2 апреля 1954 г. между пакистанской и турецкой сторонами был подписан договор о сотрудничестве[109]. Наряду с пунктами о мирных намерениях сторон в тексте содержалась поправка о том, что договор является открытым для присоединения третьей дружественной Пакистану и Турции стороны, а также ряд пунктов о сотрудничестве в военной сфере, включая обмен информацией, логистику и поставки вооружений[110].
Дабы избежать чрезвычайно стремительного развития событий в регионе, Великобритания порекомендовала Ираку воздержаться от поспешного присоединения к пакистано-турецкому договору, что могло вызвать негативную реакцию в Каире[111]. США советовали иракским властям повременить с присоединением до тех пор, пока будет подготовлено общественное мнение в самом Ираке, а главное – пока пакистано-турецкому договору не будет придан «нейтральный» имидж в глазах ближневосточных элит и прежде всего Израиля[112].
Таким образом, с подписанием турецко-пакистанского договора был институционально закреплен стремительный процесс перегруппировки сил и их размежевания на Ближнем Востоке 1950-х гг.
Незадолго до подписания пакистано-турецкого договора точку в долгом дипломатическом споре между Англией и Египтом поставило соглашение о выводе английских войск из зоны Суэцкого канала, прелиминарный вариант которого подписан 27 июля 1954 г.[113] Вывод войск должен был проводиться в течение 20 месяцев c пропорциональным уменьшением выводимого числа войск Ее Величества с 22 % в течение первых четырех месяцев до 75 % к шестнадцатому месяцу и 100 % к двадцатому месяцу после подписания договора[114].
И хотя в прессе договор был назван «победой Великобритании» и «соглашением, закрепившим новое военное мышление ядерного века»[115], в локальном масштабе такой исход событий стал серьезным элементом, подрывающим положение Великобритании в регионе.
В публичных выступлениях Г. А. Насер не скрывал, что упразднение военной базы Великобритании в зоне Суэцкого канала для революционного Египта – это вопрос стратегической важности. Однако речь шла и об идейной состоятельности насеризма как политической доктрины развития. На страницах своей программной работы «Философия революции» лидер Египта от лица народа подчеркивал, что «мы начали изгнание англичан, потому что их присутствие на нашей земле сказывается на процветании нашей Родины и сбивает нас с верного пути <…> политической и экономической свободы»[116]. Такое красноречие недвусмысленно говорило о политическом настрое официального Каира.
Окончательно текст договора подписан 19 октября 1954 г. в Каире. Действительным он должен был считаться в течение семи лет с момента подписания его сторонами. Документ полностью аннулировал статьи англо-египетского соглашения от 26 августа 1936 г. Статьи 4 и 5 предусматривали право Великобритании пользоваться инфраструктурой и портами Египта в случае «нападения извне». В категорию «нападающего» не включались страны Арабской Лиги и Израиль, – это было оговорено в приложении к договору. Согласно статье 7 право технической остановки с целью ремонта и дозаправки на территории Египта имели ВВС Великобритании[117].
При том, что договор юридически закреплял процесс ухода Великобритании из Египта, срок 20 месяцев, который оговаривался в договоре, предоставлял Англии время для дипломатического маневра. Дальнейшие события показали, что Великобритания предприняла такого рода попытку.
В одном из частных писем У. Черчилля президенту США Д. Эйзенхауэру английский премьер-министр писал: «Мы дошли до той точки, когда нам уже не страшен ни Нагиб, ни мы сами»[118]. Эта фраза хорошо иллюстрирует перелом в политическом видении картины региона, который произошел с правящей английской верхушкой и с самим У. Черчиллем, представителем еще довоенной формации политиков. Осознав невозможность силового решения вопроса в пользу Великобритании, Черчилль в одном из разговоров с министром иностранных дел Иденом сказал: «Если мы не в силах навязать свою волю, мы должны вступить в переговоры»[119].
Можно полагать, что англо-египетский договор июля— октября 1954 г. стал знаковым для английской внешней политики в регионе. Именно с момента его подписания Англия начинает поиск новых путей сохранения своего статуса в регионе, что на практике означало вписывание британских внешнеполитических устремлений в новый ближневосточный контекст, в котором события уже стали развиваться по американскому сценарию.
Вашингтон в этот период интересовали прежде всего условия военных соглашений с Пакистаном и Ираком. Военный договор с Пакистаном США подписали 19 мая 1954 г.[120], аналогичный договор с Ираком – 21 августа того же года[121]. Договор с Ираком имел более важное для Вашингтона значение, в первую очередь с точки зрения заполнения «вакуума силы» на территории между Турцией и Пакистаном. Хотя официальный Вашингтон предостерег Ирак в июле 1954 г. от поспешных шагов по присоединению к создаваемому Северному Ярусу Обороны, по дипломатическим каналам прямое предложение вступить в новый блок прозвучало от Берри, посла США в Ираке 17 февраля 1954 г., т. е. еще до подписания официального пакистано-турецкого договора[122].
Таким образом, Вашингтон de facto создал предпосылки для расширения количества участников Северного Яруса Обороны до трех государств. Включение Ирака во внешнеполитическую орбиту США объективно соответствовало плану Дж. Ф. Даллеса по постепенному вхождению в блок представителей арабского Ближнего Востока[123]. В качестве демонстрации реальности своих намерений в отношении стран Ближнего Востока в бюджет 1954 г. Белый дом заложил 194 млн долл. на оказание технической помощи странам региона[124].
Новый вектор в международных отношениях Ближневосточного региона набирал силу по мере осознания Египтом своих притязаний на региональную гегемонию. Начавшиеся в августе 1954 г. переговоры между представителями Египта и Ирака не стали откровением для стран Запада (ЦРУ уведомляло Госдепартамент США об этих намерениях Египта еще в мае 1954 г.[125]). Однако сама заявка Каира на построение альтернативной модели безопасности в регионе на базе автохтонного союза и без всякого вмешательства со стороны Запада уже говорила о многом. На более раннем этапе в Госдепартаменте считали, что о своем истинном отношении к проекту создания Северного Яруса Обороны Египет даст понять только после окончания англо-египетского спора о базах в районе Суэца. В то же время США положительно оценили перспективы присоединения Египта к модели. Однако решение спора не принесло ясности, а скорее приумножило непредсказуемость действий Каира.
В ходе переговоров иракского принца Нури Саида и египетского министра госбезопасности Салаха Салима были озвучены идеи создания Коллективного оборонного арабского пакта согласно статье 51 устава ООН (гарантирующей право на коллективную самооборону) при условии возможности вхождения в него государств из других регионов[126]. План Нури, поддержанный Салимом, хотя и говорил о возможности вхождения в него стран Запада, однако изначально ограничивал их участие техническим содействием. По параметрам план Нури предполагал фактическую замену модели Северного Яруса Обороны на базе пакистано-турецкого соглашения схожей моделью, но на базе египетско-иракского соглашения. Проект невольно напоминал идею Ближневосточного командования. Блок официально носил антикоммунистическую направленность[127].
В итоге план не имел в краткосрочной перспективе ничего негативного для стран Запада, вопрос заключался скорее в престиже и статусе Египта и Ирака[128]. Однако даже на этом примере видны ростки тенденций к размежеванию в регионе, которые достигнут пика в ходе затяжного Ближневосточного кризиса 1956–1958 гг.
Хотя египетско-иракские переговоры не принесли осязаемых результатов, США посчитали невозможным ждать развития событий по другому, нежели им хотелось, сценарию. Вашингтон и Лондон усиливают давление на Ирак по вопросу о его официальном присоединении к пакистано-турецкому соглашению 1954 г. с перспективой дальнейшего создания полноценной региональной военно-политической организации.
Как и на первом этапе создания блока, т. е. в период подготовки пакистано-турецкого договора, Вашингтон предпочел действовать посредством активного вовлечения в свои планы Турции.
В январе 1955 г. турецкий премьер-министр Аднан Мендерес совершил официальный визит в Багдад. На встрече были подняты четыре группы вопросов: непосредственные условия будущего договора, сроки его действия, транзит войск и вооружений, проблема дальнейшего расширения блока. В конце переговоров стороны заявили, что планируют подписать в краткосрочной перспективе договор о взаимной безопасности[129].
В финальном коммюнике был затронут и принципиальный вопрос – стороны обращались к Великобритании и США с предложением о сотрудничестве на аналогичных условиях.