— А ты разве чем-нибудь им обязан, друг мой?
— Ничем. Я их ненавижу. Мне бы хотелось выкинуть их прочь с планеты Локи, да и тебя с твоими ребятами тоже. По мне, так в поселении Ансибел могут хоть все погибнуть: мужчины, женщины, дети. Но я бы не хотел совать собственную голову в петлю, участвуя в их убийстве. Я буду на виду, а во время переполоха погибнут не все. Если я заработаю сорок тысяч кредитов, мне бы хотелось остаться в живых, чтобы получить от них удовольствие. И не хотелось бы, чтобы толпа деревенских жителей повесила меня на ближайшем дереве, как только я слезу с холки быка. Тут не о чем говорить.
— Наверное, — вздохнул Луг. — Наверное. А жаль. У меня эти сорок тысяч как раз с собой.
Он полез в рукав своего желтовато-коричневого пиджака и выложил на стол упаковку банкнот. Она была толстая, хрустящая и пахла мятой.
— Твои. Бери. Если, конечно, можешь сделать работу. Джейми, разве не стоит немного рискнуть?
— Может быть.
Морган жадно смотрел на деньги. Думал о своем корабле, который стоял с пустыми баками в порту за Ансибелом и никуда не мог улететь — как и он сам. Положа руку на сердце, чем он обязан поселенцам? Они его пожалели? Как и большинство людей, путешествующих по пустынным мирам, Морган очень высоко ценил жизнь. Он убивал только в безвыходных положениях и только в таких количествах, в каких было необходимо.
Однако с такими деньгами он может купить себе свободу. В конце концов, Локи — планета большая. Морган ласково погладил спусковой крючок пистолета под столом.
Вдруг он усмехнулся и сделал молниеносное движение правой рукой. Стол дрогнул, между ним и Лугом вправо-влево взметнулся сияющий фонтанчик пузырьков. Когда жидкость в кружке успокоилась, дуло пистолета лежало на краю стола, и его немигающий глаз смотрел прямо на венерианина. У Луга, который увидел черный зрачок через туман пузырьков, глаза начали съезжаться к носу. Он вопросительно взглянул на Моргана:
— И?
— Я беру деньги. Прямо сейчас.
Луг долго смотрел на него ничего не выражающим взглядом. Потом медленно толкнул пачку кредитов через стол. Морган не стал отводить глаза, но свободной рукой нашарил деньги и уверенным жестом положил их в карман.
Венерианин едва заметно шевельнулся. Морган не дал ему времени завершить действие, какое бы оно ни было.
— Сидеть! — резко приказал он.
— Ты не сможешь с ними уехать, — сказал человек с Венеры. — Мои ребята…
— Ничего мне не сделают. С чего бы? — уверенно отвечал Морган. — Я собираюсь поработать.
— Как? — Луг поднял бледные брови.
— Хорошо, я прогоню быков. Но не через город. Это будет убийство, а мне бы не хотелось совать голову в петлю из-за кого бы то ни было. Космический патруль убийств не потерпит.
— Тогда что ты собираешься делать?
— Знаешь сады к востоку от города? И полосу полей между ними и Ансибелом? Я могу загнать быков в эту долину. Пусть втопчут их вонючие посевы обратно в землю. Сломают фруктовые деревья. Уничтожат плоды полугодовых трудов. Может, поселенцам даже придется уехать с Локи. — Морган облизал губы. — Да, это должно сработать.
— Не знаю… — Луг нахмурился. — Не уверен.
— Ты когда-нибудь слышал, как бежит стадо быков Харвестера? — сурово спросил его Морган. — Земля дрожит, как при землетрясении. На полмили вокруг в окнах вылетают стекла. Когда поселенцы почувствуют и услышат, что происходит, они вылетят всем роем, как пчелы из улья. И у тебя в Ансибеле будет сколько угодно свободного времени. А больше я ничего не буду делать. Ничего. Ну что, хочешь, чтобы я за эти деньги что-нибудь для тебя сделал, или я могу просто забрать их и уйти?
Сияющий Луг глянул на свои длинные бескостные пальцы, стиснувшие оловянную кружку. Он замысловато переплел их, словно составлял сложное сообщение на венерианском языке жестов — совет самому себе. Через некоторое время он кивнул и поднял взгляд, немного смазанный туманом от лопающихся пузырьков.
— Очень хорошо. Я могу на тебя положиться?
— Конечно, я это сделаю. — Морган поднялся, оттолкнул стул. — Но по-своему, а не по-твоему.
Сияющий Луг снова погрузил нос в пузырьки. Его горло издало звук, с каким море на Венере накатывает на каменистый берег.
— По-твоему, а не по-моему, — самым ласковым голосом согласился он.
Быки Харвестера — безумные ангелы разрушения. Выглядят они как херувимы, величественные бородатые херувимы из ассирийских легенд: могучие, громадные, с огромными львиными мордами и густыми длинными ассирийскими бородами. Их лбы украшают чувствительные к звукам выросты, а пугливость превосходит чуткость слуха. Любое отклонение от звукового шаблона нормальной ситуации обращает их в жуткое, разрушительное бегство.
«У хорошего исследователя не бывает опасных приключений», — вспомнил Морган старую поговорку и подправил ее: «Кроме всяких неожиданностей». На неизведанных планетах недостатка неожиданностей не наблюдается. Первая вода, которой Морган выпил на Локи, по всем химическим тестам была абсолютно чистой, но его на две недели свалил в лихорадке новый вирус, зарегистрированный наукой после того, как Морган его открыл. Этот вирус, который фильтровался через фарфор, выдерживал кипячение и любую противовирусную обработку, — оказался так далеко за пределами принятой системы координат, что никакая экстраполяция не помогала — разве что пришлось бы протянуть ее в бесконечность, но тогда уж никто бы не отважился пробовать что-либо новое.
Так же было и с быками. Ими можно было управлять. Немногие знали как, и еще меньшее количество людей обладало той быстрой реакцией, которая помогла бы осуществить это на практике.
Морган сидел в засаде абсолютно неподвижно и едва дышал. Он был почти так же неподвижен, как и камень. Нет, не совсем верно, ведь он не был камнем, а без естественного камуфляжа он никак бы не смог полностью сымитировать неподвижность. Но, призвав на помощь все свои чувства, он мог воспринять естественные ритмы и их пульсации — в окружавшем лесу, среди звезд над головой. Ритмы тех, кто спит в ночном лесу Локи, и тех, кто только что проснулся. Медленно, постепенно он проник в абсолютную, переменчивую пустоту, тонко настроенную на мир вокруг.
Он избавился ото всех мыслей. Даже перестал ждать. Ультразвуковой пистолет был рядом, готовый в нужный момент вступить в действие. Стадо дремало, жевало, медленно перемещалось по заросшей деревьями долине все ближе и ближе к нему. Сейчас быки стояли под звездным небом неподвижно — наверное, уснули. В этой беспокойной тишине Морган сидел на корточках, приложив кончики пальцев ко мху, чтобы ощущать тончайшие вибрации почвы.
Он один раз переменил место, проскользнув по пригоршне сухих листьев туда, где проходивший сквозь ветви деревьев звездный свет удачнее скрывал его. И, только переместившись, он понял, что новое место лучше: тут он поймал ритм Локи.
Сколько было миров, с которыми он вот так побратался, где поймал пульс жизни, способствовавший слиянию живого мира и живого человека. Сейчас ему казалось, что вся планета Локи спала и ни о чем не подозревала. И только он сидел в полумраке на корточках, в полной гармонии с вращающейся планетой. Ему почти не нужно было глядеть на осциллограф, на всякий случай установленный рядом. Точность своей настройки Морган ощущал при помощи чувства, гораздо более тонкого, чем зрение. Дрожащая зеленая линия на экране осциллографа в наглядной форме представляла ночную жизнь Локи. Другая дрожащая линия зеленого цвета изображала его самого. Конечно, никому из людей еще не удавалось полностью совместить эти две линии. По крайней мере, никому из живущих.
Разум Моргана, освобожденный от воспоминаний о недавних событиях, наполнился непрошеными, давно забытыми образами. «И в шар земной одет…» — припомнилось ему из какой-то забытой книги. Умерший человек, обряженный в шар земной, как будто в саван. И Морган был одет в Локи, но не в том смысле, какой вкладывал в свои строчки поэт. Это будет позднее. Когда-нибудь, где-нибудь на другой планете — может, сейчас Моргану и название ее неведомо, — там он совершит последнее и самое полное воссоединение с вращающейся в космосе сферой, и тогда зеленые линии дрогнут и совпадут.
Но сейчас он был одет в Локи, в свой мир, за который боролся и который завоевал. И Морган хотел, чтобы Локи навсегда остался с ним. И мог этого добиться. Места хватало. Вырастут деревни, а стальная паутина раскинется дальше, но останутся и леса, и горы. Еще очень не скоро поселенцы отважатся исследовать гряду Мертвый Двигатель, или долину Большого Болота, или Лихорадочные холмы.
Земля дрогнула. Зеленая линия на осциллографе пустилась в беспорядочный пляс. Быки начали двигаться.
Зеленая линия прыгала все более размашисто. Морган почувствовал, как мох у него под кончиками пальцев вибрирует все сильнее. Вниз по крутому каньону к нему лениво двигались десятки могучих ног, несшие огромные многотонные тела. Морган ждал. Никакого волнения он не чувствовал.
Быки еще не показались, когда вокруг него возникло ощущение движения. Зашелестели листья, задрожали стволы деревьев. Стадо подходило ближе. Морган совершенно расслабился и позволил пульсу Локи нести его по своему беспокойному руслу.
Высоко над головой, среди тускло освещенных звездами листьев, плохо видное Моргану с его с низкой позиции, но хорошо представимое по дрожанию стеблей и треску веток, появилось огромное черное бородатое лицо в венчике из оборванных листьев. На могучей груди рвались лозы — вожак стада величественно вплыл в поле зрения Моргана, черный, гладкий, по его шкуре бежали синие искры, а волнистая грива спутывалась с волнистой же бородой. Над круглыми, настороженно моргавшими глазами медленно, но безостановочно вращались антенны. Ноздри издавали храп и хрип. Земля вздрагивала, когда он ставил свои могучие копыта.
Морган не двинулся, но каждый его мускул напрягся, словно пружина, и баланс жилистого тела сместился так, чтобы приготовиться к прыжку. Морган выждал момент, а потом его правая рука крепко сомкнулась на устройстве дистанционного управления, соединенном со спрятанным оружием.