Время пепла — страница 33 из 67

– Да, – беря клинок, произнесла Андомака.

– Вам ведь этого вовсе не нужно. Мы бы могли уйти вместе. И вы бы освободились.

Она провела лезвием клинка по его плечу. Мальчик едва поморщился, но там, где она прикоснулась к нему, набухла тонкая кровавая линия. Ткань мироздания зашуршала, оборачивая их, и Андомаку пробрало нечто напоминающее удовольствие. Она обратилась назад к алтарю. Кровь взывала к крови. Но прошлый обряд нарушился прежде, чем…

Аккуратно, как писец-каллиграф, Андомака вывела на камне посмертный знак князя Осая. Сразу по завершении последней черты кровь потемнела и зачадила. Ее тело исполнилось радости. Вернулся истинный клинок, кровь повлекла с собой нить, и мост между живыми и мертвыми был наведен. Воздух загустел в кругу внимания существ, не имеющих облика. Старых существ. Древних. Свечи померкли, словно пространство заполнил какой-то холодный дым. Она ощутила мощь и голод, будто изнутри ее самой. Тело окутали тепло и легкость, как после половины бутылки вина.

– И с вами тогда ничего не случится, – опять заговорил мальчик. – Ничего не случится с нами обоими. Ну, пожалуйста.

Она вытерла кровь с ножа куском материи, никогда не видевшей солнца, потом окунула кончик клинка в воду. Она знала имя мальчишки, его открыл князь Осай. Андомака написала это имя – Тиму – поверх посмертного знака, почерневшая кровь и белесая вода перетекали друг в друга. Что-то зашевелилось в дыму, словно рябь от огромной рыбы, растревожившей тихий пруд. Мальчик вытаращил глаза от резкого испуга и боли, но лишь потому, что его не готовили к происходящему. Он вскрикнул, а когда вобрал воздух для нового выдоха, был уже не тем, кто способен дышать.

– Андомака, – произнес напевным голосом мальчика Осай, мертвый князь Китамара. – Ты постаралась на славу.

– Благодарю вас, князь, – ответила Андомака.

Стражи отпустили тщедушную фигурку, и Осай медленно прошелся по храму, осваиваясь с новой плотью. Арфист опустил инструмент, и, кроме шагов Осая, не слышно было ни звука. По манере двигаться она узнала бы дядю вне зависимости от надетого тела. Чувство любви, нахлынувшее сейчас потоком, она воспитывала в себе с детских лет. Но, специально привитая и взрощенная, любовь не была от этого менее настоящей.

– Так, все вы, вон, – сказал Осай, и взор его уперся в Андомаку. – Ты останься.

Спустя дюжину ударов сердца храм опустел, не считая Андомаки, духа, веками правившего Китамаром, и по-прежнему горящих на своих местах свечей.

– Мы долго не могли найти истинный нож, – сказала Андомака. – Новодельный клинок же разрушился. Я не знаю, что мы сделали не так, когда его освящали, но…

– Клинок ни при чем.

Андомака вздрогнула:

– Повелитель?

– Нас подвел вовсе не нож, хотя, подозреваю, эту мысль внушали нам с умыслом. Похищение священного кинжала было спектаклем. Оно дало нам повод для обвинений, пока враг прятал истинную причину катастрофы. – Он покачал головой с улыбкой полуотвращения-полугнева на непривычных детских губах. – Не задумай я породить тайного отпрыска в достаточно далекой стране, тебе б оставалось клясть нож, растрачивая время и силы на его поиски или отковку – и все безуспешно. Или винить обряд, какой-нибудь недосмотр в церемонии. Или себя, тем самым подкашивая свою решимость. В конечном счете ритуал был бы заброшен.

– Братство ни за что не позволило бы…

– Будто мне незнаком этот город. Он вообще-то мой. Я сидел на его престоле с самого возведения Храма.

– Если дело не в церемонии и не в клинке… – начала Андомака.

– В крови, – подтвердил он.

– В сосуде?

– В человеке. Нас заранее обрекли на провал, ибо ничто не связывало меня с новым князем. Бирн а Саль не нашего рода. Наверняка моя невестка и, очень вероятно, любезный братец-слюнтяй предали наш город и посадили на трон байстрюка. Не помри заблаговременно оба, вздернул бы их над огнем и расспросил о подробностях. Но… – Он повел кистью. Андомака столько раз видела это движение в исполнении другой руки! На мгновение в ее голове помутилось. Осай потер глаза ладошками.

– Венец уже на нем, – сказала Андомака.

– Именно. А мы – как мы докажем измену, не раскрыв моих тайн? Вернемся во времени и установим слежку, кому там Ирана давала помимо моего брата?

– Могли сохраниться письма… – предположила Андомака.

– Письма горят. Доказательства бывают подложными. Десятки лет на троне я не подозревал ни о чем. А сейчас кто мне поверит? Посмотри на меня. Я – недоросток с Медного Берега. Даже я не поверил бы мне.

– Давайте выступлю я, – предложила Андомака.

Осай уселся, взгромоздившись на алтарь. Любой другой этим бы свершил святотатство. Но князя не сдерживали правила, писанные обычным людям.

– Выступишь, но в другом качестве. Эта война началась в тени, в тени должна и закончиться. Во дворце сидит фальшивый князь, и мы оттуда его уберем. Возможно, Бирн а Саль не знает, кто он, но это ничего не меняет. Ему предстоит умереть.

Она ахнула, подавившись этой мыслью. Бирн а Саль мог и сам не знать, что родился бастардом.

– Братство не участвовало в его воспитании. Если он ничего не знает о нас, то особых сложностей я не вижу.

Князь Осай угрюмо сморщил лицо подростка.

– Допустим, тогда он ничего и не знал, но теперь? Я не предвидел, что мои личные вещи попадут на глаза чужим людям. Если Бирн нашел их… да, он поймет, что происходило что-то странное. Пускай без подробностей, однако со временем это наведет его на определенные подозрения.

– У него есть наследница.

– Его дочь тоже умрет. Придется положить конец дому а Саль. Время возглавить город новой семье! Род Чаалат досточтимый, старинный и продолжает в себе мою кровь. Пора эпохе совершить поворот в Китамаре, и ты – ось, на которой провернется история.

В храме воцарилась тишина. Андомака осмысливала услышанное.

– С этим мы справимся, и лучше действовать поскорее, – сказала она. – Но недопустима огласка. Город этого не поймет.

Мальчик кивнул. Или кивнул князь Осай. Или нечто, что носило на себе шкуру князя – нить и дух самого Китамара. Бог, которому ее воспитывали поклоняться.

– Когда оба падут, княжить в городе будешь ты, Андомака, – проговорило оно. – А тобой буду я. Иного пути у нас нет.


Три дня спустя Длинной Ночи и за неделю до Десятидневья Алис нетвердо брела домой после ночной попойки. Прикинув, что находиться в кругу людей будет не так страшно, как одной, она отчасти оказалась права. Похлебала горячего супа, а от колбасок с пряной свининой до сих пор приятно щипало под языком. И вино разбавляли водой не так уж и сильно. Куча людей и жаркая духота стали желанной переменой после заточения у Дарро, по крайней мере, первые часы. Но когда Коррим и Невозмутимый Биран пьяным хором загорланили песню в честь наступления рассвета, у Алис напряженно заныло в затылке.

Обратной дорогой она сообразила, что некая ее часть, сподвигнувшая назад в темную, холодную комнату, была чувством вины. Оно подкралось тихо, как мышка. Стоило немного понаслаждаться, как она забыла о Дарро. Время, потраченное на тарелку супа и чашу вина, Алис прожила в мире, где Дарро был всеми заброшен. Больше таких промахов она себе не позволит.

Взойдя по темной лестнице, она услыхала осторожное покашливание. Доносившееся из-за ее двери. Двери Дарро. Она сжала в кулаке дубинку – в страхе и ярости, точно обнаружила в волосах паука. И распахнула дверь ударом ноги.

Трегарро восседал за ее столом. На его залатанное лицо падал свет масляной лампы. В этот раз он не был соткан из дыма. Он действительно пришел во плоти. Магия ее не так бы обеспокоила.

– Как вы меня нашли? – с ходу спросила Алис.

– Завали хлеборезку, – спокойно ответил он. – И закрой дверь.

Так она и сделала, но не спешила садиться. Перевела взгляд, проверяя, там ли ящик Дарро, где она его оставила, закрыт ли и не потревожен. И расслабилась, увидев, что его не трогали.

– Чего вам нужно? – спросила она.

Трегарро кивнул.

– По ее словам, тебе очень хотелось поработать. Все еще хочется?

– Да, – ответила Алис, не раздумывая.

– Есть работа. За рекой.

– Ладно, – сказала Алис. – Что надо-то?

– Ты верна ей?

Алис нахмурилась.

– Что вы имеете в виду?

– Себя. Я – человек верный. И если мне на секунду покажется, что ты ставишь под удар лично ее или нашу работу, твоего тела никогда не найдут. Сама прекрасно знаешь.

Потрясенно она осознала, что человек со шрамами был напуган.

И не понять, что его так напугало.

– Знаю, – сказала она.

– Есть одна девушка, которая бегает на свидания к парню из купеческого семейства. Заявляется, пока его родни нету дома. Ты должна найти этот дом.

– Что про него нам известно?

– Больше ничего.

Алис нахмурилась.

– Будь это просто, я бы все сделал сам, – произнес залатанный. – Ты найдешь этот дом. Установишь слежку и, когда у парочки состоится любовная встреча, прервешь потеху и убьешь девчонку.

Алис переступила с ноги на ногу. Часть ее уже отказывалась наотрез. Искать купеческий дом, где предаются счастью юные любовники? Да там таких половина. И ладно бы идти навстречу опасности, пусть даже нарываться на драку. Но перспектива кого-то убить – сперва выследить, а после превратить в труп – походила на взгляд с обрыва. Враз поплыла голова, а сердце поскакало стремглав. Она сказала себе, что только от возбуждения.

– Прикончить ее?

– Да.

– Она одна из тех, кто убил моего брата?

– Она из тех, кто против нас. Это все, что тебе надо знать.

– А ее парень?

– Срать я на него хотел. Но девушка умрет.

Она попыталась представить, как поступил бы на ее месте Дарро. Что бы ответил и как бы он это сказал. Брат проявил бы бесстрашие. И суровую твердость. Ей не хватало ни того ни другого – но можно было этому научиться. Подражать ему, пока рано или поздно это не окажется правдой. Она улыбнулась его улыбочкой, развязно оперлась о стену, опустила ладонь на дубинку. Дыхание было прерывистым, сердце дубасило в грудь.