Я отстраняюсь от дерева, открываю глаза и внимательно осматриваю его. Листья ивы, похожие на язычки, слишком узки, чтобы на них можно было написать больше трех слов. Зато их сок может послужить мне чернилами… Невидимыми чернилами, которыми мы бы вместе написали новую реальность.
Я прошу у ивы разрешения взять несколько кусочков коры и отросток ветки. Мои действия не встречают сопротивления. Немного замешкавшись, я усаживаюсь перед ней, чтобы записать свой маршрут во времени. Но позади уже толпятся новые игроки. Они с нетерпением ждут, когда я закончу свой ритуал.
Я возвращаюсь к лимузину. Чтобы восстановить картину пляжа месячной давности, мне нужно тихое уединенное место, с которым у меня ничего не связано. Моя новая комната. Недостроенная вилла, лишенная души и воспоминаний, где моя мать глушит себя водкой. Я называю шоферу адрес.
Выдавив в стаканчик сок ивовых листьев и стебля, я освобождаю ручку от остатков чернил, испорченных кровью лейтенанта Федерсена, и наполняю резервуар полученным соком. С бьющимся сердцем прикладываю кончик пера к куску коры, лежащему передо мной. И, сосредоточившись изо всех сил, шепчу:
– Чудо-ива, дай мне вернуться в прошлое. Открой мне свою память о том дне, когда я убил Пиктона, и позволь мне ее изменить. Чтобы создать другой мир, чтобы дать вторую жизнь всем растениям, погибшим в войне. Чтобы не дать правительству объявить войну деревьям. Верни меня в пятое воскресенье прошлого месяца, хорошо? В двенадцать часов три минуты.
Закрыв глаза, я жду. Произнесенные слова оставили у меня во рту странный привкус. Не знаю, чего я жду, но что-то определенно происходит. Я чувствую, как в онемевшей левой руке начинается легкое покалывание. Словно кровь в моих жилах сменилась растительным соком.
Образ ивы постепенно тускнеет. Я чувствую, как ручка погружается внутрь коры, в тот слой, который мой отец называл оболонью[3]. Я стараюсь забыть всё, что знаю о будущем, чтобы описать прошлое в режиме реального времени. Описать то, что мы – дерево и я – видим своим внутренним взором. Сейчас 12:03, 30 июня. Сквозь клочья тумана я различаю силуэт старика, идущего по пляжу мне навстречу.
– Нельзя запускать змея в такую погоду!
Я не чувствую ни пальцев, ни ручки. Зато чувствую, как трясутся от холода мои жиры, перетянутые в поясе тесной одеждой. У меня снова пятнадцать лишних килограммов. Всё получается, я чувствую, что получается! Начинаю думать о крыле воздушного змея. Ткань вокруг металлической пластинкиресивера, вставленной для дистанционного управления, износилась. Она сейчас порвется… вот сейчас…
Воздушный змей со свистом летит вниз и обрушивается мне на голову. От удара я падаю, и мой рот мгновенно наполняется песком.
– Я же предупреждал, черт возьми! Ты как? Ранен?
Я поспешно встаю, путаясь в леерах.
Боль в голове адская, но я бодро отвечаю:
– Нет-нет, всё в порядке, спасибо!
Невозможно сдержать этот крик сердца. Старик бросает на меня рассеянный взгляд, пожимая плечами. Я только что совершил жуткую глупость. Я должен был сказать наоборот – что мне очень плохо, у меня кружится голова. Тогда он отвез бы меня в больницу, а еще лучше – к Бренде. Она профессионал, я бы потом придумал ей специальность… Хотя… он уже отвернулся и уходит прочь, так что зря я размечтался. Он и при жизни терпеть не мог молодежь.
– Мсье… С вами всё в порядке?
Я хватаю его за локоть. Не могу дать ему уйти. Судя по тому, что я знаю о характере физика, его надо приручить, показав, что у нас есть точки соприкосновения. Тогда я смогу найти предлог для встречи с Брендой. Какой толк, если в этой реальности она будет жива, но нам нечего пережить вместе?
Старик высвобождает руку.
– Я в порядке. Иди домой, мальчик, и пусть это послужит тебе уроком!
И он продолжает свой путь, тяжело опираясь на зонтиктрость, которая глубоко погружается в песок при каждом шаге.
Я смотрю, как в тумане постепенно размывается его силуэт. Со мной происходит что-то странное. Я словно разрываюсь на две половины, как воздушный змей. Одна моя часть – это бесформенный холодец под одеждой, испачканной влажным песком. Другая – стройный измученный подросток, пишущий на куске коры месяц спустя. Я продолжаю жить в двух реальностях одновременно, не столько помня, сколько предчувствуя, что произойдет после смерти Пиктона.
Но теперь он остался жив. Сколько раз мне придется сохранять воспоминания о том, что может случиться? Одержат ли верх, окажут ли на меня влияние новые события, которые последуют после спасения Пиктона? Изменит ли меня изнутри, как уже изменила внешне, параллельная реальность, которую я создал?
Я чихаю и надеваю на ручку колпачок. Ощущение, которое я испытывал десять минут назад, – будто я сижу в комнате месяц спустя после происшествия и пишу на куске коры – исчезло. Это похоже на сон, воспоминание о котором начинает стираться. Тем лучше. У меня есть дело, и оно не может ждать. Я создал эту реальность для конкретной цели: изменить цепочку обстоятельств, которые закончились комой Бренды. И в то же время я не могу отказаться от тех необыкновенных событий, которые произошли со мной благодаря встрече с Пиктоном. И не могу допустить, чтобы человечество их лишилось тоже. Мне нужно установить с ним связь, которая в прошлой жизни возникла у нас только после его смерти.
Я бросаюсь вдогонку.
– Мсье!.. Подождите…
– Что еще?
Поравнявшись с ним, я перехожу на шаг.
– Можно я немного пройдусь с вами?
– Зачем?
– Нам с вами по пути.
Он смотрит на меня с насмешкой.
– Откуда ты знаешь, куда я иду?
– Вы возвращаетесь домой, на проспект Нарко Третьего. Я увлекаюсь физикой и сразу вас узнал. Вы – профессор Пиктон.
Его лицо сразу становится непроницаемым.
– Ерунда, – возражает старик. – Ты обознался.
И он поднимается по лестнице, ведущей к дороге. Я стою в полной растерянности. Нельзя, чтобы наши отношения вот так закончились. Но какой повод остался у меня в запасе? Я могу доказать, что не ошибся, но глупо на этом настаивать, если профессор хочет сохранить инкогнито.
А потом я вдруг вспоминаю, почему он пришел на пляж в полдень: один из его коллег назначил ему встречу. Какой-то ученый, с которым они вместе задумали разрушить Аннигиляционный экран. Но на самом деле это была хитрость Оливье Нокса, чтобы столкнуть меня с Пиктоном. А теперь, раз профессор не умер, он напрасно будет ждать сообщника.
Это мой шанс. Единственный шанс наладить с ним отношения – это заставить его поверить, что мне тоже подстроили ловушку.
Выйдя на дорогу, старик оборачивается и смотрит, не иду ли я за ним. Я сразу же направляюсь к воздушному змею, поднимаю его, складываю и поглядываю по сторонам, будто жду кого-то.
– Привет, Томас!
Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Это Давид, рыбак. Он стоит на понтонном мосту, собираясь выйти в море. Первое мое желание – подойти к нему. Но я вовремя спохватываюсь. В прошлый раз, помогая ему сняться с якоря, я незаметно привязал к его катеру леер от воздушного змея, чтобы он утащил в открытое море труп Пиктона, привязанный на другом конце…
Опомнившись, я стараюсь выбросить из головы нахлынувшие образы прошлого и одолевавшие меня тогда страхи. Во что бы то ни стало я должен остаться в создавшихся обстоятельствах, иначе мне никогда не удастся контролировать резервное будущее, которое я только что создал. Так что Давида – в сторону. С другой стороны, он первый свидетель новой ситуации, в которую я вовлек Пиктона. Присутствие рыбака наверняка поможет ее зафиксировать. Я отвечаю:
– Привет, Давид! Ну и работка у тебя – выходить в такой шторм!
– А куда денешься? Постой, да на тебе лица нет! Ты не заболел?
Я чувствую, как по телу пробегает радостная дрожь. Он только что сохранил эту реальность. Реальность схватывается вокруг меня, словно цемент.
– Нет-нет, это пустяки. Удачной рыбалки!
Я бросаю воздушного змея и бегу к Пиктону, который сидит на скамейке, погрузившись в свой мобильный телефон. Он поднимает глаза и настороженно смотрит на меня.
– Ну, чего тебе опять?
– Вы кого-то ждете, мсье?
– Нет.
Такой ответ застает меня врасплох. Если я присоединюсь к нему, сказав, что тоже никого не жду, это никак не поможет нам сблизиться. Я и впрямь был слишком наивен, полагая, что он станет откровенничать с незнакомым человеком. Ладно, зайдем с другой стороны:
– Простите, я себя неважно чувствую.
– Я же сказал – иди домой.
– Но я не помню, где мой дом.
Гениальная идея. От удара воздушного змея я потерял память. Я сажусь рядом с ним, и он не возражает. Погрузившись в телефон, он время от времени украдкой поглядывает на меня.
– Как тебя зовут?
– Не помню.
– Томас, – сообщает он мне с любезным видом.
Я замираю. Но всё-таки мне удается произнести с непринужденным видом:
– Вы меня знаете?
– Я не глухой. Рыбак только что назвал тебя Томасом, и ты отозвался. Так что не трудись изображать амнезию.
Я делаю вид, что потрясен его обвинением, а пока лихорадочно соображаю, как мне выкрутиться.
– На что ты рассчитываешь, парень? Что я приведу тебя к себе домой и ты меня обчистишь? Проваливай отсюда, если не хочешь иметь дело с полицией.
Я тяжело вздыхаю. Да, нелегко мне будет восстановить с ним дружеские отношения после такого поворота. Честное слово, убить его, а потом завязать знакомство с покойником было гораздо легче.
– Мсье… Вы должны мне поверить.
– И ты мне, когда я говорю, что тебе надо убраться отсюда как можно быстрее.
Это ужасно! Пройти через столько ссор и примирений с плюшевым медведем и столкнуться с такой враждебностью со стороны Пиктона-человека. Я рискую разрушить эту пока еще хрупкую реальность, но мне нужно доказать ему, что мы были на одной стороне. Стоило быть с ним искренним с самого начала. С его многочисленными исследованиями о пространствевремени он способен поверить, что я явился из альтернативного будущего. Зря я его недооценил. И кстати, я – живая демонстрация правильности его теорий. Это должно ему льстить.