— А я бы усилил! — Внезапно добавил Ленц, подняв голову и чуть прищурившись, — Сами подумайте — именно сейчас, когда Сталин свернул весь этот… интернационализм, мы имеем все шансы занять часть оставленных позиций. Как камрады по… гм, социалистическому лагерю…
Присутствующие заулыбались, будто услышав хороший анекдот, весело переглядываясь. Социализм они восприняли ровно в той мере, в какой он полезен для Германии и немецкого народа. Но социалистическая риторика бывает полезной…
— … и как европейцы, — Продолжил молодой политик, — Предлагаю начать экспансию с разных сторон. Этакое просачивание — сперва экономическое, теперь культурное.
— Молодой человек дело говорит, — Брюннинг даже встал, — немецкое влияние в России всегда было сильным, и потеряли мы его с началом Великой Войны. Позднее нам удалось отвоевать ряд позиций, но совершенно недостаточно. Сконцентрировавшись на идее, что русских и немцев, два родственных народа… — Снова улыбки… — стравливали веками, а вот теперь, без англосаксонского влияния, мы сможем вместе построить единый мир.
— Здесь, — Брюннинг вышел из-за стола, принявшись расхаживать, — важно напирать на чувства и исторические факты, поданные в нужном свете. При достаточно слаженных действиях, мы имеем все шансы получить что-то вроде пайзцы[93] на действия в России. От самих же русских, что характерно.
Закончив, садиться он не стал, встав книжного шкафа.
— Зная русских, — Маркс кинул на Брюннинга задумчивый взгляд, — с фразой о стравливании двух братских народов мы можем… очень многое можем. «Перестаралась» наша разведка в СССР — англичане… Да, интересно. Кто за?
Приняли единогласно.
— Следующий пункт, — Маркс взял слово, — Болгария в частности и Баканы вообще. В настоящее время там сложилась достаточно интересная ситуация, и мы имеем все шансы получить контроль над этими землями.
— Болгария — да, — Весомо сказал Брюннинг, — верхушка страны традиционно пронемецкая, сложности могли возникнуть только с простонародьем, столь же традиционно прорусским. Но теперь, когда мы дружим с Советами, ситуация стала для нас исключительно благоприятной. Но я бы рекомендовал ограничиваться захватом стратегически важных направлений, а никак не тотальным контролем. Германия потому воспринимается болгарским простонародьем враждебно, что они ощущают наше присутствие в регионе, как избыточное.
Присутствующие покивали глубокомысленно, делая пометки.
— С Югославией я бы порекомендовал воздержаться от резких движений. Империя Южных Славян, — Произнёс он с нескрываемым сарказмом, — слишком лоскутное образование, чтобы быть договороспособным. Они не могут договориться и меж собой, так что не стоит лезть в этот хаос. Как бы мы не поступили, с кем бы не заключили союз в этой клятой стране, прочие тотчас станут нам врагами.
— Нейтралитет? — Предложил Ленц, видя, что Брюннинг замолк, — Умеренное экономическое сотрудничество и может быть, по советскому варианту? Показать, что мы воспринимаем их как равных и… как братьев. Кузенов.
— Эк вы… — Начал было Маркс и замолк.
— А ведь может сработать, — Нехотя признал он с полминуты спустя, — примитивные народы падки на лесть. Братство… да, согласен. Здесь нужно подключить специалистов, чтобы выработать полноценный план, но в первом приближении годно.
— Богатая культура, — Развил Ленц, — этнографические экспедиции, поиск общих предков. Народная самодеятельность в ту же строку.
— Разовьёте потом ваши идеи, — Приказал Вирт.
— Венгрия, — Маркс окинул взглядом соратников, — есть мысли?
— Нейтралитет, — Подал голос Брюннинг, — националистические настроения там сильны чрезмерно, как и территориальные претензии едва ли не ко всем государствам Восточной Европы, и отчасти Австрии.
— Не согласен! — Отозвался фон Кюстов, впервые подавший голос, — Националистическая и антикоммунистическая настроенность Венгрии имеет свои плюсы. В частности, мы покажем миру, что не ориентируемся исключительно на славян, и не стали чрезмерно социалистическими. Не стоит забывать и об Италии, имеющей тесные связи с венгерским королевством! Союз!
— Против! — Высказался Ленц, — Венгерские правители настроены реакционно и могут выкинуть любой фортель. Хорти[94], Бетлен[95], Гёмбёш[96] — все правые, и все, решительно все, проводят политику удавки на народной шее!
Кроме фон Кюстова, имевшего в Венгрии коммерческие интересы, другие Центристы высказались против союзнических отношений, решив ограничиться нейтралитетом.
— Последний вопрос на повестке дня, — Сказал Маркс, еле заметно нервничая, — сугубо партийный…
Рейхсканцлер говорил негромко и все невольно притихли, прислушиваясь.
— … и весьма щепетильный. Так что…
Он сделал паузу, показав глазами на дверь, но никто не ушёл.
— Крайне правые, — Вильгельм Маркс облизал пересохшие губы, — с ними нужно что-то делать.
— Что-то… — Лен стукнул слегка кулаком по открытой ладони, глядя на рейхсканцлера, и тот кивнул.
— Именно так, молодой человек. Закон… все они побывали в тюрьме, да не по разу. Все вышли, и только чудом не стали во главе Германии. Чем это могло закончиться для Фатерлянда, говорить не нужно.
Присутствующие помрачнели, ситуация в те дни висела на волоске. Приход нацистов к власти, поддерживаемых англосаксами, означало неминуемую войну с Россией. Снова.
Мало кто сомневался, что Германии по силам выиграть эту войну, но… не для себя. Как это бывало не раз и не два, плодами немецких побед воспользовался бы Альбион. Или США, что один чёрт…
— Удачный переворот, и некогда опальные политики уже на троне из чужеземных штыков, — Образно сказал Ленц, мрачнея, — Это… может быть проблемой. Готов взяться, но не знаю, как подступиться, нет ни идей, ни… соответствующего опыта.
— Я возьмусь! — Тяжело встал Брюнниг, — Камрад прав — удачный переворот может изменить всё! Нам не нужны оппозиционные лидеры, ниточки от которых тянутся за пределы Германии.
— Я думаю, — Ленц бледный, но настроен решительно, — это наше общее дело. В… санации должны поучаствовать все мы, пусть и не обязательно… буквально.
Никто из Центристов не опустил взгляда, чистоплюи до политических вершин не добираются.
— Единогласно, — Подытожил Маркс, не скрывая облегчение.
Глава 34
— Машенька! — Обрадовался рыбак девчушке лет восьми, приближавшейся по тропинке с холщовым узелком, — Ты как раз вовремя свеженького хлебушка принесла, у меня и уха аккурат поспела! Садись поснедай!
Разлив наваристую жидкость по металлическим мискам, немолодой мужчина выложил на листы лопуха крупные куски вареной рыбы, чтоб остыли, и принялся несколько назойливо потчевать гостью. Как это бывает у мужчин, он суетился вокруг ребёнка, сам не притрагиваясь к миске.
— Ты ешь-ешь! — Суетился он, — С травками! Вы в деревне и не едали никогда такую!
Пятнадцать минут спустя девочка вприпрыжку бежала по тропинке, ведущей в деревню, а Порфирий Иванович смотрел вслед с лёгкой улыбкой. Старый филер с равным успехом мог стать незаметным или выпятить часть внешности или характера так, что цельный образ решительно не задерживался в памяти.
Образ словоохотливого зануды, от общения с которым даже у терпеливых людей начинали ломить зубы несколько минут спустя, хорошо ложился на облик канцелярской крыски.
Сослуживцы не удивятся, случись им выслушать характеристику Иваныча от деревенских. Ну, выбрался в кои-то веки горожанин на природу… он и так-то та ещё зуда. Да и преувеличивают, наверное, мужики — не показался им человек, бывает!
Дополнял образ человека, с которым хочется как можно меньше общаться, старательно подобранное местечко для лагеря, полное комарья. По всей Карелии такое искать будешь, а гаже не найдёшь! Но красиво, это да. И уха… с травками. Редкая гадость на самом деле.
Усмехнувшись, Иваныч выплеснул остатки из котелка.
— Всё для дорогих гостей, — Пробормотал он негромко, — Интересно, чем же девчуля провинилась, что её ко мне послали?
Уверенный, что в ближайшие пару дней деревенские его не потревожат, он за полчаса «расставил декорации» таким образом, чтобы не слишком внимательный следопыт искренне уверился — Иваныч здесь где-то рыбачит, только отошёл ненадолго. Пару «стратегических» проходов он «заминировал» — естественным образом, так сказать.
— Старею, — Вздохнул он, — не нужно ведь всё это, в самом-то деле!
Притопив в прибрежных кустах долблёнку, Порфирий Иванович аккуратно сошёл на берег, ступая сапогами по упавшему древесному стволу.
— Опаздывает, — Пробормотал он, сидя в кустах у железнодорожного полотна, и поглядывая на карманные часы в корпусе из меди. Но тут, как по заказу, послышался паровозный гудок. Длинный состав товарняка, пыхтя, начал заворачивать на повороте.
Только тень мелькнула, и вот Порфирий Иванович устраивается в собачьем ящике[97] под вагоном. Привычно.
Пару часов спустя в предместьях Ленинграда сошёл типичный пролетарий из тех, что берутся за любую, не слишком квалифицированную работу. Умеренно работящий и не слишком умеренно пьющий. Не самый приятный типаж, но несомненно благонадёжный.
Филер умел быть как невидимым, так и мастерски попадаться на глаза — в нужное время и в нужном месте.
— Стой! Да погоди ты, чёртушко! — Порфирий Иваныч послушно остановился и позволил себя догнать молодому ещё, но сильно одышливому, одутловатому мужчине со слипшимися от пота волосами, — Фу ты…
Утирая пот большим несвежим платком в крупную клетку, конторский служащий перевёл дух, шумно выдыхая воздух через толстогубый обветренный рот.
— Ты это… не плотник случаем?