Реакция западных стран не заставила себя ждать. Ситуация с национализацией Суэцкого канала была в центре внимания в первую очередь британского правительства. Выступая 26 июля 1956 г. в палате общин, премьер-министр Англии Э. Иден высказал глубокую озабоченность в связи с национализацией канала и заявил, что английское правительство ведет переговоры с правительствами США и Франции о дальнейших действиях сторон в связи с национализацией[183].
В тот же день правительства Великобритании и Франции объявили акт национализации незаконным. Правительство США присоединилось к ним на следующий день.
Столь быструю и резкую реакцию западных стран легко объяснить. Насеру не могли простить «коварство», с которым он объявил о национализации канала именно в тот момент, когда последние отряды английских войск покинули базы в зоне Суэцкого канала согласно англо-египетскому договору октября 1954 г., что нарушило положения договора 1888 г. о свободе пользования каналом[184].
Но гораздо важнее экономический аспект проблемы. Суэцкий канал являлся важнейшей транзитной артерией между Европой и Азией. Англия была главным клиентом Всеобщей компании Суэцкого канала, и в 1955 г. на ее долю пришелся 21 % танкерных тоннажных сборов, 45 % сборов за нетанкерный тоннаж и 28 % чистой вместимости тоннажа зарегистрированных перевозок[185]. В абсолютных цифрах на долю Великобритании приходилось от 9 до 10 млн ф. ст. от общих сборов пошлины (в тот год они равнялись 32,5 млн ф. ст.)[186].
На время национализации через канал проходило до 1/6 всех торговых судов мира ежедневно. Путь через Суэц позволял кораблям стран Западной Европы, идущим в Индийский океан и страны Юго-Восточной Азии, сокращать его на 4900 миль, нежели в случае огибания всего Африканского континента, что экономило время и уменьшало издержки. До 65 % (т. е. 67 млн т) нефтяных поставок из района Персидского залива, Красного моря и Адена проходило именно через Суэц. На 1955 г. 85 % энергопотребления Великобритании было обеспечено нефтью Кувейта, шедшей транзитом через Суэцкий канал[187]. Положение усугублялось и тем, что труба экспортной ближневосточной нефти из Ирака, идущая на Запад и пропускавшая 860 тыс. баррелей нефти ежедневно, проходила по территории Сирии. После свержения режима А. Шишакли в 1954 г. новое пронасеровское руководство не раз заявляло о возможности перекрытия экспортной трубы в случае оказания военного давления на Египет и его союзников.
Альтернативным источником экспорта энергоресурсов с Ближнего Востока стал трубопровод, шедший в Средиземноморье из Саудовской Аравии. При всей лояльности Западу режима Саудитов размеры ежегодных нефтяных поставок в 325 тыс. баррелей не могли компенсировать объемы энергопотоков, шедших на Запад из Ирака[188].
Экспортерами нефти были и другие страны Персидского залива. Иран и Кувейт ежедневно отправляли на Запад от 1 млн 300 тыс. до 2 млн баррелей нефти, которые шли танкерным транзитом по Суэцкому каналу.
Цифры говорят о том, что проблема энергозависимости стояла остро именно потому, что транспортировочные магистрали становились самой уязвимой стороной Запада в противостоянии с насеризмом[189].
Запад видел выход из сложившейся ситуации в созыве международной конференции и установлению на ней международного контроля над каналом, о чем было заявлено 13 сентября 1956 г.[190] Эта мера была результатом коллегиального решения Великобритании, Франции и США.
Стороны сознательно выбрали такую формулу разрешения кризиса, а не посредничество Совета Безопасности ООН, в составе которого был СССР, обладавший правом вето. В связи с этим А. Иден писал в мемуарах: «Русские, которые являются и поставщиками оружия, и защитниками Насера, имеют право вето, и я не сомневаюсь, им воспользуются. Они сведут к нулю любые наши начинания в Совете Безопасности»[191].
Уже в ходе обсуждения проблем национализации Суэцкого канала, которая проходила на заседании палаты общин еще 2 августа 1956 г., премьер-министр А. Иден заявил, что он «осведомляет палату в том, что намерен рассматривать меры военного характера как средство укрепления позиций Великобритании в зоне Восточного Средиземноморья».[192] Сразу скажем, что изначальная убежденность главы Великобритании в правомерности военного решения Суэцкой проблемы породит массу проблем в англо-американских отношениях в ходе решающей фазы Суэцкого кризиса[193].
Группу первых скрипок, выражающую откровенно милитаристские взгляды в отношении путей решения суэцкой проблемы составляли члены неформальной «суэцкой группы» в палате общин – Джулиан Эмери, Биггс Дэвидсон, лорд Кинчинбрук. Эта группа консерваторов выражала мнения сторонников британского антиамериканизма, а также крупных нефтяников, чьи интересы на Ближнем Востоке американцы теснили год от года[194].
В Вашингтоне понимали, к чему может привести такая позиция Лондона. В связи с этим послу США в Москве Чарлзу Болену поручили посетить председателя Совета министров Н. Булганина и передать ему конфиденциальное послание президента Д. Эйзенхауэра. Из текста отчета о визите, состоявшемся 7 августа, можно понять, что президент США «желал выяснить отношение Советского правительства к предложению урегулирования спорного международного вопроса о соблюдении международных договоров». Эйзенхауэр заявлял, что США вступили на путь мирного разрешения конфликта и хотели бы, чтобы СССР тоже приложил усилия в этом направлении и использовал свое влияние. Как подчеркнул Булганин, позиции советской и американской сторон в этом вопросе совпадали[195]. Ч. Болен вспоминал в мемуарах, что еще 3 августа в разговоре с госсекретарем США Дж. Ф. Даллесом последний настоял на том, что «необходимо донести до русских, что для США наиболее приемлемым вариантом разрешения суэцкой дилеммы было бы именно двустороннее сотрудничество с Москвой»[196].
Лондонская конференция по Суэцкому вопросу состоялась 16–23 августа 1956 г. В ней приняли участие 22 страны, включая ведущие страны капиталистического мира и СССР; Египет и Греция решили не посылать своих представителей для участия в конференции. Действия Египта, очевидно, были не только направлены на демонстрацию уверенности в выбранном курсе в отношениях со странами Запада, но были скоординированы с Москвой. На заседании ЦК КПСС 5 августа 1956 г. в отношении вопроса о целесообразности участия представителей от СССР в Лондонской конференции по Суэцкому вопросу было дано постановление: «Тактически не выгодно не участвовать»[197]. Касательно тона резолюции СССР по рассматриваемому вопросу председатель правительства Н. Булганин высказался о том, что «на совещании надо сыграть роль великой державы. Твердо позицию выдержать, но проводить ее надо гибко, объективно и не оказаться в плену политического задора Насера»[198].
В итоге страны-участницы конференции финальным коммюнике признавали национализацию канала[199]. Было решено принять «план Даллеса», предполагавший передачу функций управления каналом международному органу, получившему название Ассоциации пользователей Суэцким каналом[200]. (Создание наднационального органа управления каналом было оформлено в результате второй Лондонской конференции, состоявшейся 21 сентября 1956 г.[201], не внесшей принципиальных изменений в ход процесса урегулирования суэцкого вопроса.)
В начале сентября в Каире состоялись переговоры между правительством Египта и «комитетом пяти держав» в составе США, Австралии, Ирана, Швеции и Эфиопии, выразившие мнение 18 стран-участниц Лондонской конференции[202]. Роль одной из «первых скрипок» на конференции (наравне с США) сыграла делегация Австралии. Пробританский империалистический стиль внешней политики Канберры создал Роберту Гордону Мензису политический имидж одного из самых ярых борцов с идеями Движения освобождения[203].
Хотя Каир отверг принцип международного управления каналом, египетская сторона тем не менее выразила готовность без ущерба для суверенитета страны достичь соглашения об обеспечении свободного судоходства, разрешить вопрос о его усовершенствовании и сборах за проход судов[204]. Можно согласиться с бывшим заместителем министра иностранных дел Великобритании Энтони Наттингом в том, что «Египет был настроен на выработку соглашения, которое давало морским державам значительную часть того, что они требовали»[205].
Однако решения, принятые на встрече в Каире, не успокоили английскую прессу; скорее, наоборот, – на страницах The Economist начинают появляться аналогии, проводимые между событиями Суэцкого кризиса и событиями Мюнхенского кризиса 1938 г.; действия Насера все чаще начинают сравнивать с действиями Гитлера, а внешнюю политику Великобритании, не стесняясь, называют «политикой умиротворения»