Скулы женщины перестали подрагивать.
Чтобы перекинуть фонарь через ограду, не пришлось прилагать вообще никаких усилий – как выпустить птицу, а не метнуть снаряд.
Фонарь описал неспешную дугу, завис над стеной, но все-таки решил плюхнуться вниз по ту сторону ограды. Приземлился он неудачно – стеклянный колпак разлетелся осколками, а жестяная емкость, лопаясь по швам, покатилась и дала течь. Щебень дорожки запачкало разлившееся масло. Фитиль лег на землю, и небольшой язык пламени превратился в средненький костерок. Ввысь взметнулось и развеялось облачко дыма.
С уличной стороны стены женщина опять надела на плечо котомку и пошла, спокойно и равнодушно, будто ничего необычного не сотворила. Не привлекая внимания, она добралась до угла и устроилась в тени изваяния ханчийского бога, стоящего невдалеке от ворот. Оглянулась назад, почесывая щеку, – как будто забеспокоилась о последствиях своего хулиганства.
В конюшнях Братства Дарис стоял беспорядок. Ветер взметал в воздух песчинки, травинки сена и кусочки сухого навоза, вынуждая конюхов и возниц щурить глаза. Возле стены масляная лужа подтекла под яркую зелень плюща, и огонь следовал за ней. Молодой плющ, сочный, восколистный, сопротивлялся огню. Старые листья и стебли под ними, многолетнее подтверждение того, что никто не утруждался чистить ограду, были посуше, более колючими и готовыми вспыхнуть. Найдись рядом свидетели, они оценили бы красоту – как теплый оранжевый свет просиял сквозь зеленый настил, но день выдался неудачным, и никто этого не увидел.
Пламя скрытно росло и распространялось, пока жара не оказалось достаточно, чтобы зелень пожухла и распустилась прядь темного чада. Первыми опасность почуяли кони, но мальчик, прислуживавший в стойле, не понял, что их так возбудило. Огонь добрался до большого каретного сарая, чьи боковины были выложены из старого, прочного дерева. Обуглиться стенки могли, но, чтобы зажечь их, потребовалось бы большее, чем сырой трут из плюща.
Дым к этому времени сгустился в смутное затемнение на небе. Сидя подле бога, женщина заметила его, но только потому, что знала, куда смотреть. Она взолнованно подалась вперед, гадая, не пора ли бить в набат об опасности.
Огонь под плющем пригасал, истощив свое легко воспламеняющееся топливо. Зеленые листья обмякли, но яркое сияние за ними потускнело до бледно-рдяного. Открылись ворота, и на территорию поместья вкатился экипаж. Толстопузый извозчик правил парной упряжкой. Он приостановился на въезде и поднял глаза к небу, не совсем разобрав учуянный запах.
«Пожалуйста, – мысленно произнесла женщина. – Пожалуйста». Ее просьба недотягивала до молитвы, но исходила с истово духовным запалом.
Ветер по своей ветренной сути сменил направление и хлынул на город с севера, понизу, как меха раздувают горнило. Зеленые листья то вздрагивали, то плясали. Оранжевое воссияло золотом. Угли и сажу выдуло из-под тлеющего пожара, как рой светляков. Глаз извозчика ухватил мельтешение искр, но к тому времени один маленький язычок пламени обустроил себе жилье в сухом сене. А второй в куче тряпья, которую конюшонок должен был разобрать, но забыл. А еще один сквозь незабранное окно потянулся в главный дом Братства.
Закричал извозчик. Завопили кони. Ветер забормотал, потом взвыл.
Дверь открылась, и вошел новый стражник. Он осмотрел всю комнату, будто проверял на предмет чего-то, Алис неведомого. Затем, видимо удовлетворенный, молча встал сбоку, и внутрь зашла Андомака. Ныне, зная, куда глядеть, Алис заметила в бледной женщине перемены. Она по-другому держала осанку – не ровнее, но более чопорно. Та Андомака, что явилась из дыма в келье на Старых Воротах, текла по этому миру, как дым. Эта была резче, тверже, как бы ожесточеннее.
Бледные глаза захлопали, перескакивая с Сэммиш на Алис, потом уперлись на одну Сэммиш. Уголок рта тронула скромная, но довольная улыбка. Сэммиш со связанными руками тупилась в пол у ног Андомаки, словно пыталась стать незаметной. Алис почувствовала, как крепче затягивается узел страха в кишках.
– Ну что, это она? – подала голос Алис, чтобы разбить тишину.
– Возможно, – сказала Андомака. Она протянула руку к подбородку Сэммиш и приподняла его, чтобы смотреть прямо в лицо.
– Ну? Что скажешь, малышка? Мы раньше встречались?
Сэммиш сглотнула и покачала головой. Нет.
Улыбка Андомаки сочилась неразбавленной жестокостью.
– Ты насчет этого точно уверена?
Сэммиш опять замотала головой, то ли подразумевая нет, не встречались, то ли нет, не уверена.
Улыбка Андомаки расширилась.
– Она еще здесь? До сих пор прячется в городе?
– Кто? – спросила Сэммиш, и Андомака резко ударила ее в переносицу. Сэммиш пискнула и повалилась на спину, по лицу потекла кровь. Андомака повернулась, подставляя ладонь. Стражник у двери снял с пояса кинжал с коротким лезвием и подал рукоятью вперед. Сэммиш заскулила от боли и страха.
– Эй! – окликнула Алис, вклиниваясь между ними. Сердце горело и мчалось.
Андомака бросила мрачный взгляд:
– А ты постой-ка в сторонке.
– Мне вообще-то не заплатили, – сказала Алис. – Хотите ее почикать на ленточки – дело хозяйское. Но там, откуда я родом, мяснику платят до того, как жрут сосиски.
– Ты получишь свою награду, – сказала Андомака и двинулась вперед, будто Алис уже убралась с дороги. Позыв отступить был могуч, но она не стронулась с места.
– Получу сейчас, пока внутри нее еще осталась капелька крови. Не сочтите за оскорбление, но я работаю так. Пока мне не заплатят, эта штучка моя, и будьте любезны, не портите мой товар синяками.
Смех Андомаки был коротким и острым, как лезвие в ее руке.
– Не заблуждайся, будто имеешь здесь власть. Это мой дом. И мой город.
– Ваш. – Алис сложила руки в лотях. – А работа – моя, и я получу свои деньги.
В бледных глазах боролись интерес и досада. Алис стала потверже, впиваясь ногами в каменный пол, будто пустила корни. Высоко на стене мелькали тени, и на миг единственным звуком сделался шуршащий перестук шагов за окном. И тогда, неотчетливо, но безошибочно различимо, мужской голос закричал: «Горим!»
Андомака посмотрела наверх, сузив глаза. Зов повторился, и вступили новые голоса. «Горим! Пожар, пожар!» Бледная женщина совсем побледнела.
– Оставайся здесь, – бросила она Алис. – Сторожи ее. Я вернусь.
Андомака решительным шагом вышла из комнаты, стражник за ней по пятам. Когда дверь закрылась, Алис осела на пол. Сэммиш, по-прежнему со связанными сзади руками и ртом, заляпанным кровью, встретилась с ней взглядом.
– Она меня хочет прикончить.
– Ага.
– Дура набитая. – Сэммиш ерзнула, изогнула плечо, и ее руки оказались свободны. Утерла кровь рукавом. – Пора поспешить за ней.
– А нельзя подождать, пока мое сердце перестанет лезть в глотку?
Сэммиш оскалилась ухмылкой, показав кровавые зубы.
– Нет.
К своему удивлению, Алис расхохоталась. Сэммиш, встав первой, волоком помогла ей подняться. За окном количество ног увеличивалось, и топот коней, освобожденных из стойл, присоединился к разноголосице тревожных окриков.
– Позволь, поведу я, – сказала Сэммиш. – Я уже здесь как-то прогуливалась. Есть мыслишка, куда она может направиться.
– Отлично. – На этом слове Алис толкнула дверь. Та не открылась. Алис поднажала, но дверь снова не подалась. Вглядевшись в щель возле рамы, она увидела темное пятно засова. – Нас заперли.
Сэммиш достала из рукава тонкое лезвие и протянула ей.
– Подними засов.
– Не хватает хода.
– Значит, придется ломать, – с отчаянием в голосе проговорила Сэммиш. – Не то она уйдет, и нам ее не найти.
Алис опять взглянула на голую, унылую комнату. Потрепанные стулья и шаткий стол. Деревянные балки, поверх все та же пляска теней.
– Пролезешь в окно? – спросила Алис.
– Как я туда заберусь?
– Помогай, – сказала Алис, берясь за стол. Вместе они сдвинули его к стене, под высокое узкое оконце. Возгласы «Горим!» сделались громче, сквозняк попахивал дымом. Алис взяла стул, водрузила его на стол и залезла сверху.
– Выдержит. Я тебя подсажу.
– А как же ты?
– Вернешься за мной, – сказала Алис, сплетая пальцы. – Когда закончишь.
Сэммиш на нее посмотрела. Обе сознавали, сколь обманчиво это звучит, сколь более вероятны иные исходы – и какие ужасы те исходы за собой повлекут. Сэммиш водрузила ногу на ладони Алис, и Алис поднатужилась, поднимая подругу. Под их совмещенным весом старый, расшатанный стул заскрипел. Сэммиш, выпрямившись, ухватилась за окно и подтянулась. Алис, чувствуя, как спадает навалившийся вес, толкала Сэммиш вверх и наружу. Извиваясь, Сэммиш протискивалась в оконце. Оно едва не оказалось чересчур узким, но нет. Когда подруга выскользнула на улицу, Алис широко улыбнулась.
Голова Сэммиш сунулась обратно. Тень почти скрывала написанное на лице расстройство.
– Я вернусь, – сказала она.
– Знаю, – ответила Алис. – Я в тебя верю.
Первым раздался хриплый мужской крик, затем вопли коней. Сидевшая под статуей бога женщина встала. Дым уплотнился, теперь его не заметить было нельзя, несмотря на хлещущий ветер. Громадный бутон, черный и жирный, распускался и рос за оградой. Ворота для экипажей вновь открылись, только сначала оттуда никто не показывался. А затем, секундой спустя, молодая кобылица с огромными от испуга зрачками галопом проскакала на улицу, наводя сумятицу среди шарахнувшихся в стороны встречных.
– Пожар! – заорала женщина, показывая на Братство Дарис. – Там пожар!
Зов расходился по Зеленой Горке, как рябь по стоячему пруду, куда упал камень, – а впереди разбегалась паника. Женщина скрыла радостное облегчение. План не провалился. По крайней мере, пока еще нет. Далеко в конце улицы она увидала мужчин в синих плащах городской стражи – спеша на пожар, они не церемонясь распихивали народ. Слуги, торговцы и носильщики паланкинов для знати приостанавливались поглазеть, образуя вокруг Братства барьер из любопытства и живого мяса, через который страже приходилось силой пробивать себе путь.