ы в исторических трудах — значит были воздвигнуты не на Земле.
Юную индианку я нигде не увидел, а упругий мох не сохранил ее следов. Я стоял, озирался и гадал, что теперь предпринять. Меня переполняло волнение. Но глазам открылось не сказать что многое — участок долины протяженностью этак с полмили. Все, что лежало дальше, скрывал туман.
Я пошел дальше, в долину, с живейшим интересом разглядывая удивительный ландшафт в свете, который просачивался через зыбкий туманный полог и не создавал теней. Была надежда найти здесь предметы культуры инков — глупая надежда, противоречившая выветрелым малиновым камням. Я догадывался, что эти камни крепче железа, но у эрозии было достаточно времени, чтобы превратить элементы строительных конструкций в бесформенные огрызки. Будь эти конструкции земного происхождения, они должны были стоять тут еще до появления на планете человека разумного, а то и до появления неандертальца.
Все-таки удивительно, до какой степени наш разум приспособлен к антропоморфному мышлению. Совершенно не укладывалось в голове, что я шагаю по земле, образовавшейся за пределами известной нам, людям, Вселенной. На то, что это частица иного мира, намекали деревья с синей листвой, а багряные руины стремились развеять мои сомнения. Атмосферные условия — этот туман, это тепло — уж точно не были в порядке вещей на кордильерском высокогорье. И все же мне хотелось верить, что у феномена вполне земное происхождение, что это какой-то каприз геологии: вулканическая активность, выходы подземных газов…
Хотя я видел не дальше чем на полмили, по мере моего продвижения дымчатый горизонт отступал. Долина была больше, чем мне показалось сначала. На ум пришло сравнение с Элизиумом, где в саду Прозерпины бродят призраки умерших людей. Снова и снова я перешагивал через бегущие во мху ручейки с ледяной водой — где-то в тумане таяли снега. «А здесь царит забвенье средь замершей земли…»
Между тем ландшафт на моем пути менялся. По-прежнему встречались малиновые руины, но появлялись и остатки сооружений, принадлежащие, как мне представлялось, к иной культуре. Все гуще росли синие деревья. Едва ли не каждое было столь плотно увито кудрявыми лианами шафранового оттенка, что годилось на роль маленькой хижины. Подойдя близко к одному из них, я услышал тихое пощелкивание, странным образом похожее на стук клавиш пишмашинки, но поглуше. Я уловил краем глаза движение и резко повернулся; рука сама дернулась к кобуре.
Из дерева-хижины вышло существо и уставилось на меня. Да, я чувствовал, что оно меня рассматривает, хотя у него не было глаз. Еще я чувствовал, что оно обладает сознанием, разумом — очень уж человеческим, прямо-таки до жути, было это настороженное ожидание. Четырех футов в диаметре, существо было бесформенным, если не считать трех гибких щупальцев цвета слоновой кости, на которых оно стояло, и бахромы из тонких кнутоподобных жгутиков, опоясывающих его.
Таинственное существо не сводило с меня безглазого взора. По мягкому округлому телу ползали меняющиеся краски. Вдруг оно удивительно быстро и плавно двинулось вперед, перебирая ногами-щупальцами. Я отступил, выхватывая пистолет.
— Стой! — приказал я, едва не сорвавшись на крик. — Не приближайся!
Оно остановилось, как будто поняло приказ или угрожающий жест. Жгутики вокруг его «талии» затрепетали, ярче засветились колеблющиеся ленты красок. Я не мог избавиться от странной уверенности, что существо пытается общаться со мной.
А потом оно снова целеустремленно двинулось вперед. Я попятился, держа его на мушке; палец напрягся на спусковом крючке. Существо остановилось, а я все отступал, охваченный нервным волнением. Когда расстояние между нами увеличилось до пятидесяти ярдов, существо развернулось и ушло в свой оплетенный лианами «баньян».
После этой встречи я проходил мимо деревьев со всей осторожностью, но больше подобных созданий не обнаруживал.
Ученые крайне неохотно поступаются своей так называемой логикой. По пути я силился рационально объяснить себе, как могло появиться на свет столь необыкновенное существо, пытался анализировать увиденное в свете современной науки. Нет сомнений в том, что это живой организм. Однако он явно не белковый. Растение, измененное мутацией? Возможно… Нет, не годится версия: существо обладает разумом. Хотя какого рода этот разум, поди угадай…
Где-то здесь семь ушедших из села девушек, напомнил я себе. Моя задача — разыскать их, и как можно быстрее.
И я их нашел. Не всех, но шесть. Они сидели рядком на синеватом мху, спиной ко мне, и глядели на малиновую каменную кладку. Поднявшись на бугорок, я увидел их — неподвижных, как бронзовые статуи.
Вне себя от радости, я спустился к ним. Но радость еще на пути сменилась тревогой: а ну как окажется, что все они мертвы?
Нет, они не были мертвы. Но и не были живы — в подлинном смысле этого слова.
Я схватил одну из них за голое плечо — кожа была удивительно холодна. Девушка будто не ощутила моего прикосновения. Ее губы, тронутые синевой, были крепко сжаты, а зрачки чрезмерно расширены, как от наркотика.
Подобно остальным, девушка сидела по-индейски, подобрав ноги. Когда я попытался ее развернуть, она повалилась на мох, даже пальцем не шевельнув, чтобы удержать равновесие. Несколько мгновений лежала, а потом медленно, по-кукольному, вернулась в прежнюю позу и снова устремила взгляд в пустоту.
Я посмотрел на ее товарок: все точно так же погружены в безучастность, похожую на летаргический сон. Как будто из них вычерпан разум, или как будто их души находятся неведомо где. Конечно, это предположение было фантастическим, но вряд ли нашелся бы врач, способный поставить этим бедняжкам верный диагноз. Хотя проблема, несомненно, крылась в области психики.
Я повернулся к первой, похлопал ее по щекам и приказал:
— Очнись! Ты должна подчиниться мне! Просыпайся!
Никаких признаков того, что она что-то почувствовала или увидела. Я зажег спичку, и взгляд девушки сфокусировался на пламени. Но размер зрачка остался прежним.
Меня пробрала дрожь. А в следующий миг я ощутил движение позади. Обернулся…
К нам приближалась седьмая девушка.
— Миранда! — окликнул я ее. — Ты меня слышишь?
Имя я узнал от фра Рафаэля.
По синеватому мху девушка шла босиком, и я увидел на ногах пятна обморожения. Но она явно не испытывала боли.
И тут я понял, что это не просто молодая индианка. Где-то в глубине моей души всколыхнулся инстинктивный ужас, по коже побежали ледяные мурашки, и я задрожал так сильно, что едва сумел вытащить пистолет из кобуры.
На лице у той, что медленно подступала ко мне, не отражались никакие чувства; черные глаза неподвижно смотрели в никуда. И все же она не была похожа на девушек, сидевших у меня за спиной; она вообще не имела ничего общего с индейцами. Сравнить ее я берусь только с фонарем, в котором горит сильный огонь. Остальные шесть фонарей то ли не были зажжены, то ли успели погаснуть.
Огонь этот был не из тех, что могли бы загореться на Земле, или в этой Вселенной, или даже во всем нашем пространственно-временном континууме. Девушка, носившая имя Миранда Валле, была жива — но то была нечеловеческая жизнь!
В каком-то дальнем, скептическом закутке моего разума родилась мысль, что это чистое безумие — либо иллюзия, галлюцинация. Да, я понимал, что происходящее выглядит нереально, но это не имело значения. Девушка, ступавшая по податливому мху, была словно окутана невидимой, неосязаемой вуалью — тем, что отчуждает таких созданий от людей и для чего люди тысячелетия назад придумали слово «божественность». Мне подумалось, что ни один человек не смог бы притронуться к этому существу.
И все же меня переполняли страх и отвращение — эмоции, с божественным никак не ассоциирующиеся. Я смотрел на Миранду, зная, что вскоре ее взгляд упадет на меня, что она осознает мое присутствие. А что будет потом? Мой разум не осмелился искать ответ на этот вопрос…
Она подошла и тихо уселась возле других, удлинив собой ряд. Ее тело напряглось и застыло, и вмиг исчезла та жуткая вуаль, как будто ее унес ветер. Передо мной сидела обычная индейская девушка — как и шесть остальных, опустошенная, немыслящая, бездвижная.
Зато ее соседка внезапно поднялась, и это было медленное, плавное движение. Снова во мне зашевелился ледяной страх. Сверхъестественная сила не исчезла, она всего лишь переместилась в другое тело!
И я испытал точно такой же ужас, как и при появлении Миранды. Каким-то вкрадчиво-чудовищным образом этот ужас внедрился в мое сознание, хотя внешне ничего жуткого, угрожающего не происходило. Даже этот ландшафт, окаймленный туманом, не выглядел слишком уж аномально, если учесть, что он находился в горах, на изрядной высоте. Почему бы здесь не расти синеватому мху и странного вида деревьям? Даже семь туземных девушек казались естественной деталью сцены. Нет, меня угнетало ощущение чуждого присутствия, страх перед неведомым…
Когда «одержимая» девушка встала, я обратился в бегство, мертвея от ужаса, отчаянно пытаясь вырваться из хватки кошмара. Споткнулся, упал, панически вскарабкался на ноги — и оглянулся.
Девушка смотрела на меня, ее далекое лицо было совсем крошечным. И вдруг молниеносно увеличилось — индианка теперь стояла в нескольких футах. Сам я не двигался и не видел, как двигалась она, но мы снова были вместе — я и семь девушек…
Гипноз? Наверное, нечто в этом роде. «Одержимая» не приблизилась ко мне, а, наоборот, заставила меня вернуться; при этом мой разум был отключен, и я ничего не запомнил.
Теперь я не мог шевелиться. Мог лишь стоять и смотреть, как мистическая сущность, облеченная в человеческую плоть, протягивает ко мне руку, и ощущать, как холодные пальцы вонзаются в мою душу. Они раскрыли мой разум, расстелили его, точно карту, и по нему заскользил нечеловеческий взгляд. Это было постыдно, унизительно, но я не имел никаких сил для сопротивления или бегства.
О том, что происходило позже, я почти ничего не помню. Остались какие-то смутные картины с синеватым мхом и корявыми деревьями, со жгутами тумана, обвивавшими меня в тщетных попытках удержать. И ни на миг не отпускал темный ужас — ужас безымянный, невидимый, скрывавшийся от меня, хотя сам я не мог скрыться от его безглазого взора.