Не знаю, каким чудом Тильда нашла эту семейную пару цветных, но нарадоваться не могу. Немолодые уже, умные, повидавшие жизнь. Повезло…
— Ещё раз повторяю, — Председательствующий в плохом настроении и не скрывает этого. Короткая апоплексическая шея красная, массивный подбородок упрямо выдвинут вперёд, — выхода у нас нет! Теракт в Хайд-Парке унёс жизни многих достойных американцев и особенно больно отозвался для нас, Демократической партии! Думаю, не нужно напоминать вам, сколько ярких, харизматичных политиков унесло то чудовищное преступление?
— Но Боб… — Простонал один из руководителей Демократической партии, — Лонг! Хью Лонг! Это же буффон, радикал… назовите как хотите, но мы не отмоемся от выдвижения такого человека! Пока он представляет радикальное крыло нашей партии где-то на периферии, всё нормально. Но в президенты!?
— Он прав, Боб, — Пыхнул вонючей сигарой немолодой толстяк с фигурой мешка картошки и глазами серийного убийцы, — Выдвинуть его мы может, но крупный капитал уйдёт от нас! Желание Лонга посадить на цепь монополии не секрет.
— А для этого, — Взгляд председателя стал торжествующим, — нам нужно посадить на цепь самого Лонга! Он безусловно умный человек, но окружение его почти сплошь провинциалы — едва ли не фермеры, пропахшие навозом.
— Ещё идеалисты из интеллектуалов уровня школьных учителей и библиотекарей, — Вставил негромкую реплику молодой сенатор, — и я бы не стал недооценивать эту публику. Жажда признания в сочетании с идеалами — та ещё гремучая смесь.
— И я не стану! — Взгляд стал торжествующе-злым, — Поэтому мы окружим его нашими людьми, не слишком претендуя на главенство в сфере политической.
— То есть… — Толстяк подался вперёд.
— А это может сработать, — Проронил сенатор, но остальным потребовались объяснения…
— … красиво получается, — Толстяк откинулся в кресле, — Наши люди ведут себя подчёркнуто доброжелательно, всячески демонстрируя профессионализм и потихонечку оттесняя от руководства фермеров и идеалистов. Естественным образом, так сказать. Исключительно на пользу дела. И… что я ещё упустил?
— Сильного вице-президента, — Усмехнулся председатель.
— О…
Присутствующие переглянулись.
— Единственная проблема — в наших рядах не осталось харизматика уровня Рузвельта, — Осторожно сказал молодой сенатор, — Профессиональные управленцы есть, политики прекрасные, а лидеров для народа не наблюдается.
— Так, — Кивнул председатель, — всё так! Будем работать на контрасте, выставляя Лонга этаким народным трибуном, на грани буффона.
— А для серьёзных людей — наши управленцы? Дескать, мы вынуждены работать с тем, что есть, и вполне справляемся. Недурно, — Сенатор перекинул ногу на ногу, — Оседлать волну таким образом можно, а вот потом…
Присутствующие переглянулись, но напрашивающиеся слова произнесены не были.
— Главное, объяснить крупному капиталу, что этот социалист от демократической партии ненадолго, — Усмешливо сказал председатель, — для успокоения народа его лозунги хороши. Лозунги останутся, а вот их толкование поменяется.
— Ситуация не самая лучшая, — Чуть покачивая бокалом рассказывает Дюк, — после кровавого преступления в Хайд-Парке наша партия обезглавлена и до сих пор не восстановилась. Самые яркие политики, самые…
Досадливо скривившись, Уоррингтон залпом выпивает шампанское и щелчком пальцев подзывает официанта. Это один из тех знаменитых Нью-Йоркских приёмов, на которых можно встретить именитых политиков, финансовых спекулянтов, актёров и едва ли не дам полусвета.
Интересное сочетание не сочетаемого, и очень полезное, к слову. Публика разнокалиберная, и провести людей по тонкому льду взаимной толерантности, сохранив при этом хороший вкус, может не каждый. Я вот, например, в ближайшие лет пять не возьмусь.
Уоррингтон справляется, он потомственный политик, натаскиваемый с детства, о нём разговор отдельный. Вообще же ситуация у демократов реально скверная, если уж Дюк так заговорил так депрессивно.
Кризису в американской политической жизни я искренне рад. Нет, не тот случай, когда у соседа корова сдохла… Мне нравится США, нравятся люди… а вот привычка лезть в дела чужих стран не очень.
Сейчас тот самый случай, когда «Чем хуже, тем лучше». Кризис в экономике, кризис в политике. Может, пойдут-таки на уступки простому народу? Хотя ради того, чтобы притушить разгорающиеся революционные настроения.
Как бы не называть Лонга, а его программа реально работает. Недаром позже, в куда более сытные времена, американский истеблишмент позаимствовал очень многое из идей луизианского губернатора. Демонизация его в СМИ и кинематографе даже после смерти, это вопрос отдельный и сложный… даже сейчас не вполне могу понять.
Если финансовые воротилы поступятся частью прибыли государству и народу, может получиться вполне социальное государство. И куда более демократическое — по-настоящему демократическое, а не в узких заданных рамках.
Не будет мирового жандарма, не будет источника оранжевых революций и навязываемой толерантности. Будет государство куда более благополучное в социальном плане. Здоровое… только сначала нужно вскрыть нарыв.
— Слуушай, — Перебиваю очередное депрессивное упражнение от Дюка, — ты вот сказал — харизматичных лидеров не осталось.
— Лонг, — Будто выплюнул Дюк, закаменев желваками.
— Прекрасно… то есть ничего прекрасного, — Поправился я под его взглядом, — просто получается, что терять вам в общем-то уже и нечего, так?
— Так, — Подобрался брат.
— Почему бы тебе… именно тебе не взять дело в свои руки? Вслушайся, как звучит — Молодое крыло демократической партии. Или лучше — Молодая гвардия[49]! Пояснить?
Задумчивый кивок… и кажется, меня оценили заново.
— Суть проста — ты идёшь в ногу с Демократической партией, но как представитель её молодёжного, и к тому же неофициального крыла, имеешь право на некоторый радикализм. С одной стороны можно рассчитывать на поддержку партийного аппарата…
— А с другой — старшие члены партии всегда могут сказать, что они тут ни при чём, и это инициатива молодёжи. Молодёжи безусловно хорошей, но иногда по молодости и неопытности зарывающейся, — Подхватил Дюк, — Так?
— В точку! — Поднимаю бокал, — Тут самый цимес в том, что Молодая гвардия может вилять — как вправо, так и влево.
— Цимес, — морщится Дюк, — Слишком часто ты общаешься с Раппопортом!
— И тебе придётся, — Сообщаю ласково.
— Думаешь? — Прищуренные серые глаза смотрят жёстко.
— Я — да! — Парирую жёстко, не отводя глаз, и Дюк прикусывает губу. Евреев он не любит, но не понимать выгодность сотрудничества не может.
Подхватив сейчас знамя толерантности, Молодая Гвардия приобретает мощное лобби в еврейской среде. В тоже время Демократическая партия ничего никому не обещает… это всё инициатива молодёжи. И насколько далеко сумеют влезть евреи в политику, зависит от оказанной ими поддержки во время предвыборной компании.
— Придётся, — Нехотя соглашается брат, глядя на меня с уважением. Чувствую себя неловко, не политик ведь ни разу… хм, был. Для Уоррингтона предложенная мной программа — нечто нетривиальное и свежее. Для человека из двадцать первого века — банальщина. Аж неудобно…
— Спасибо, брат, — Дюк с чувством пожимает мне руку, задерживая её, — не забуду.
— Не получится, — Парирую шутливо… вроде как. Хохоток в ответ, и согласный кивок, — лоббирование интересов кинокомпании и отелей за тобой.
— Согласен, — Чувствую облегчение в словах. Обозначив свой интерес, я показал, что не замахиваюсь на слишком крупную цель… ну это он так думает.
— Потом надо будет подумать, как утвердить это пост за тобой.
— Это всё остальное потом, — Смеётся он открыто.
— Согласен! Если мой брат-президент получит шанс стать когда-нибудь президентом всей страны, я буду рад!
Глаза Уоррингтона темнеют.
— А знаешь, реально ведь, — Пустой бокал ставится на поднос проходящему официанту, не глядя, — Молодая Гвардия… оседлав эту волну, я получаю шанс сейчас… уже сейчас занять не последний по важности пост в аппарате президента!
Интересно… скелет идеи, похоже, начал обрастать мышцами. Если Дюк говорит так уверенно, то шанс в самом деле есть, и не маленький. А это шанс не только для Уоррингтона, но и для тех, кто будет рядом.
Глава 18
Губернатор Луизианы, освещённый полуденным солнцем, стоял у распахнутого окна, заложив руки за спину. Требовалось принять самое сложное решение в его жизни. Решение, способное перевернуть не только жизнь провинциального политика, но и пожалуй — всей Америки.
Шевеление вокруг себя Лонг заметил почти сразу. Кто бы что ни говорил про него, но даже враги не отрицали выдающегося интеллекта и потрясающей, почти абсолютной эйдетической[50] памяти.
Память, способная воспроизвести давно увиденное едва ли не до мельчайших подробностей, и интеллект на зависть профессиональному математику, позволяющий провести глубокий анализ. Интеллект, благодаря которому он смог сдать сложнейший экзамен на право адвокатской практики всего через год после начала посещения университетских курсов.
Ещё — чутьё опытного коммивояжера и человека, профессионально занимающегося политикой. Политика радикального, идущего против крупного капитала и часто — против руководства собственной партии. И притом успешного, с колоссальной поддержкой народа. Непотопляемого.
Человек яркий и неординарный, он привык видеть в глазах других людей то зависть, то восторг на грани преклонения. Слишком умный, слишком целеустремлённый, слишком…
… взявший на вооружение принцип «Умеешь считать до десяти, остановись на семи».
Новых людей в своём аппарате Лонг заметил быстро и взял «на карандаш». Всех их объединяло нечто общее, какой-то свет в глазах… Свет веры, но не в Христа. Социалисты, притом тайные.