Словно по мановению волшебной палочки пламя исчезло. Банкир рухнул на пол, продолжая сжимать дымящийся пистолет. Он уже не смотрел вокруг, но удаляющийся голос все же расслышал совершенно отчетливо.
— Ты сказал, я запомнил. Следующая наша встреча будет последней…
И снова что-то загрохотало. На этот раз кто-то ломился в дверь с той стороны. Живые, понятные звуки… Иван Трофимович поднял голову и увидел врывающихся в квартиру омоновцев. Двое крепышей в черных масках подняли его с пола, отобрав оружие, заломили за спину руки.
— Я сам… — лепетал Иван Трофимович. — Отдам все сам.
— А то как же! — один из омоновцев с усмешкой подтолкнул его в спину. — На выход, родной!
— Сначала заберите деньги. Там под столешницей резерв.
— Большой резерв?
— Тут немного. Около ста тысяч. Зато на зарубежных счетах более семидесяти миллионов.
— Еще скажи — не рублей!
— Да, да, конечно, долларов.
— Ого!..
— Я все расскажу. — Продолжал лепетать Иван Трофимович. — И все деньги вам… Добровольно…
Звонок мобильника застал Аксана в домашней сауне. Лежа на деревянной полочке, он кряхтел и ежился от ласковых прикосновений пальчиков массажистки. Время от времени пальчики сменял пихтовый веничек, а температуру волнообразно поднимали и опускали, подбирая условия, при которых можно было безболезненно вкушать все банные радости.
Морщась, криминальный авторитет протянул руку и взял телефонную трубку. Это оказался Горбун.
— Две новости, Аксан…
— Знаю, знаю! Одна — хорошая, другая — плохая.
— Да нет, обе непонятные.
— Что, значит, непонятные?
— Ну, это тебе судить. Короче, сегодня Трофима повязали. Помнишь пахана из «Возвышения»? Еще с акциями игрался?
— Ну да, помню. Только он ведь за бугор свалил. А перед рывком братве долю заслал. Так что он перед нами чист.
— Чист-то он чист, но ментам этот козел все тайники свои выложил. Счета, бумаги ценные и прочую лабуду. Общей суммой — миллионов на семьдесят.
— Баксов?
— Ясное дело. Но это бы хрен с ним. Поехала у парня крыша — и ладно. Но он, гад, заказы свои стал сдавать, прикидываешь? Менты рехнулись от радости, терпил, кто еще жив, заново собираются трясти.
— Ну и что?
— Как что? Мы ведь ему тоже кое в чем помогли.
— Значит, надо заткнуть банкиру рот. Чем быстрее, тем лучше.
— Сделаем… — Горбун чуточку замялся. — Вторая новость скорее приятная, хотя я лично не все тут понял.
— Говори, не телись!
— Это, значит, насчет лепилы из «Галактиона».
— Он что, умер?
— В том-то и дело, что жив. С утра заявился на работу как ни в чем не бывало. Даже не хромает.
— Может, тогда Поводырь напортачил? Или кого другого по ошибке замочил?
— Да нет, пацаны тоже перо видели. И как бил — хорошо рассмотрели. По всем статьям, клиент должен сейчас лежать неподвижно. Либо в гробу, либо в реанимации.
Оттолкнув массажистку, Аксан рывком приподнялся.
— А твои пацаны порожнячок, часом, не гонят?
— Я с ними круто поговорил. Все честно. Так что за базар отвечаю. Тем более, и секретарша из центра там была. Никакой ошибки. Нож, кстати, нашли. На нем кровь.
— Интересно девки пляшут! — Аксан возбужденно взъерошил на макушке волосы. — Значит, троих уделал и не сдох. Красиво!..
— Что делать с ним будем?
— А ничего, — Аксан улыбнулся. — Такой человечек нам и впрямь может сгодится. А пока определи его круг общения — родня, знакомые, телки. К секретарше этой присмотрись. Если что, будем работать через нее.
— Я понял, Аксан.
— И вот еще что. С ним не вяжись, попробую сам прощупать почву.
— Помощники не нужны?
— Обойдусь. Я его не линчевать еду, — всего-навсего переговорить.
Глава 16
«Жигуленок» тряхнуло на колдобине, и, треснувшись головой о потолок, Миронов глухо чертыхнулся.
— Как развалы книжные закрывать — это они умеют, а вот дороги по сию пору ни к черту. Ты бы, Колянчик, не пирог жевал, а за руль держался.
Водитель милицейской машины лениво повел плечом.
— Дороги у нас нормальные, российские. А пирог жую, потому что без обеденного перерыва оставили.
— Ах, ты бедненький! Не покушал он вовремя, блин! Сейчас приедем на место, и будешь торчать там битый час. Успеешь и пирог сжевать и чайком три раза запить.
— Может, успею, а может, и нет. Чего время зря терять? Мне жена пирогов прорву напекла. И вы могли бы перекусить.
— Нет уж, спасибо. — Хмыкнув, Потап повернулся к сидящему рядом Дымову. — Ладно, о маньяках мы поговорили, — тут все более или менее ясно, ты мне другое скажи: нормальные люди — они вообще на свете существуют? Только честно, без дураков!
— А что это тебя так заинтересовало?
— Да вот, появились, понимаешь, сомнения после посещения твоего центра. Посмотришь на себя, на других — и поневоле голова закипать начинает. А тут еще по телеку эстрадных звезд наглядишься — совсем тошно делается. Иных ведь стыдно уже слушать. Такое «му-му» городят, что пузырики из ушей лезут. Смотришь на них и думаешь: то ли крыша у бедолаг съехала, то ли выставляются таким образом? — Потап фыпкнул. — Но они — ладно! Мне за зрителей обидно. Ведь сидят, лыбятся, в ладоши хлопают. Ни текста, ни мелодии — ничего не слышат! Только мишуру и замечают. Вот я и спрашиваю, может, нормальных людей вовсе не существует?
— А ты определи мне, что такое норма, тогда я смогу тебе ответить. Трудно абсолютизировать условность, Потап. Для кого-то норма — это ислам, для кого-то православие, а кто-то полагает нормой исключительно любовь к деньгам.
— Другими словами — сколько людей, столько и норм?
— Фактически так.
— Но ведь это хаос. Так можно вконец запутаться!
— Вот и путаемся. Жизнь, Потап, — одна большая путаница. А жить — значит, терпеливо распутывать общественные и личные заморочки.
— Хватит вам философствовать. Лучше послушайте, что я тут вычитал кусочек. — Сергей Миронов зашуршал разворачиваемой газетой, с выражением прочел: — «…И тогда юноша встал на защиту участкового милиционера! В решительной схватке он отбил правозащитника у дерзких подростков и призвал последних к порядку. Органы выражают самую сердечную признательность молодому человеку, надеясь, что в дальнейшем подобные случаи будут происходить в нашем обществе чаще и чаще.»
— В смысле, значит, нападения дерзких подростков на беззащитных участковых? — Шматов громко фыркнул. — Интересно, кто пишет такую лабуду?
— Тут без фамилии…
— Может, сами органы и написали?
— Ну, если те органы, про которые мы с тобой думаем, то вполне возможно. Я вон даже левой рукой пишу — и то неважно получается, а если писать органами… — Миронов небрежно свернул газету, швырнул на сиденье автомобиля.
— Ладно, тогда я другое хотел спросить… — Шматов озабоченно потер переносицу. — Нам Изотов еще про деревья что-то такое говорил. Так вот — правда или нет? В смысле, значит, стыковки и нестыковки с человеческим организмом?
Вместо ответа Вадим достал из кармана ожерелье с темными точеными цилиндриками, протянул капитану.
— Это что, четки?
— Не совсем. Фрагменты различных деревьев. Пихты, дуба, сосны, ясеня и так далее.
— А что с ними делают?
— Ничего особенного. Перебирай пальцами, а я буду смотреть. Как только дойдешь до своего родного дерева, я подскажу.
— Ну да?
Дымов спокойно кивнул.
— Вполне доказанный факт. То есть каких-то стройных теорий не существует, однако воздействие древесины на человека бесспорно.
— Что-то не верится. — Шматов покачал головой.
— Твое право, только еще японцы заметили: даже мертвая древесина обладает ярко выраженной бактерицидной активностью. Та же сальмонелла на деревянном подносе умирает довольно быстро, а на подносе из пластика может жить месяцами. И то же происходит с иными микроорганизмами. Есть деревья, которые неплохо снимают стресс, лечат мигрени, кожные высыпания, кишечные расстройства. Если бы это было не так, давно бы деревянные сауны сменили на что-нибудь более практичное. Так что религия друидов возникла не на пустом месте. Деревья действительно можно и нужно любить. Они все видят и слышат, но молчат. Разумные они или нет, мы не знаем, но как бы то ни было, уже известно, что боль и гнев им знакомы. Чувствуют они и злых людей, и добрых. Для одних стараются раскрываться, от других защищаются как могут. Потому и растут у одних хозяев и огурцы, и помидоры, и арбузы с ананасами, а другие простого гороха вырастить не могут. — Дымов пожал плечами. — Собственно, ничего удивительного в этом нет. Древесное племя много старше людей, значит, и с опытом у них побогаче. Даже если брать биологический возраст отдельных деревьев, то и здесь хватает феноменальных долгожителей.
— Долгожителей? Это сколько же, к примеру? — Миронов развернулся на переднем сидении. — Наверняка лет триста, не больше!
— А десять тысяч не хочешь?
— Не может быть!
— Полистай словари и сам убедишься. Найдешь долгожителей и в австралийской, и в африканской, и в американской фауне. Если бы столь не частые пожары, у нас в Сибири тоже нашлись бы свои ветераны. Хотя деревьев с возрастом под тысячу лет и у нас найдется немало.
Сергей, не удержавшись, присвистнул.
— Да уж, это не наши семьдесят! Столько бы я не выдержал.
— Вот именно. А они выдерживают. Стало быть, есть в них качества, которых не достает нам.
— Хмм… Ну, а как ты определяешь, какое дерево и кому подходит?
— Так же, как и все остальное. Я ведь экстрасенс. — Вадим кисло улыбнулся. — А объяснять — как да каким именно образом, думаю, нет смысла. Слепому трудно понять зрячих, так и здесь. Просто я вижу то, чего не видите вы.
— То есть?
— Например, вижу цвет твоего метатела и цвет древесных фрагментов. Если цвета близки по спектру, вы, условно говоря, — создания одной крови. Значит, и в доме из подобных брусьев ты будешь ощущать радость и покой. Иными словами — древесина станет своеобразным продолжением твоей собственной ауры и будет надежно экранировать от внешнего мира, а это уже немало. Если же дерево начинает окрашивать твое метатело, значит, оно сильнее и