Алис теперь опять жила в Долгогорье, вернувшись с того берега – из добровольной ссылки на Старые Ворота. Каждый раз, встречаясь с Сэммиш, она выставляла напоказ свою радость от их общения. Если сосчитать часы и минуты, проводимые вместе сейчас и до смерти Дарро, особого различия не разглядишь. Разница состояла лишь в том, что теперь Сэммиш чувствовала себя брошенной, и было ей от этого больно.
Она-то уже размечталась, что их с Алис сблизит розыск убийц. Навоображала и вытекающие последствия. Вот только ясным днем мечты казались сумасбродными и просто жалкими. Сейчас, проходя невдалеке от городской стены, она вновь перебирала свои фантазии, только в этот раз соблюдала дистанцию – не погружалась в них, а скорее проверяла на прочность. Теребила, как присохшую корку на ране.
Сэммиш прогулялась вдоль воды, наблюдая, как готовят лодки к зимним морозам. Смотрела, подставив лицо холодному ветру, как мужчины выбирают промокшие канаты и тянут просмоленные корпуса, свои средства прожития, из реки – пока Кахон не раздавил их в щепки и не пожрал. Всем известно, что воды его ненасытны.
К тому времени, как она вернулась в Долгогорье, в «Яму», солнце опустилось за Дворцовый Холм. За длинную прогулку она успела отойти от жалости к себе, позлиться и достичь усталого умиротворения. Жаркий воздух в корчме ошеломил с порога. Обогрев тут был ни при чем, хотя в очаге теплился маленький огонек. «Яма» была набита народом, и духота, как в хлеву, делала это место не слишком уютным. Сэммиш просунула руку за пазуху кофты, придерживая потайной карман. Не один раз кому-нибудь приходила в голову идея обождать здесь и выкрасть чей-нибудь дневной улов. Маневрируя, она пробралась к столику, где уже сидели Нимал и Кейн.
– А где Куп? – спросила она, усаживаясь на приставленный табурет. Неудобно низкий и с разными ножками.
– Подойдет, когда закончим расчет, – заявил Нимал, и пусть, скорее всего, не соврал, Сэммиш чуток напряглась от его бесцеремонности. Правила требовали подождать, пока на раздел не соберутся все, но прикрывать спину Мелкому Купу не ее обязанность. Останется недоволен, пусть выскажет Нималу напрямую. Она вынула на стол три кошелька, серебряное ожерелье и кожаную сумочку, потерю крайней, взбесившейся бабы, и принялась открывать одно за другим, пока Нимал и Кейн следили за ее руками. Заиграть монету-другую по ходу выкладки представляло собой отдельную тычку, и Сэммиш, хотя ничем таким не занималась, не серчала на тех, кто был на взводе при дележе.
Груз попался достойный. По большей части медные и серебряные монеты, и ожерелье в придачу. В одном кошельке была резная лошадка из черного дерева, наверно грошовой цены, зато сделана классно. Сэммиш отодвинулась, и Кейн приступил к дележу. На четыре кучки одинаковой, насколько он справлялся с расчетом, стоимости. Пока шла раздача, прибыл Мелкий Куп. Если и недовольный тем, что начали без него, виду не подавал.
Из получившихся кучек она, Куп и Нимал выберут три себе, а Кейну отойдет четвертая. Так, по крайней мере, полагалось проводить раздел. Однако, после того как Мелкий Куп взял свою, Нимал подтолкнул одну из трех оставшихся Кейну.
– Забирайте и освободите нам стол, угу?
Все сначала нерешительно переглянулись, затем Кейн пожал плечами, сгреб выданную кучку и, уходя, увел с собой Мелкого Купа. Они исчезли в давке потных тел, как брошенные в воду камешки. Голоса толпы, разговоры и перекрикивание создавали рев, за которым никто не смог бы подслушать беседу двоих за столом. Нимал наклонился ближе, следя, чтобы не коснуться денег руками.
– Имеется предложение, – проговорил он. – Есть вариант раздобыть кое-что для тебя.
– Ты уже раздобыл, – сказала Сэммиш и кивнула на две кучки меж ними. – Вот оно тут.
– Пару недель назад ты расспрашивала про Оррела. Если вдруг он найдется, это будет стоить твоего куска?
Сэммиш подуспокоилась. Вот почему он велел уйти двум подельникам. Уступи она свою долю пораньше, им бы захотелось поделить все натрое. Вопрос заключался в том, чего же хотела она сама? Все деньги от тычки на дне коронования Оррел наверняка уже просвистел.
Единственное, что осталось при нем, – это сведения о Дарро. Отыскал брат Алис Оррела или нет. И если да, что случилось потом.
Сэммиш уставилась на монеты. Перед ней лежала съемная комната и еда. Новая пара ботинок. Она хотела пива, жареной курицы и залезть под теплое одеяло. И работу в пивной, на ставках за чугунной решеткой. Алис ведь не узнает, если Сэммиш на этот раз выберет себя. Она же столько трудилась.
Сэммиш протянула руку, чтобы забрать свою долю добычи, но выудила из кучки только серебреник и два медяка.
Что-то наподобие стыда или давней усталости легло ей, как кошка, на грудь, пока она засовывала монеты за пояс, оставив остальное старшему подельнику.
Нимал широко улыбнулся. Один зуб у него сгнил и блестел чернотой.
– Сойдемся, – подытожил щипач.
Придерживая кончиками пальцев железный ключ, Алис катала его по ладони, желая прочувствовать грубую выпуклость металла. Сапоги ее беззвучно ступали по камням, холодный восточный ветер пах надвигающимся снегопадом. Вокруг нее сворачивало на сегодня продажи Новорядье. Лотки и торговые точки, окаймлявшие улицы, пустели; продукты, кожу и ткань на ночь стаскивали за двери хранилищ. Убирали еще не свернутые навесы. Улица делалась шире, чем прежде, словно Алис была почтенной леди и перед ней расчищали путь.
Она представляла, будто Дарро вышагивает рядом с ней. Представляла, будто она и есть Дарро. От этого голова поднималась выше, спина держалась прямее. Была надежда, что так она утаит, насколько взволнована – что не могла даже есть.
Она по доброй воле лезла в расклад, которого не понимала, с людьми, которых не знала совсем, и где-то впереди таилось нечто, что привело брата к гибели. Она как будто стояла на краю моста и глядела на темную, клубящуюся пучину, зная, что собирается прыгнуть.
В мыловарной лавке свет не горел и ставни были закрыты. За окнами второго этажа двигались какие-то тени. Наверно, семья садилась ужинать после долгого дня – или же лучники готовились встретить оружием незваного гостя. Откуда ей было знать? Поэтому казалось – возможно все. С северной стороны здания трещиной в стене открывался проулок не шире ее плеч. Алис остановилась напротив, сжимая ключ. Как бы повел себя Дарро? Вошел со смехом или пригнул бы голову? Положил бы ладонь на эфес?
Она ступила во мрак, обострились все чувства. Через полдюжины шагов проулок расширялся настолько, что кто-то пристроил к стене деревянный сарай. Хоть небо над головой было не больше темной ленты и почти не давало света, дерево тускло серело, выцветшее от возраста и погоды. Она нащупала замочную скважину и загнала туда ключ. С той стороны двери донесся голос, грубо-мужской, угрожающий. Дрожь отмыкаемой задвижки отдалась в ладони, и дверь распахнулась внутрь.
В свете единственной свечи стояли двое. Мужчины старше нее, незнакомые. На одном был поношенный плащ, как у извозчика, и вязаная шапка, у виска выбивался клок седины. Другой, пониже, широкомордый, одевался как грузчик, в выцветшую куртку и брюки из некрашеного холста. Извозчик держал и показывал грузчику знакомый серебряный клинок. Алис в первый раз увидела его снова после того, как отдала на празднестве окончания жатвы.
Полминуты все трое молчали. Алис, чтобы расслабить горло, сглотнула.
– Меня прислала Андомака, – сообщила она.
– Больше не произноси ее имя, – сказал извозчик, но не в угрозу. – Мое тоже не спрашивай. И его.
– Не буду, – сказала Алис. – Извиняюсь.
Извозчик кивнул на дверь, и Алис ее закрыла. К внутренней части задвижки был приделан толстый железный рычаг. Она потянула его вниз, и язычок запора скользнул в паз. Сарай был почти столь же тесным, как келья на Старых Воротах. Вдоль стены шли узкие полки, в воздухе пахло розмарином и щелоком. Алис очутилась одна с двумя мужиками в таком месте, что, если они нападут, помощи ждать неоткуда. Она приткнула спину к двери, а ладонь – к рукояти собственного оружия, будто просто ради удобства. Улыбка извозчика сказала ей, что он разгадал за этим ненарочитым движением страх. Кинжал растаял в складке плаща, как и не было. Если эти двое что-то прежде и обсуждали, то присутствие Алис положило конец разговору. Она неподвижно ждала, ждали и они, но эти неподвижности различались. Явственно чувствовалось, как им доставляет радость ее неудобство. Она бы, пожалуй, взяла и ушла – только при этом пришлось бы повернуться к ним спиной.
Зашуршала, сдвинулась задвижка – высвободился язычок. Алис отступила от раскрывшейся двери, и внутрь ввалился третий мужчина. Он был примерно возраста Дарро, с коротко подстриженными волосами и лукавой ухмылкой. Такого можно представить у печки в компании Черной Нел и Террина Обста. Молодой приветственно мотнул головой кучеру.
– Припозднился я, – сказал новоприбывший. Акцентом, хоть и более легким, он напоминал Андомаку. В таком маленьком помещении Алис волей-неволей приходилось без конца к нему притираться, но молодой человек, похоже, не обращал на это внимания.
– Я так и понял, – ответил извозчик.
– Ну так что за работа?
– Идете со мной и смотрите по сторонам. Не будет проблем – то и ладно. А будут – позаботьтесь, чтоб серебряный клинок не пропал, а оказался там, где надо.
– А деньги?
– Потом. И надо б выдвигаться, – сказал извозчик, с трудом произнося слова. – Мы уже должны быть там.
Опоздавший пожал плечами и задом шагнул из сарая. Алис вышла за ним, за ней последовали другие. Кучер длинными шагами направился к западу, грузчик держался вплотную за его спиной. Алис и опоздавший замыкали группу. Закат облил небо на западе кровавой краснотой. Дворцовый Холм и Старые Ворота силуэтами выделялись на угасающем сиянии, будто бог, отворотившийся от людей. Алис, не замедляя хода, следила за движениями в окнах и на ответвлениях улиц. Она не знала, чего опасаться, а спросить не хватало уверенности.