И он выходит на балкон. Его встречают вялые приветствия. Он всего лишь вечный наследник. Все ждут его отца, национального героя, вечного президента, победителя в Превентивной войне, который уничтожил остальной мир, чтобы обеспечить нам спокойствие. Люди волнуются за его здоровье, за стабильность, которую он олицетворяет в борьбе с бунтующей молодежью.
Припаркованный рядом с буфетом, лицом к балкону, старый Нарко клюет носом, уткнувшись в свои ордена. И тут меня захватывает импульс невероятной силы. Мои движения сменяют друг друга с такой быстротой и точностью, будто я отрабатывал их месяцами. Я подхожу к Джеку Эрмаку, который полностью поглощен информацией, передаваемой ему в наушник. Сунув руку в его карман, я привожу в действие пульт управления инвалидным креслом. Движение вперед, максимальная скорость. И тут же дряхлый лидер несется в кресле к сыну, который приветственно машет рукой, чтобы подогреть энтузиазм толпы. Услышав крики, Эрмак поворачивается к балкону. Растерявшись, хватается за пульт, лежащий в кармане, и исступленно жмет на все кнопки, пытаясь остановить президента, летящего прямо на балкон.
Подняв в приветствии руку, вице-президент слышит свист электрического мотора и резко оборачивается. Кресло с разгону врезается в него. От удара тело старого Нарко обрывает липучки и отрывается от сиденья. Сын инстинктивно хватается за отца, и они оба с истошным криком летят вниз.
Вопли толпы мгновенно стихают. Над двумя телами, приземлившимися пятью этажами ниже, воцаряется полная тишина. Телевидение показывает их крупным планом на большом экране в зале приемов. Потом в кадр попадают разбегающиеся во все стороны активисты.
Остолбенев, все присутствующие в зале смотрят на министра госбезопасности, который быстро прячет в карман пульт управления от президентского кресла. Я кричу:
– Это теракт!
– Арестуйте его! – вопит Осви.
Полицейские бросаются на своего министра. Тот тщетно протестует, уверяя, что нажимал на тормоз, но, видно, не сработал контакт… Лейтенант Федерсен спешит нейтрализовать его электрошокером, надевает наручники и уводит, украдкой бросив на меня преданный взгляд.
Я вопросительно смотрю на Керри и Осви. Мы трое сейчас в одном и том же состоянии. Застигнутые врасплох, но готовые на всё. Нам больше нечего терять. Мы решительно выходим на балкон. Потрясенный результатом своего первого в жизни приказа, рыжий наследник обводит взглядом толпу и кричит в микрофон:
– Народ Объединенных Штатов!
Эхо гремит в динамиках на площади. Осви испуганно умолкает. Керри сжимает его пальцы, чтобы подбодрить, а я кладу руку ему на плечо. Отступать слишком поздно. И всё более уверенным тоном, несмотря на ломающийся голос, мальчик-сирота, одетый в слишком просторный для него мундир, провозглашает:
– Страшная драма только что унесла жизни президента и вице-президента. Расследование выяснит, был ли это теракт, совершенный министром госбезопасности. В соответствии с Конституцией Объединенных Штатов, отныне я становлюсь исполняющим обязанности президента. И, как несовершеннолетний, я буду просить Верховный суд назначить премьерминистром и регентом…
Он прерывается, случайно встретившись взглядом с самим собой на огромном экране, установленном на площади.
Внезапно страх сжимает ему горло. Я шепотом подсказываю:
– Робера Дримма.
Осви отводит взгляд от собственного лица, сглатывает слюну и завершает с военной четкостью:
– Робера Дримма, нынешнего министра природных ресурсов! Он единственный, кому я доверяю в этом продажном, насквозь прогнившем правительстве, от которого быстро избавлюсь! При мне всё будет по-другому! Абсолютно всё!
И он бьет кулаком по полотнищу национального флага, покрывающему перила.
Задрав подбородок, счастливо улыбаясь миллионам людей, с изумлением слушающих его по национальному телевидению, рыжий мальчик продолжает:
– С диктатурой покончено! У нас будут свободные выборы, как раньше! Я обещаю вам равенство, культуру и отмену чипов для всех! Я приказываю запретить обязательные игры, которые превращают людей в идиотов, и восстанавливаю право на нервную депрессию! И я запрещаю аплодировать! Вам больше никогда не будут платить за это, наоборот: мы будем штрафовать подхалимов! Я хочу, чтобы этот балаган прекратился!
Начинающий президент делает глубокий вдох, и посреди оглушительной тишины он разносится по всей площади. Отчетливо слышен стук каблуков-шпилек моей матери, которая выталкивает на балкон своего мужа, ошеломленного ролью, которая только что на него свалилась.
– Сейчас, – заключает будущий глава государства, – я говорю в первую очередь с молодыми, которых подавляют, избивают, превращают в овощи в школах для будущих безработных! Я передаю слово молодости и свободе, которые с сегодняшнего дня получают власть. Моему другу Керри Лангмар!
Керри подходит к микрофону. Она поднимает глаза к небу, стараясь преодолеть замешательство, забыть о толпе, о камерах. Наконец медленно и взволнованно, тщательно выговаривая слова, Керри произносит речь, которую мы вместе переписывали вчера вечером в моей спальне, вместо того чтобы целоваться, как нормальные подростки.
– Граждане и гражданки Объединенных Штатов! В нашей стране, где обязательная жизнерадостность была хуже любой диктатуры, мне, как и вам, страх, отчаяние и покорность мешали свободно говорить. Даже мысли были преступлением, даже за них нас заставляли расплачиваться. Потому что чипы, которые нам чуть было не имплантировали сегодня, позволяют контролировать наши чувства и здоровье. Теперь пришло время действовать. Томас Дримм вам всё объяснит. Это благодаря ему происходит революция.
Она передает мне микрофон. Я откашливаюсь и начинаю:
– Привет всем! Я посвящаю нашу победу покойному профессору Пиктону. Он был первым, кто поверил в меня, кто открыл мне глаза и научил, как освободить ваши мозги. Вот что нужно сделать. Все вы на этой площади и все, кто видит нас по телевизору, должны сейчас сконцентрироваться на одном предмете – на Центральном процессоре, контролирующем ваши чипы. Это стеклянная башня рядом с Министерством госбезопасности. Вон та, с гигантскими антеннами.
Все головы дружно поворачиваются в ту сторону, куда я указываю. И на огромном экране над площадью тут же появляется стеклянная башня, которую снимает с дронов национальное телевидение. Это доказательство того, что правительственный канал занял нашу сторону – во всяком случае, пока. А значит, нельзя терять ни секунды. Я продолжаю:
– От этого процессора каждый из вас получает в свой чип электрический сигнал определенной частоты, который делает вас послушными, больными, счастливыми, жестокими. Этот сигнал может сделать из вас убийц, а может убить вас, когда вы станете помехой. Но электромагнитная энергия вашего мозга способна повернуть сигнал в обратном направлении! Вы тоже можете посылать волны!
Я чувствую, как рука отца сжимает мое плечо – то ли в знак поддержки, то ли предупреждения – не знаю. Но я не должен отклоняться от курса. И после небольшой заминки продолжаю:
– Если чип превращает вас в приемник, он точно так же может сделать вас передатчиком! Понимаете? Потому что ваши нейроны связаны с чипом! И чем больше вас сконцентрируется, тем мощнее будет психический заряд! Так давайте пошлем волны гнева, бунта и надежды в Центральный процессор. Так, чтобы перегрелись электрические цепи! Взорвите процессор!
– У вас получится! – подхватывает Керри. – Разбудите вашу внутреннюю силу! Освободите свой разум!
– Делайте как я! – приказывает Осви. – Сосредоточьтесь!
Закрыв глаза, он напрягает мускулы и задерживает дыхание, становясь совсем пунцовым. На экране его лицо крупным планом вызывает скорее мысли о запоре, а не о концентрации. Я осмеливаюсь шепотом напомнить ему, что он может так не напрягаться, ведь у него нет чипа.
– Я показываю пример, – сухо возражает он.
Я скромно отхожу в сторону, чтобы оставить его одного в кадре. Видимо, не надо было так выдвигать его вперед, он слишком верен семейным традициям. Керри украдкой хватает меня за руку и шепчет:
– Я от тебя балдею.
От этих слов меня охватывает такое ликование, что я даже не могу ответить банальностью вроде «я от тебя тоже». И только молча сжимаю ее пальцы.
Камеры по-прежнему сфокусированы на Осви, который, похоже, намерен побить все рекорды по задержке дыхания. В полной тишине толпа концентрируется вслед за ним. Замолчали даже юные бунтари по другую сторону барьеров. Я вспоминаю о Дженнифер. Наверное, сейчас она ругает себя за то, что была так груба со мной. Но мне всё равно. Самая красивая девушка в мире сказала, что балдеет от меня. Я стараюсь не думать слишком много о Бренде. Надеюсь, Луи Пиктон рядом с ней в палате, перед телевизором, комментирует происходящее, а она из глубины комы врубается в ход революции, которую я так хотел бы совершить вместе с ней. Раньше.
Тишина охватила площадь, город, всю страну. Так утверждают корреспонденты национального телевидения, которые говорят о всенародном горе, о глубокой озабоченности в связи с кончиной наших президентов. Бегущая строка на экране, показывающем нас в прямом эфире, беспрестанно сообщает одну и ту же новость: смерть обоих Нарко. И ни единого слова о революции против чипов, которую начал законный наследник.
– Что будем делать, если ничего не получится? – шепчет у меня за спиной Робер Дримм.
Проходят секунды, и я тоже начинаю нервничать. Луи Пиктон, который вчера утром отвлекся от своего шоколадного производства, чтобы заняться расчетами, утверждал: пятьсот тысяч человек, посылающие в Центральный процессор сильные эмоции, раскалят свои чипы до такой степени, что этого будет достаточно для вывода из строя всех передатчиков. И мы ему поверили. Но проходят минуты, а ничего не происходит. Я неподвижно стою на балконе, и во мне начинает зреть паника.
Десяток танков, посланные Министерством мира, поднимаются на холм, чтобы взять в кольцо президентский дворец. Их продвижение, снятое дронами, теперь занимает весь кадр. Мы видны лишь в маленьком окошке в углу экрана, застывшие на балконе, как массовка в кино.