиться за вас, — пообещал фра Рафаэль. — Хотя… знаете, сеньор, хоть я калека, силенок мне не занимать, да и выносливости. Я смогу ехать на burro[57].
— Не сомневаюсь в вашем желании помочь, фра Рафаэль, — сказал я, — но не следует пренебрегать соображениями практичности. Дорога трудна, и наверху очень холодно. Ваше присутствие будет только сдерживать меня. Один я смогу двигаться быстрее. А ведь я даже не знаю, сколь далеко придется пройти.
— Пожалуй, вы правы, — вздохнул священник. — И когда же…
— Сейчас. Мой burro уже под вьюками.
— А носильщики?
— Останутся здесь, — хмуро проговорил я. — Потолковали с вашими односельчанами и наотрез отказались меня сопровождать. Что ж, обойдусь своими силами.
Я протянул руку, и фра Рафаэль крепко пожал ее.
— Vaya con Dios[58], — напутствовал он меня.
Я вышел под слепящее перуанское солнце. Местные indios[59] стояли тут и там группками и притворялись, будто не замечают меня. А мои носильщики и вовсе предпочли где-то спрятаться. Я ухмыльнулся, выкрикнул язвительные прощальные слова и повел ослика к ущелью.
Там с восходом солнца растаял туман, но он все еще лежал в каньонах западнее. В небе кружил кондор. Я вошел в теснину, ведя в поводу терпеливое, послушное животное. Вскоре заметно похолодало, и туман начал сгущаться. Все так, как предупреждали индейцы.
Да, со мной они были откровенны. Я знал их язык, разбирался в их религии. Метисы с кровью инков в жилах, они сохранили слепую веру в богов древнего народа, погибшего вместе со своим правителем Уайной Капаком, великим инкой, за год до вторжения в Перу конкистадоров Писарро. Я выучил язык этого народа, носившего название кечуа, и благодаря данному обстоятельству узнал весьма немало.
И все же недостаточно. По словам индейцев, в горах близ Уаскана появилось нечто новое. Но что именно, никто объяснить не мог, хотя порассуждать был не прочь. Это нечто, говорили индейцы, фаталистически пожимая плечами, призывает к себе юных девушек — конечно же, ради каких-то жертвенных ритуалов. ¿Quien sabe[60].
Я был уверен, что загадочный сгущающийся туман не принадлежит к моему миру. Еще нигде в истории человечества такой туман не наблюдался. Напрашивался вывод: землетрясение открыло некой чуждой силе дорогу к нам. И выяснять, что это за сила, — верх безрассудства.
Но я же антрополог; для меня ценен даже самый слабый след, способный привести к разгадке тайны. К тому же работа на институт уже закончена, добытые образцы отправлены с вьючным караваном в Кальяо, записи переданы на хранение фра Рафаэлю. А еще я молод, во мне не ослабла тяга к дальним странствиям, к увлекательным приключениям.
Я надеялся обнаружить на Уаскане нечто весьма необычное, пусть и опасное.
Ах, молодость, как же ты бываешь глупа…
Первую ночь я провел в пещерке, защитившей меня от ветра. На этой высоте насекомые не водились, и хотя не было и топлива для костра, выручил спальный мешок с шерстяной подкладкой. Правда, я изрядно тревожился из-за оставленного снаружи ослика. Но он не замерз, и поутру, навьючивая его, я нешуточно радовался.
Туман был плотен, но не сказать что непроницаем.
Кое-где на снегу остались следы, не стертые ветром. Последняя девушка ушла из села за день до моего прибытия, что значительно облегчило мне задачу. Я продолжал свой одинокий путь в безмолвном ущелье, а туман все крепчал, тропа все сужалась, и вот она уже почти сошла на нет…
Я практически ничего не видел. Пробирался ощупью, ведя за собой ослика. Иногда проглядывали отпечатки ног, свидетельствуя о том, что девушка шагала быстро и порой даже бежала; я решил, что туман тогда был не настолько густ. Как выяснилось впоследствии, это предположение было совершенно ошибочным…
Пробираясь по узкому карнизу над пропастью, я вдруг услышал, как заскрежетали по камням копыта, а потом веревка вырвалась из моей руки, и осел с ревом, так похожим на панический человеческий крик, полетел вниз. Я застыл в ужасе, прижимаясь к камню и слушая звуки падения несчастного животного. И вот последний отзвук растаял в шорохе сыплющегося снега и перестуке падающих камешков.
Ничего не видя в кромешном тумане, ощупью я добрался до того места, где выветрелая порода обрушилась под тяжестью осла. Все же от карниза осталось достаточно, чтобы я мог вернуться по своим следам, но я не стал этого делать. Я был уверен, что до цели поисков уже недалеко. Не могла легко одетая девушка преодолеть Уаскан. Я ее обнаружу еще сегодня.
И я пошел дальше, нащупывая путь в плотном молчаливом тумане. Несколько часов кряду видимость не превышала нескольких дюймов, а потом вдруг передо мной довольно четко прорисовалась тропа. И вот наконец, выбравшись из этого сверхъестественного, неземного тумана, я двинулся по ясным следам женских сандалий.
Но вскоре эти следы внезапно исчезли, и я остановился в растерянности. Огляделся и увидел лишь яркое пятно в туманном покрове наверху — там горело солнце.
Предположив, что следы заметены ветром, я опустился на колени и смахнул снег руками. Но отпечатков ног не нашел. Наконец я худо-бедно сориентировался и побрел приблизительно в том направлении, куда могла идти девушка.
Компас утверждал, что я продвигаюсь на север. Туман теперь казался мне живым, разумным существом, стерегущим тайну, что лежала за его серой плотью. И вдруг все изменилось! По телу побежал зуд, как от электрического тока. Стена тумана осветлилась, и смутно, как сквозь полупрозрачное стекло, я увидел впереди силуэты.
Я направился к этим расплывчатым силуэтам, и вскоре туман вовсе исчез.
Передо мной лежала долина, покрытая белым с синеватым отливом мхом, лишь кое-где сквозь эту белизну проглядывали малинового цвета глыбы. Тут и там виднелись деревья; то есть я предположил, что эти незнакомые растения — деревья. Они походили на баньяны, но имели десятки стволов, узких, точно бамбук, и синюю листву. Этакие огромные птичьи клетки, стоящие на мертвенно-бледном мху. А туман висел позади долины и над ней. Как будто я вошел в грандиозную пещеру, залитую солнечным светом.
Оглянувшись назад, я увидел все ту же серую стену. Под ногами таял снег, среди мха бежали крошечные ручейки. Воздух согревал и бодрил, словно вино.
Какая удивительная перемена! Просто невероятная! Я двинулся к ближайшему дереву, взобрался на малиновый валун, чтобы хорошенько осмотреть окрестности. От изумления перехватило дух. Это же артефакт! Руина! Все, что осталось от древнего строения, чей былой облик мне даже не вообразить! Камень выглядит твердым, как железо. На стене есть письмена, но почти полностью стертые. И мне ровным счетом ничего не известно об этих загадочных сооружениях. Они не упомянут