— Как звали того ветеринара?
— Бронислав Шыдло. Теперь ему уже лет пятьдесят.
Я поблагодарил любезную монахиню. Она молча указала мне на опечатанную банку для монастырских пожертвований. Пришлось «пожертвовать» несколько злотых, хотя я и не одобрял монашеской жизни. Легко бороться со злом и всякими соблазнами в отдалении от мира, за толстыми стенами запертых монастырей; гораздо труднее делать это, живя среди людей.
Я поехал в Колюшки и без труда разыскал там адрес Бронислава Шыдлы. Он был ветеринаром в одном из ближайших уездов.
Мне открыла дверь старая, глухая женщина с проволочными очками на носу. Ни о чем не спрашивая, она провела меня в загроможденную плюшевой мебелью комнату, в изобилии увешанную кружевными салфетками. На стенах висели оленьи рога и иконы в старинных окладах. Я сел и вынул из кармана отпечатанный в криминалистическом центре портрет мужчины, приходившего к Зомбеку за неделю до его смерти.
Вошел Бронислав Шыдло. Я еще раз бегло взглянул на фотографию и окончательно убедился: это тот самый человек, вернее, то самое лицо, с незначительными отклонениями от описания Фальконовой.
— Чем могу служить? — осведомился он.
Я спрятал снимок во внутренний карман пиджака и одновременно нажал кнопку спрятанного там магнитофона. Через рукав он был связан с микрофоном, вмонтированным в часы.
Шыдло неуверенно улыбнулся.
— Чья это фотография?
— Моей жены, — сказал я. — Люблю иногда посмотреть на ее портрет, так как мы редко видимся. Вас зовут Бронислав Шыдло?
— Да, — он был обеспокоен, однако держался хорошо. — Чем могу служить? Вы по какому делу?
— По такому, которое лично вас, в общем-то, не затрагивает.
Мне показалось, что напряжение с его лица исчезло.
— Мы хотели бы узнать, — тут я сказал, что являюсь офицером милиции, — что-нибудь, касающееся Эмиля Зомбека, которого вы во время войны привели…
— Ах, да! — прервал он меня. — Вы говорите об этом пареньке, понимаю. Это интересная история. Через деревню, в которой я тогда жил, проходил в Жешув эшелон с детьми и молодыми ребятами. Насколько знаю, на них проводили антропологические исследования и у них брали кровь для немцев. Из этого эшелона сбежало несколько человек, среди них был и Эмиль. Вечером он спрятался у меня в саду и целую ночь пролежал в кустах крыжовника и смородины. Там я и нашел его утром, спящего. Я прятал мальчика несколько недель, потому что гестапо и жандармерия обшаривали все окрестности в поисках беглецов. Это была ужасная трагедия для таких маленьких существ, беззащитных…
— Это трудно себе даже представить, — сказал я.
— Конечно, — согласился Шыдло. — Я укрывал Эмиля у себя, а потом переправил в монастырь, под опеку почтенных сестер. Они тогда держали у себя несколько десятков разных детей… Эмилем я интересовался и дальше. Это был очень понятливый мальчик. У него были исключительные математические способности. Я учил его…
Делая вид, что смотрю на часы, я выключил микрофон. Мне было достаточно уже записанного голоса Шыдлы.
— Вы виделись с ним после войны? — спросил я.
— После войны? Это очень длинная история, — уклончиво ответил ветеринар.
— Если у вас есть немного времени, расскажите, пожалуйста.
— Ну что ж… Когда немцы отступали, то забрали Эмиля с собой. Они подъехали на машине прямо к краю поля и подозвали мальчика. На шоссе стояла телега с ранеными солдатами вермахта. Ему приказали ехать вместо кучера, так как их возница, солдат, тоже был ранен и ослаб. Так Эмиль добрался до Одры. Там раненых погрузили в товарный поезд, а Эмиля отпустили.
— Он сам вам это рассказывал?
— Именно об этом я и хотел сейчас рассказать. Эмиль уже не вернулся с Одры. Ну что ж, ему действительно не к кому было возвращаться. Он остался во Вроцлаве. Ходил в школу, потом закончил курсы бухгалтерии. Еще позже соблазнился каким-то предложением и уехал в Щецин. Если не ошибаюсь, получил там должность бухгалтера где-то в артели. Понятия не имею, в какой.
— И там вы его встретили, в Щецине?
— В Щецинё? Нет, только в Варшаве. Это была совсем случайная встреча, кажется, на площади Трех Крестов. Я уже даже не помню. Девять лет прошло с того времени, может больше… Я обрадовался этой встрече, а вот Эмиль как будто меньше. К сожалению, люди быстро забывают о тех, кто сделал для них что-нибудь хорошее. Не умеют быть благодарными. Когда-то, укрывая Эмиля, я рисковал собственной жизнью…
— И что было дальше?
— Что дальше? Несколько раз он приезжал ко мне в гости. Но потом это знакомство прервалось, а с полгода назад он вообще пропал.
— А вы не приезжали к нему, не писали?
Ветеринар внимательно наблюдал за мной из-под прищуренных век. Затем неожиданно сказал:
— Вы имеете в виду ту открытку? Да, я поздравил его с праздником. Но об этом вы, наверное, знаете, потому что иначе не стали бы спрашивать. А если знаете, так и говорить не о чем.
Забавно! Говорить было о чем, и Шыдло это хорошо знал. Я ждал продолжения рассказа, особенно интересовало меня, признается ли он в том, что приезжал к Зомбеку. Марианна Вятрык и Фальконова говорили, что он был в плаще из болоньи.
— Зомбек вам ответил?
— Нет. Именно это меня и обеспокоило, его молчание. Я решил, что он заболел.
Внимательно наблюдая за реакцией Шыдлы, я медленно сказал:
— Теперь понимаю. Вот почему вы навестили его на Мокотовской.
И я тут же оценил, какой хитрый противник находится передо мной. В визите на Мокотовскую он признался бы в том случае, если бы подозревал, что кто-то его там видел. Впрочем, он знал, что его видела Фальконова. Но если Шыдле уже известно, что Фальконова мертва, он мог сейчас начать врать, как нанятый.
— Ну что ж, — сказал ветеринар, — конечно, поехал. Беспокоился, вот поэтому и поехал.
— И что дальше? О чем вы разговаривали, что говорил Зомбек?
— Трудно так дословно повторить. Я задержался у него на полчаса, может, минут на двадцать. У меня осталось такое впечатление, что Эмиль был не в себе, как будто боялся чего-то или кого-то. Я спрашивал, нет ли у него недостачи в кассе, нужна ли денежная помощь… Он сказал, что нет. Меня поразила его неискренность. Я сумел из него выжать обещание приехать ко мне в Колюшки. На рождество.
— И что дальше?
— Что дальше? — повторил он. — Дальше ничего.
Шыдло вынул из ящика стола газету и показал мне сообщение, обведенное красным карандашом.
— Дальше было это страшное несчастье. О похоронах я узнал из некролога, помещенного в «Жыче Варшавы».
— У Зомбека были еще знакомые, друзья?
Ветеринар аккуратно сложил газету и снова спрятал ее в ящик.
— Не думаю. Эмиль вообще сторонился людей. Представьте себе, он избегал даже меня, своего спасителя и опекуна. Словно умом тронулся в послевоенные годы. Когда я узнал его, ему было, кажется, десять лет. Точнее, ему исполнилось двадцать, когда кончилась война. Да, совсем забыл: в последнее время он жил с какой-то женщиной. Я ее видел только один раз, когда там был, по-моему, двадцать третьего.
— Она присутствовала при вашем разговоре?
— Удивительно, но Эмиль приказал этой женщине уйти.
Шыдло засмеялся. Свободно, естественно. Если он действительно участвовал в убийстве Зомбека или что-то знал о нем, то довольно ловко выбрался из всей этой истории, обезопасив себя со всех сторон. А как с плащом из болоньи? Я решил спросить и об этом.
— Вы были у Зомбека в оранжевом плаще из болоньи?
— Я? В плаще? По-моему, я был вообще без плаща… Как будто так.
— Но у вас есть такой плащ?
— Я не люблю этой капроновой дешевки. У меня есть импортный непромокаемый плащ из водоотталкивающей ткани, швейцарский. Может вы хотите посмотреть? — он поднялся с кресла.
Я остановил его.
— Спасибо, не надо.
— У вас есть еще какие-нибудь вопросы? — обратился ко мне Шыдло.
У меня уже не было никаких вопросов. Снова все рушилось. Показания Фальконовой о приезде таинственного мужчины, информация, полученная от Марианны Вятрык, почтовая марка, проштемпелеванная в Колюшках… Все впустую! Впустую «сенсационные» открытия, впустую весь проделанный труд. Ох, до чего я был уже сыт этим Эмилем Зомбеком! Он блуждал вокруг меня, словно вампир, отнимая покой, мучил бессонницей. И зачем только я заварил всю эту кашу, зачем настаивал на возобновлении следствия? Ведь если теперь все опять уплывет из рук, то мой провал станет очевидным вдвойне, угрожая мне…
Я вернулся в Варшаву измученным и разочарованным.
Полковник Галицкий хотел поговорить с нами. Я с удовольствием отложил бы эту беседу, мне хотелось прийти на совещание с чем-нибудь конкретным, однако пока у меня не было никакого повода отсрочить разговор с шефом.
Мы встретились в кабинете майора Птака.
— Итак, этого человека, — сказал майор, глядя на портрет ветеринара, — зовут Бронислав Шыдло. И живет он в Колюшках, и оттуда же послал открытку Зомбеку. То есть все обстоит так, как и предполагал капитан Вуйчик. Это большой успех, — обратился он ко мне. — Без промаха.
У меня было другое мнение о цене этого успеха, поэтому я ничего не ответил, даже кивком головы не поблагодарил за похвалу. Только взглянул на лицо шефа, но оно, как обычно, ничего не выражало.
— Кажется, — продолжал майор Итак, — сержант Клос просматривал сегодня донесения наблюдателей, следящих за Броняком?
— Так точно, — подтвердил Клос. — Броняк проживает один, не любит никакого общества. К нему никто не приходит. Не пьет и не курит. Живет скромно и бережливо. Не тратит больше, чем позволяет его заработок. Единственная страсть — рыбалка. Характеристика, которую дал ему директор Колаж и утвердил заводской совет, положительная. Я сам хотел бы иметь такую…
— А что вы думаете об этом ветеринаре из Колюшек?
Я собрался ответить, но меня опередил поручик Витек.
— Это может быть самым обычным знакомством, которого сам Зомбек, впрочем, сторонился. Заинтересованность Шыдлы может вытекать из того, что когда-то он спас маленького Эмиля. Прятал его, позже учил. Этим вполне можно объяснить его привязанность к Зомбеку. Шыдло признался в отправлении открытки и в посещении. То есть в тех фактах, на основе которых строились наши подозрения.