Собственно, это было одной из разработок Изотова, — попытаться вторгнуться в сферу человеческих особенностей, именуемой гениальностью. Занятно, но факт: часто болеющие в детстве нередко умнеют значительно быстрее сверстников. И причина не только в том, что, не выходя из дома, они вынуждены вместо футбола и скакалок довольствоваться учебниками и книгами, но и в том, что болезнь — это почти всегда температура, а повышенная температура не проходит для мозга бесследно. То же самое можно было сказать о так называемых очкариках, поскольку любая дисфункция зрения также существенно влияла на внутричерепное давление и незапрограммированные температурные скачки. Именно в этом направлении Александр уже третий год работал, потихоньку накапливая материалы для диссертации. Именно для него парикмахер собирал попутную статистику по скорости роста волос над правым и левым полушарием, измерял термодатчиками точечную температуру темени, затылочной части и висков, опрашивая пациентов, сводил воедино данные о меняющейся структуре волос и головных болях, которые, по уверениям Изотова, также навещали далеко не самых глупых людей.
Сам Дымов не слишком верил в столь жесткую зависмость интеллекта от температуры, однако его подкупала энергия коллеги, и он помогал ему при всяком удобном случае.
Возможно, он не заметил бы этого клиента вовсе, однако, минуя череду кресел, в которых располагались ожидающие своей очереди клиенты, Вадим переложил распечатки парикмахера в левую руку и привычно переключал зрение. Не то что бы эта картина его привлекала, но что-то завораживающее в ней безусловно присутствовало. По настоянию Раисы Дмитриевны вдоль всего коридора были установлены телевизионные мониторы. Скучающей клиентуре демонстрировали стандартный набор телеканалов. Увы, третье тысячелетие начиналось с победного шествия средств масс-медиа, интернета и зомбирующего телеоблучения. Человеческие метатела, чуть приподнявшись над креслами, уродливо кривились. Теряя обычную округлую форму, мантии вытягивались вперед наподобие щупалец, обволакивали мерцающие мониторы подобием коконов. И было отчетливо видно, как экранное изображение воздействует на мантии, заставляя их пугливо пульсировать, перекрашивая в нездоровые бурые цвета. В сущности человечество претерпевало тотальную метадеформацию. Телеэкран становился составной частью организма, механическим придатком мозга, высасывающим свою ежедневную долю энергии. Даже не имея сколь-нибудь серьезной статистики, Дымов всерьез подозревал, что возросшее число лейкозов и опухолей мозга напрямую связано с телевидением и компьютерными мониторами. Вот и сейчас он воочию наблюдал венец дарвиновской теории — этаких новолюдей, не гомо-советикусов, а теле-сапиенсов, у которых два мозговых полушария медленно, но верно срастались с третьим «псевдополушарием». В коридоре сидело человек пятнадцать-шестнадцать, и все они в настоящую минуту были похожи, как близнецы братья. Одинаково уродливые, с жирафьими, вытянутыми шеями, с головами опасно вросшими в пасти экранов…
Того, кто сидел сам по себе, абсолютно не интересуясь передачами, он разглядел в самом конце коридора. Лиловое, с черными тугими прожилками облако вжималось в стену и потолок, и только через мгновение Дымов понял причину столь странной позиции. Огромное метатело чужака на пару порядков превосходило ауры близ сидящих пациентов, а потому делало попытки скрыть свои истинные размеры, притаиться, распластавшись над самым полом. Пожалуй, подобное Вадим наблюдал впервые, — потому и отреагировал с запозданием. Чужак маскировался не от кого-нибудь, а от него. Это он мог бы сообразить сразу. Чужак без сомнения видел его — и видел в истинном свете. Дымов еще сделал пару шагов по инерции и остановился. Именно в эту секунду, взметнувшись над полом полосатое облако выбросило в его направлении гигантский шип, прыжком ринулось в атаку.
Те, кто именовал его суперчистильщиком, были по-своему правы. Он и был таковым, даже не пытаясь сравнивать себя с рядовыми килерами. Потому и сделал карьеру, о которой, конечно же, не мог мечтать простой паренек из деревни. Но так уж вышло, что ему повезло, и, попав в опытные руки, он очень скоро сумел обозначить свою истинную цену. Его использовали редко и чаще все-таки за рубежом. Зато и цели давали далеко не рядовые. В отличие от большинства исполнителей Носорог давал стопроцентную гарантию. Он выполнял задания и чисто и скрытно, за что и имел практически все, чего только мог пожелать. Пожалуй, он мог считать себя счастливым человеком. Ему нравилась поручаемая работа, нравился собственный статус, нравилось ясное понимание собственной исключительности. Никто, может быть, даже в целом мире, не умел убивать эффектнее. Он был уникумом и скрытным оружием державы. Свидетельством того, насколько его ценили, являлось внимание, оказываемое Носорогу даже в самые неблагополучные для России дни. Правда, произошедшая рокировка в коридорах власти несколько озадачивала, однако по большому счету для самого Носорога мало что изменилось. Он по-прежнему был востребован, а люди, которые теперь пользовались его услугами, платили даже значительно больше прежних хозяев. Но главное — в отличие от обычных киллеров, Носорог совершенно не тревожился на собственный счет. Безусловно, он знал слишком много, и тем не менее он совершенно не сомневался в том, что никому из его хозяев не придет в голову убрать суперчистильщика. Почему? Да потому что как и в прежние советские времена он был незаменим. Как говаривал один из кремлевских чиновников — Носорог один стоил роты спецназа! Про себя, впрочем, чистильщик думал несколько иначе, повышая планку еще на пару делений. Поскольку ту же роту спецназа он мог бы уничтожить в течение минуты, а вот его эти крепкие, вооруженные до зубов ребята вряд ли сумели бы застать врасплох. Ну, а такими кадрами не разбрасываются. Напротив — их холят и лелеют, им создают максимум благоприятных условий. К слову сказать, означенные условия ему действительно успелми создать — в виде нескольких квартир и пары двухэтажных приморских котеджиков, в виде десятка шестизначных счетов в России и за рубежом. Именно поэтому в столицу Урала он вылетал с большой неохотой, откровенно не понимая за каким чертом посылают именно его. И именно поэтому разговор с Аксаном по-настоящему обеспокоил его. Наверное, впервые уникальные способности суперчистильщика взялся оспаривать некто посторонний. Носорог не слишком верил, что в этом подлунном мире ему встретится кто-нибудь равный по силам, однако Аксан все-таки сумел заронить в его душу сомнение. Мастер был НЕ ПРОТИВ свести дружбу с экстрасенсом. Аксан сам это выболтал. Значит и персона Носорога переставала быть единственной и уникальной. Еще Сталин, помнится, говорил, что незаменимых людей нет. Получается, прав был усатый генсек. И когда их встреча наконец-то произошла, Носорог ощутил подобие шока. Словно пелена упала с его глаз, сомнения рассыпались в прах. Он увидел не просто конкурента, а существо, превосходящее его на порядок! Незнакомец спокойно вышагивал по коридору, и, утопая в стенах и ковровом покрытии, за ним тянулся гигантский мускулистый шлейф. Даже беглого взгляда Носорогу хватило, чтобы понять — кто перед ним, и впервые в жизни он попытался спрятаться! Самым постыдным образом. Потому что наперед понял, насколько неравный поединок ему собрался навязать гаденыш Аксан. И, разумеется, с маскировкой ничего не вышло. Визитера из столицы разглядели и, видимо, тоже оценили должным образом. Именно тогда Носорог и решил атаковать незнакомца. Одного мига ему хватило, чтобы понять: замена найдена, и отныне он более не уникален! Здесь, в Екатеринбурге, у него неожиданно объявился соперник — молодой и могучий, который тоже, разумеется, не потерпит никаких конкурентов. Таким образом все было яснее ясного. Единственное преимущество Носорога заключалось во внезапности, и он прекрасно осознал, что другого такого шанса незнакомец может ему и не предоставить. А потому, не тратя времени на раздумья, Носорог взмыл над полом и, выпростав свой убийственный шип, беззвучно метнулся вперед…
Чужак был действительно силен. Во всяком случае, внезапность принесла ему первые очки. Буквально подмяв метатело Вадима, он пронзил его своим жутковатым шипом, ожившим плетью попытался обвить мертвой хваткой. Но на этом все его временные удачи и завершились. Как бы массивен и крепок ни был этот агрессор, с Дымовым ему все же было не совладать. Задыхаясь от боли в израненной мантии, Вадим одним ударом расправил собственную оболочку, разорвав сдавливающую удавку чужака. А в следующую секунду он уже беззвучно перекусывал жутковатый шип. Полосатое облако попробовало отскочить, но сразу несколько взметнувшихся щупалец поймали его, в мгновение ока сплелись в смертельный аркан. Скрипучий стон коснулся слуха, кто-то рядом визжал и кричал.
Очнувшись, Вадим отшатнулся к стене. В нескольких шагах от него на полу судорожно сучил ногами мужчина в костюме. Лиловое лицо было перекошено от боли, из распахнутого рта рвался тот самый задушенный хрип. Повскакав с кресел, клиенты в ужасе глядели на умирающего. Из кабинета высунулась голова медсестры.
— Санитаров! — выдавил из себя Дымов. — Срочно зови кого-нибудь из санитаров!
И уже скорее для пациентов добавил:
— Ничего особенного. Приступ астмы. — Губы сами собой сложились в подобие натянутой улыбки. — Хорошо еще, что это случилось здесь, а не на улице.
Между тем, к мужчине уже подскочило трое работников «Галактиона». Споро погрузив лежащего на носилки, санитары быстрым шагом двинулись по коридору. Вадим оттолкнулся спиной от стены и охнул. Раны, нанесенные чужаком, были не самыми серьезными, однако ближайшие полчаса ему придется все-таки плохо.
Сделав над собой усилие, он все-таки доковылял до родного кабинета. От секретарского стола навстречу метнулась Аллочка, и на этот раз он не стал возражать — покорно позволил довести себе до кресла.
— Может быть, корвалолу? — она на самом деле перепуга