— На здоровье, — Не скрывая облегчения, сказал по-русски комиссар, отсидевший два года в плену, — удачи!
— Твою мать! — Выругался сквозь зубы Дан, сворачивая к обочине, — Извини, милая.
Хорошенькая блондинка чуть смущённо кивнула, принимая извинения. Встречаться они начали недавно, но молоденькой барышне из хорошей семьи отчаянно нравился порой грубоватый, но очень искренний мужчина.
— Подойду поближе, — Сказал он, вылезая из автомобиля, — Посиди пока тут ладно? Гляну, много ли там народа, а то в объезд уж больно долго.
— Здорово, парни! — Сдвинув шляпу на затылок, издали поздоровался он с взвинченными копами, преграждающими путь демонстрантам. Чемпиона Олимпийских игр по тяжёлой атлетике в звании лейтенанта полиции узнали, и немного успокоились.
Поздоровавшись с каждым за руку и рассказав несколько коротких баек для сброса напряжения, Дан Ларсен пробился к лейтенанту Эйбу, возглавляющему полицейских.
— Что там?
— Коммуняки, — Выплюнул Эйб, — глянь!
Дан легко влез наверх импровизированной баррикады, за которой стояли полицейские, и присвистнул. Красных флагов и впрямь избыток… Не то чтобы там сплошь коммунисты или хотя бы социалисты, вот уж нет!
Спасибо университетским знакомым, в политике теперь Дан разбирает недурственно.
Настоящих социалистов там — раз-два и обчёлся. Флаги здесь скорее символ сопротивления ненавистному режиму. Хотя… кто знает!
— Мда… — Шляпа ещё больше сдвинулась на затылок и Дан спрыгнул, — поеду я, пожалуй… или нет.
Вздохнув, Ларсен покосился на Эйба, с ненавистью вглядывающегося в приближающихся демонстрантов. Крови будет много… порукой тому автоматы в руках копов, и хорошо известная жестокость Эйба Винслоу, люто ненавидящего «комми».
— Слышь, Эйб, — Тронул он копа за плечо, — А давай я с ними поговорю? Может, и послушают.
Щека Винслоу дёрнулась, но после короткого раздумья он кивнул. Жестокость и ненависть к комми приветствуется властями… но и меру надо знать!
— Попробуй.
Вразвалочку выйдя за баррикаду, Дан снял шляпу и, обмахиваясь ей, направился к демонстрантам. Завидев переговорщика, да ещё столь именитого, передние ряды остановились.
— Дан…
— Дан Ларсен…
— Тот самый…
— Чемпион…
— Народ, — Начал коп, — все ваши требования я знаю и…
— Что ты знаешь? — Возмутился худой озлобленный мужчина, решительно раздвинувший ряды демонстрантов, выходя навстречу, — А знаешь, каково это, когда детям жрать нечего? Жрать, чемпион! Не мяса купить, а хлеба не на что?!
Худой, почти истощённый мужчина контрастно смотрелся с атлетичным Даном, и толпа начала заводиться.
— Куда ему!
— Гля какой здоровило! Этому и дубинки не нужно, чтобы народ гонять!
Ларсен вспотел… на такое отношение он никак не рассчитывал. Думалось почему-то, что выйдет, расскажет несколько баек, посочувствует немного, да и уговорит разойтись. С менее радикальной публикой это могло пройти, но не сейчас.
— Парни! — Упрямо набычился коп, пытаясь найти слова, и неожиданно нашёл…
— Не нарывайтесь! Сейчас, — Выделил он голосом, — не нарывайтесь.
— А то что?! — Истерично поинтересовались из толпы, — пулемёты? Нам, знаешь ли, всё равно помирать — от голода. Так лучше от пуль сдохнуть!
— Выборы! — Повысил голос Дан, — Выборы, народ! Среди вас найдётся кто-то, кто поддерживает Гувера? Нет!? Я почему-то так и думал!
Он поднял руки, пытаясь отыгрывать баптистского пастора.
— Я не прошу вас прекращать борьбу! Боритесь! Ведите агитацию в пользу кандидатов, которых считает своими. Разъясняйте… А с демонстрациями потерпите. Немного! Выборы скоро, тогда всё и решится!
Стоя навытяжку перед комиссаром полиции Нью-Йорка, Дан молчал. Молчал и комиссар. Выдохнув шумно, комиссар ожил и завозился с бумагами, перекладывая их на столе.
— Даже не знаю… — Сказал он наконец, подняв глаза на подчинённого, — Уговорил разойтись воинственно настроенную демонстрацию — молодец. А вот как… Нет, нарушений закона нет, молодец… Но резонанс… мда… Из контекста получается, что служащий полиции настроен против действующего президента.
— В другое бы время… — По спине Дана потекла струйка пота, но комиссар покачал головой, — Но нельзя…
Сцепив пальцы, комиссар уставился на нервничающего подчинённого, пытаясь принять решение.
— В провинцию, — Выдохнул он наконец, — агитационная поездка по штатам! И для полиции польза, и тебя, чемпиона, увольнять не придётся. Ступай!
Глава 36
— Рады приветствовать вас… — Распинался на скверном датском упитанный представитель СССР, то и дело щеривший в улыбке редкозубый рот. И кто ему сказал, что улыбка красит?! Так-то да… но не в его случае, однозначно. Выглядит как лягух, которому студенты зубного техникума смеха ради сделали щербатую вставную челюсть. Противно и самую малость смешно. Вот, опять щерится…
Нацепив отстранённо-вежливое выражение и даже не пытаясь делать вид, что слушаю, гляжу по сторонам, оглядывая знакомый-незнакомый вокзал.
Датская делегация в этот раз представлена максимально широко, почти сотней членов. Советская принимающая сторона пригнала за намиспециальный состав повышенной комфортности. Престиж страны! Кстати, действительно комфортный.
Олимпийцы из «лоялистов»… да, не всех допустили. Заведомо «красных» отмели ещё при отборе в сборную, но и «розовые» в стране Советов оказались не нужны. Леваков умеренного толка в Дании хватает, и сказать что-нибудь «лишнее» в интервью советской прессе могли бы запросто.
Социальные преобразования в СССР служат предметом неустанной гордости советских властей и чего скрывать — тараном для аналогичных преобразований на Западе. Похвалит какой-нибудь простодушный Янсен социалистическую пенсионную систему, да пожалуется на недостатки системы родной, и то-то радости будет советским газетам!
Хуже живут граждане СССР, пока хуже. Но… оптимистичней, что ли. Образование, санатории и пионерские лагеря — козырь мощный, перебить сложно. Даже при наличии коммуналок и карточной системы.
Вот чтобы не случилось неприятного для датских властей «нежданчика», в состав олимпийской делегации вошли кадры проверенные, вполне довольные существующим порядком вещей. В основном либо обеспеченные граждане, либо откровенно недалёкие патриоты, у которых при виде флага и звуке гимна наворачиваются слёзы гордости за страну.
Отдельно политики, экономисты и юристы. Все как один в возрасте, моложе сорока не найти.
Инженеры и технические специалисты вообще, включая десяток высококвалифицированных рабочих. Из тех, кто давно заработал не только на собственный уютный домик, но и детишкам на колледж. Консерваторы из консерваторов — даром, что передовым отрядом пролетариата числятся.
Ну и деятели культуры, куда же без них. Хм… нас. Кинорежиссёр, как ни крути, пусть даже всего один фильм за душой.
А ещё олимпиец, личный представитель Его Величества в делегации от датского парламента…
Правда, много от меня не ждут. Так… связующее звено и этакое воплощение «Датской мечты» на новый лад. Приманка для газетчиков.
— … автобусы отвезут вас в гостиницу, — Заканчивает щербатый, снова улыбаясь.
— Дорожная, — Слышу краем уха на русском бойкий тенорок, — авторства Стального Макса!
— Воины-интернационалисты, — Усмешливо говорит представитель посольства, еле заметно кивая на группу военных, — из Югославии[105] прибыли.
— Звенели колёса, летели вагоны[106]!
Начал бравый морпех[107] с орденом Красной Звезды на груди, растягивая гармошку.
— Гармошечка пела: вперёд!
— Шутили студенты, скучали «погоны».
Не прерывая игры, морпех приложил два пальца на петлицы, подмигивая зареготавшей публике.
— Дремал разночинный народ.
— Я думал о многом, я думал о разном,
— Смоля папироской во мгле.
— Я ехал в вагоне по самой прекрасной,
— По самой любимой земле!
Пел морячок здорово — пожалуй, куда получше Расторгуева. Или песня в его исполнении более уместна?
Накатило внезапно, и я почувствовал, как дёрнулась щека. Сука-ностальгия… вроде бы никогда не считал себя русским, а тут пожалуйста, такая тоска по Родине!
Скрывая нервный тик, перекосил губы в кривой усмешке и заспешил за ушедшей вперёд делегацией.
— Как Ларсена перекосило, заметил? — Негромко сказала Рахиль напарнику.
— Матёрый вражина, — «Согласился» тот, щуря светло серые глаза и затягиваясь напоследок «Казбеком».
— Матёрый? — Девушка чуть дёрнула костлявым плечом, но спорить не стала. Тот разговор в пионерском лагере, когда подруга предложила ей подмечать факты, а не заниматься преждевременным анализом, запал в память. А вот Толик… впрочем, его дело.
Тридцать лет мужику, а всё ефрейтор НКВД, и выше сержанта только к пенсии и поднимется. Может быть. Недаром старшей в паре её поставили, несмотря на стаж и вполне реальные заслуги напарника. Битый, резаный, стреляный… толку-то, если мозгов и амбиций нет.
Проводив взглядом делегацию, Рахиль кинула тоскливый взгляд на переполненную остановку общественного транспорта, и пошла в управление пешком. Толик, не задавая лишних вопросов, пристроился рядом и чуть сзади, охраняя молодую, но головастую напарницу от случайностей.
Зацепив взглядом сослуживцев, девушка мысленно усмехнулась: встречу датской делегации обеспечивало более полусотни сотрудников, не считая охраны и официальных лиц. Если знающий человек посмотрит сейчас на тянущихся к выходам людей… Неаккуратно. Надо будет составить предложение — отработать такие массовые… хм, эвакуации сотрудников.