«Отк'ивай, отк'ивай!..». Шейчаш вы вще у меня ужнаете!!!
Уже повернув замок, уже дернув ручку… (Мысль бросилась вдогонку. Поздно! Слишком большой отрыв!) узнала, осознала: ОНИ!
Старо как мир, а действует. Может быть, именно потому, что старо как мир. Один – хамло непросыхающее, тупица агрессивная. Второй – вежливо угрожающий, с потугами на интеллект и (конечно, ну конечно же!) тайный союзник жертвы, сокрушающийся: ничего не поделаешь, обстоятельства сложились определенным образом, но мы-то с вами понимаем…
– Но мы-то с вами понимаем, Галина Андреевна, не так ли? – «Брежнев» даже учтив и не издевательски, а искренне. Во всяком случае изображает искренность отменно. – Я ведь не изображаю перед вами что-то такое. Я действительно искренен. Не обмануть же я вас хочу. Наши условия вы знаете, все честь по чести. Мы вас уважаем и понимаем, но и вы должны нас понять и уважить. Не так ли?
– Где мой лоток?!
– Где-где! – встревает прыщавый мордоворот. – Там же, где гаечный ключ семнадцать-на-девятнадцать! – Он выбивает беломорину из пачки и калечит бумажную гильзу мощными пальцами с трауром под ногтями. Такой лапищей кому угодно шею свернуть проще, чем папироску размять.
– Я, кажется, сказала: у меня в комнате не курят! – отстаиваю независимость, прикончив сигаретку в пепельнице и выщипывая следующую из пачки «Ньюпорта» (Да, только так! Кто в доме хозяин, я?
Я и устанавливаю свои порядки! Хочу – курю, а больше никому не позволю! Пустили вас в приличный дом, ведите себя соответственно или… Что, собственно, «или»? Классический способ сохранения хоть крупицы, но самолюбия: уже и приговор прочтут, и к водоему подведут, и камень на шею привяжут, и говорят: «Вот носки тоже надо будет снять». «А вот это уж, извините, ни за что!» – упираешься. «Как знаете». Бултых! В носочках ты, без них…).
И тем не менее!
– Я, кажется, сказала! Еще повторить?!
– Да пошла ты! – хозяйствует в моем доме прыщавый.
– Синюха! – подчиняет «Брежнев». – Тебе ДАМА, кажется, сказала?! Положи курево!
– Да пошел ты! – подчиненно огрызается мордоворот.
– Значит так! – демонстрирует командирскую жесткость «Брежнев». – Одно из пяти: или ты прислушиваешься к ДАМЕ, или четыре раза по морде.
– Да пошли вы! – сдается Синюха, втискивая беломорину обратно в пачку.
– На кухне у вас можно, Галина Андреевна?
– Пусть только форточку предварительно откроет. И пальцем ни до чего не касается! – горю я как швед под Полтавой, имитируя подписание пусть капитуляции, но отнюдь не безоговорочной, а на вполне почетных условиях. Заодно пусть ОНИ не думают, что в кухне у меня что-то есть. В коробке с фильтрами. Да и нет там ничего. А что было, то… в надежном месте. И не в книгах, не в белье.
– Синюха! Слышал? – направляет «Брежнев» прыщавого на кухню. – Разумный компромисс… Видите, Галина Андреевна, во всем возможен разумный компромисс. Не так ли?
Старо как мир, а действует. Из двух зол надо выбирать меньшее. Но помнить, не забываться, что меньшее – оно тоже зло, даже если убеждает, что желает тебе только добра. Я помню, я не забываюсь, но куда деваться, деваться-то куда!
Где была моя голова, когда я их впустила в квартиру?! Где-где! Там же, где вот тот самый… гаечный ключ. Психологически объяснимо и оправдано. Еще Мыльников семь лет назад зазывал в свое «дворянское гнездо» и прокручивал кошмарики по «видику» (По-моему, Мыльников был в Питере самым первым владельцем «видика». Нет, вторым! Первым был тот, у кого его изъяли, превратив в конфискат). Так вот, всяческие «Челюсти», «Кинг-Конги», а потом и «Ужасы на улице Вязов» – они до визга страшили, до немоты… Но! Только пока страшилища оставались за кадром, пока только атмосфера сгущалась и нагнеталась. А стоило акуле, горилле, когтистому Фредди объявиться и… ф-фуф! Даже некое облегчение наступало. Тоже кошмарик, но куда более терпимый. При том, что акула по-прежнему жрет пловцов, горилла рушит небоскребы, Фредди сечет в капусту все, что под его когтистую руку попадает.
Потому и впустила. Атмосферка моими страшилищами, моей парочкой сгущалась и нагнеталась по всем правилам. И когда открыла и прыщавый с порога запел «Бо-о-ояре, а мы к вам пришли! Дорогие, а мы к вам пришли!», а «Брежнев» тут же заткнул напарника «Синюха! Одно из пяти!..» и предупредительно осведомился: «Галина Андреевна?..» (мол, впустите?), – впустила. С чувством глубокого удовлетворения, облегчения, чуть ли не с возгласом: «Сколько вас можно дожидаться?!».
Дождалась! Акула по-прежнему жрет, горилла рушит, Фредди сечет в капусту. А ОНИ, перестав быть абстрактно-ужасными ИМИ, сидят и чин-чином оговаривают условия почетной сдачи. Не впусти я их, кошмарики продолжались бы и продолжались. А теперь – хоть кончится все это. Чем кончится, чем?! Сама знаешь, Красилина: внутренне уже вызрела.
– Видите, Галина Андреевна, во всем возможен разумный компромисс… Ох, если бы вы знали, как я от него устаю! – кивнул в сторону кухни. – А лоток ваш никуда не денется. Мы, как вы понимаете, сами заинтересованы в том, чтобы вам его вернуть. У вас снова будет возможность реализовывать свой товар. А у нас…
– … отстригать у меня десять процентов? – упрямлюсь саркастически.
– Пятнадцать, – миролюбиво уточняет «Брежнев».
– Па-а-ачему это пятнадцать? С какой-такой стати?! – чуть язык не прикусила от ненависти к себе: ишь возмутилась! А на десять процентов выходит, согласна? А, Красилина?
– Большие накладные расходы с вами, Галина Андреевна. Сами посчитайте. Сбор данных – информация нынче недешево стоит. Погрузка, перевозка, доставка… теперь еще обратная погрузка, перевозка, доставка. Оперативные действия… Наконец престиж: слухи, сами знаете, разносятся молниеносно. Сегодня вы заупрямились, а мы вам даже процент в назидание не повысили, – завтра кто-нибудь другой заартачится, решив, что мало чем рискует, в крайнем случае те же десять процентов, а то и вовсе отстанут. Не отстанем, Галина Андреевна, не отстанем. Просто из чувства самосохранения обязаны все учитывать и контролировать. Все мы живем в социалистическом обществе. Социализм – не только строй цивилизованных кооператоров. Социализм – еще и учет и контроль. Помните?
– Вы же грабители! – не возмущенно, а констатирующе говорю я, оттягивая неминуемое.
– Грабь награбленное… Не мы изобрели, а все то же общество. Не нам менять… – разводит он руками сокрушенно и тоже констатирующе. – Сколько с вас государство содрало за патент? А налог с оборота какой? А СЭСу вы сколько в лапу дали? А вы знаете, что постановление готовится по кооперативам, по индивидуалам, вообще по новому налогообложению? Кто же больший грабитель? Нельзя жить в государстве и быть свободным от него, кажется, так. Помните?
На редкость политически подкованный шофер! Вождей шпарит с листа!
– Мы ведь, Галина Андреевна, с вами еще по-божески. Годик предоставили, чтобы вы могли основательно на ноги встать, стабилизироваться, оценить свои возможности. Мы-то их давно оценили. Что такое в конце концов для вас пятнадцать процентов? Пустяк, не пустяк, но вполне приемлемая цифра.
– Отъемлемая… – еще и шучу, оттягивая неминуемое.
– Как угодно… – покладист, дальше некуда.
– И если я скажу «нет?» – дразню себе нервы, оттягивая неминуемое.
– Тогда, Галина Андреевна, остается одно…
– Из пяти! – оскорбляюще подхватываю. – Или я соглашаюсь, или четыре раза по морде, да?
– Зачем вы так, Галина Андреевна? – обижается он за фирму. – Вы не могли не заметить, что в отношении вас никаких насильственных мер мы не не предпринимали. И не предпримем. У нас есть масса других рычагов, вы могли бы заметить.
– Заметила, заметила! Человека чуть не убили! – обвиняю, оттягивая неминуемое.
– Ваша вина, Галина Андреевна, только ваша вина. Во-первых, мы предупредили, что приставать к замужней женщине недостойно настоящего джентльмена. Думаю, Вадим-Василич нам был бы только благодарен, узнай он об э-э… эксцессе.
– Не надо меня Вадим-Василичем шантажировать! – злорадствую. – Гоните в шею ваших информаторов, они вам устаревшие сведения поставляют. Я уже год в разводе, и мне наплевать с высокой горки на Вадим-Василича и его эмоции.
– Знаем-знаем, Галина Андреевна! А также знаем, что ему, напротив, не наплевать. Отнюдь не наплевать. Он вас по-прежнему нежно лю…
– Вон отсюда!!!
– … бит. Зачем же вы так, Галина Андреевна? Судя по вашему настроению, все неоднозначно в нашем запутанном мире. Успокоились? Тогда я продолжу свою мысль, которая вам почему-то кажется знакомой…
– Кого? – суется из кухни в комнату на звук прыщавый с невпопадным вопросом.
– Вон отсюда!!! – отвожу я душу на мордовороте. – Марш на кухню!
– Да пошла ты! – огрызается он.
– Синюха! Одно из пяти… – напоминает «Брежнев», подавшись из кресла.
– Кого! Ка-а-ав-во?! – будоражится прыщавый, но усовывается назад.
– Вы всегда в паре работаете? – перевожу я тему.
– Ох, если бы вы знали, как я от него устаю! – обреченно жалуется «Брежнев». – Но ничего другого не остается. Иногда он незаменим.
– Например, человека покалечить, чуть не убить, да? Нанимать чужого, наверное, дорого? Ну, для этих, как вы сказали? Оперативных действий.
– Не-ет, не в том дело. Между прочим, не так дорого, как может показаться. Ну, сколько… Человеческая жизнь – от пятисот до тысячи. Рублей. Ваш нынешний месячный заработок в самый неудачный период. Вот и считайте.
– Угроза? – надменно бравирую, оттягивая неминуемое.
– Галина Андреевна, что вы в самом-то деле! – устало отмахивает он. – Мы же с вами интеллигентные люди.
– Особенно ваш… м-м… коллега.
– Вы жестоки к людям, Галина Андреевна! (Мне это нравится! Я – жестока! Я!) – Надо принимать их такими, какие они есть. За каждым – судьба. Между прочим, бывший сокурсник. Подавал немалые надежды. И чемпион Союза. Спорт и не таких губил. Банальнейшая история! А я, видите, подобрал. Не пропадать же ему совсем. Да, не сахар. Но существует, даже мыслит. По-своему. Он – тоже объективная реальность, данная нам пусть в неприятных, но ощущениях. Милосердней надо быть к людям, Галина Андреевна, милосердней.