– Если он когда-нибудь подведет тебя, я его с радостью убью, – произнес Дантраг с очередным поклоном.
Эти слова вызвали улыбку на покрытом морщинами лице Ивоннель, и Дантраг, судя по всему, воспринял улыбку как комплимент, особенно после того, как она добавила:
– Я в этом нисколько не сомневаюсь.
Но, улыбаясь, Верховная Мать думала о своем. Никто из ее детей, ни Дантраг, ни могущественный Громф, ни верховная жрица Триль, ни Квентл, ни Сос’Умпту… никто из них не знал. Даже сам Джарлакс не знал этого.
За исключением самой Ивоннель, во всем городе лишь еще двое были посвящены в эту тайну, и если бы они заговорили, то навлекли бы на себя гнев самой Госпожи Ллос.
Джарлакс был родным сыном Ивоннель, третьим сыном, которого, как велит обычай, принесли в жертву Ллос сразу после появления на свет.
На следующий вечер, как раз перед тем, как завершить приготовления к походу, Джарлакс получил вызов в Дом До’Урден. Разумеется, он не знал, чего следует ожидать, и поэтому испытал немалое облегчение, обнаружив, что ему не позволят войти во дворец и не позволят предстать перед зловещей Матерью Мэлис.
Вместо этого на парадном балконе появился Закнафейн; при помощи заклинания левитации он спустился и встретился с наемником на улице.
– Моя госпожа, Мать Мэлис, внезапно прониклась уважением к Бреган Д’эрт, – сообщил мастер оружия с одобрительной ухмылкой. – Особенно после того, как ее дочка, похожая на огра, сегодня вернулась из Арах-Тинилит, побеседовав с главой Академии, госпожой Иварн Бэнр.
– Я пытался ее убедить, – невинным тоном произнес Джарлакс и пошел прочь; Закнафейн шагал рядом.
– И с кем я должен сразиться сегодня ночью в обмен на выходной? – поинтересовался Закнафейн.
– Думаю, можешь сражаться с кем пожелаешь, – хмыкнул Джарлакс. – Что до меня, я иду в квартал Вонючие Улицы выпить дрянного вина и мерзкого эля, а потом лягу в постель с самой страшной и некрасивой бабой, какую только смогу найти.
– Почему?
– Эту выпивку называют дрянной лишь потому, что она продается на каждом углу, а не спрятана в подвалах высокомерных дураков, – пояснил Джарлакс. – А женщин называют некрасивыми лишь потому, что они могут принадлежать любому. Именно в этом и заключается их очарование; их ласки – искренние, и отдаются они только ради страсти.
Закнафейн покачал головой и пробормотал, что хочет выпить – нет, просто нуждается в такой выпивке.
Часть 2Ради нас!
Мне интересно перечитывать заметки, сделанные много лет назад. Часто собственные рассуждения и выводы заставляют меня хмуриться, поскольку сейчас я считаю, что стал мудрее, что теперь я способен более разумно и четко осмысливать и беспристрастно оценивать любую ситуацию, способен найти лучшее решение любой проблемы. О, я нахожу в своих старых дневниках те же самые намерения, те же самые устремления, но на этих страницах время от времени попадаются небольшие ошибки, и теперь я ясно вижу их.
Представление о мудрости часто ассоциируется с жизненным опытом, но, возможно, мудрость также следовало бы связывать с понятием «скромность». Сейчас я понимаю: взявшись за эти самые записи спустя десять лет, спустя сто лет, я снова почувствую необходимость внести множество исправлений.
Другая вещь, которая поражает меня во время небольших «экскурсий» в прошлое, – это цикличность жизни. Я имею в виду не только рождение и смерть, но и множество радостей и горестей, которые выпадают всем нам год за годом. У дроу есть старая пословица: «Ава’тил ната пасаисон зхан куэс по финнуд эбриэс херм». Иначе говоря: «История – это поэма, где рифмуются все строки».
Как это верно сказано! Стоит лишь вспомнить конфликты, в которых пришлось в свое время участвовать мне и моим друзьям; в них можно без труда угадать назревающие опасности, очень сильно напоминающие прежние. Даже величайшие трагедии и радости нашей дружбы вполне предсказуемы для того, кто раз за разом переживал их. Со стороны часто может показаться, что прежняя схема нарушена, но мыслящие существа в состоянии уложить события в логические рамки.
Применив понятие цикличности к жизни Мензоберранзана, мы поймем, что Ллос, возможно, не так уж глупа. А может быть, как раз наоборот, она проявляет удивительную глупость? Хаос восхищает ее последователей, более того, заставляет их чувствовать себя живыми! Но в конечном итоге они оказываются в том самом месте, откуда начали свой путь. Возможно, некий клан возвысится по сравнению с остальными, возможно, противник, непосредственно угрожавший властям, будет повержен, новое заклятие будет создано для того, чтобы скрыть солнечный свет. Но перед путником, посетившим Мензоберранзан сегодня, предстанет практически тот же самый город, который я видел из колыбели.
Разве нельзя сказать то же самое, к примеру, о Глубоководье?
Да, какие-то цивилизации будут растоптаны завоевателями и сметены с лица земли. Города будут засыпаны вулканическим пеплом. Великая засуха способна уничтожить целые культуры; могучие океанские волны могут разрушить города, опустошить прибрежные районы, навеки похоронить процветающие порты под толщей воды, на дне морском. Но цикл жизни при этом не нарушается. Алчность и щедрость остаются. Остаются любовь и ненависть. Все эти качества, эти страсти, уравновешивающие друг друга и бесконечно сражающиеся друг с другом, грани человеческой природы, природы дворфов, эльфов, хафлингов, гномов и любой другой разумной расы никуда не исчезают. Итак, извечная битва продолжается.
Победитель никогда не чувствует себя в безопасности. Результат борьбы настолько банален и предсказуем, что мы можем сделать очевидный вывод: внутри бурлящего хаоса царит застой.
Когда я поделился своими соображениями с Бренором, он заявил, что даже для дроу я мыслю излишне мрачно, а затем сунул руку за щит и протянул мне кружку эля.
Но нет, это не мрачная мысль, она не угнетает меня, не делает меня беспомощным перед лицом неумолимого рока и неизбежной судьбы.
Потому что я знаю кое-что другое: в то время как мы движемся по кругу, мы одновременно движемся и вперед. Я становлюсь более зрелым, перечитывая свои старые заметки; так и культуры, в свою очередь, «взрослеют». Для сегодняшнего посетителя Мензоберранзан будет выглядеть почти так же, как выглядел для меня, когда я бросил на него первый взгляд из Дома До’Урден, – почти, но не совсем.
Времена изменяются к лучшему для всех рас, поскольку внутри культуры тоже существует память, понимание того, что «работает», а что – нет. Если эти уроки забываются, цикл «обращается» назад, а если они запоминаются, общество движется вперед. С каждым циклом, с каждым разом, когда подтверждается мнение о том, что является добром, а что – злом, «ученики» делают еще несколько мелких шажков к добру.
Этот цикл занимает долгое время, но все же движение направлено в сторону мира и справедливости для всех нас. Нетрудно вспомнить многочисленные исторические события, проявления жестокости и массовые убийства, которые наводят ужас на наших современников. И тем не менее эти варварские деяния были приняты равнодушно или сочтены необходимыми в те времена, когда общество являлось более суеверным и менее просвещенным.
На Бренора и эти рассуждения тоже не произвели большого впечатления. Он просто протянул мне вторую кружку эля.
Нет, невозможно отрицать тот факт, что жизнь индивида и жизнь общества представляют собой циклическую смену периодов кризиса и покоя. Каждый такой период учит нас чему-то, и мы становимся сильнее.
Мы становимся мудрее.
Иногда мне приходит в голову, что существа, которых мы на Фаэруне называем богами, – всего лишь некие смертные создания, наделенные исключительным долголетием. Они слышали поэму«пасаисон»,поэму былого, столько раз, что теперь без труда могут предсказывать будущее. Неизбежный результат настолько глубоко укоренился в их сознании, что теперь они могут слышать не только эхо прошлого, но и эхо грядущего. В итоге они получают дар предвидения, основанный на знании последствий. Они освоили это великое могущество точно так же, как воин осваивает новую технику нападения.
Мое собственное путешествие едва не оборвалось во время последнего кризиса не просто потому, что мне грозила гибель, – возможность смерти присутствует в моей жизни постоянно, – но потому, что я утратил связь с реальностью. Почва, на которой я стоял, превратилась в зыбучий песок, и я едва не утонул в этом песке.
И утонул бы. Но мне помогло умение «сжимать», «конденсировать» циклы своей жизни. Я надеюсь, что мое путешествие отныне превратится в прямую, ясную дорогу к прозрению и глубокому пониманию смысла собственного существования.
Основная доктрина монахов ордена Желтой Розы велит нам прощать себя, полностью принимать свои недостатки, любить свое физическое тело как вместилище духа, который вечно ищет совершенства. Искреннее, безоговорочное принятие себя и своих слабостей позволяет человеку идти дальше без помех в виде чувства вины, неуместных сомнений по поводу сделанного выбора и бесполезных сожалений о прошлом.
Нужно лишь слушать эхо прошлого.
Предугадывать музыку будущего.
Шагать бесстрашно.
И поэтому, сжимая в руках свои верные мечи, я иду вперед – смело, с улыбкой на устах.
Дзирт До’Урден
Глава 7Отец
Год Возрожденного Народа Дворфов (1488‑й по летоисчислению Долин)
Холодная изморось и хлопья мокрого снега осыпали Лускан этим хмурым зимним днем. Но, несмотря на ненастную погоду и сильную облачность, небо над Иллуском оказалось слишком ярким для зрения Закнафейна До’Урдена, дроу, который выходил на поверхность только раз в жизни, несколько веков назад. Он плотнее закутался в тяжелый плащ, подарок Джарлакса. Все трое были сегодня тепло одеты – сам Закнафейн, Джарлакс и необычная молодая женщина по имени Ивоннель, дочь Громфа и тезка великой Верховной Матери Бэнр. Они перешли мост, соединявший материк с Охранным островом, и по следующему мосту добрались до второго острова, на котором возвышалось огромное чудесное строение, известное под названием Главная башня тайного знания.