И хотя в первые дни января 1957 г. британская пресса наперебой трубила о Р. Батлере как вероятном кандидате на роль преемника Э. Идена, 10 января 1957 г. Великобритания и весь мир узнали, что новым премьер-министром Великобритании стал Гарольд Макмиллан. Как написал спустя десять дней журнал Time, «новый британский лидер сочетает в себе элегантность аристократа, глубину ученого и хватку настоящего функционера»[303].
Что новое назначение могло означать для англо-американских отношений? Конечно, давнее знакомство с президентом США Д. Эйзенхауэром (в 1942 г. в Северной Африке политический представитель Великобритании при штабе союзников Макмиллан сотрудничал с американским генералом Эйзенхауэром), а также то, что мать Макмиллана была американкой, создавало хороший фон для возрождения «особого» англо-американского диалога. Не скрывал этого и сам Макмиллан.
Первым практическим шагом Макмиллана на посту премьер-министра стало обновление кабинета министров, в состав которого вошли молодые политики и из которого были выведены непосредственные участники «суэцкой катастрофы». С поста министра обороны ушел Энтони Хэд, которого заменил молодой консерватор Дункан Сэндис. Вакантное место главы казначейства занял Питер Торнкрофт. Глава Форин-офиса и видный консерватор Селвин Ллойд свой пост сохранил, что иначе могло выглядеть как «капитуляция перед Насером». Ричард Батлер занял пост заместителя премьер-министра. Таким образом, на уровне персоналий действия Макмиллана были призваны продемонстрировать желание играть в новых условиях с новым составом.
Осенью 1956 г. после завершения военных действий для ведущих стран НАТО актуализировалась задача сдерживания влияния Г. А. Насера среди арабских государств и в странах «третьего мира». Это было одной из главных целей «доктрины Эйзенхауэра». Американское правительство намеревалось продолжить осуществление плана экономического и политического давления на Египет, одобренного президентом еще в марте 1956 г. После внесения ряда корректив этот план приобрел следующие очертания. «Доктрина Эйзенхауэра» должна была способствовать сплочению стран, руководство которых негативно относилось к деятельности Г. А. Насера. При этом особое значение придавалось Саудовской Аравии, поскольку, как считали в Вашингтоне, король этого государства Сауд мог стать противовесом влиянию Египта в арабском мире. Для подрыва позиций египетского лидера Соединенные Штаты при сотрудничестве с Великобританией были готовы проводить тайные операции против пронасеровских политических и военных деятелей в Иордании, Сирии и Ливане. США должны были также продолжать оказывать экономическое давление на Египет, сила которого напрямую зависела от развития египетско-советских отношений[304].
После национализации правительством Г. А. Насера компании Суэцкого канала США заморозили авуары египетского правительства, размещенные в американских банках, и прекратили поставки в Египет ряда промышленных товаров, продовольствия и медикаментов. Это давление не было столь серьезным для экономики Египта, в отличие, например, от последствий военных действий и прекращения судоходства через Суэцкий канал, в результате чего, как докладывал министр финансов США Дж. Хэмфри в конце января 1957 г., Египет «оказался на грани экономического разорения». Администрация Д. Эйзенхауэра не стала возражать против того, чтобы египетское правительство временно взяло назад свой денежный взнос из Международного валютного фонда (МВФ). Президент США при этом подчеркивал, что «любая другая экономическая помощь Египту должна сопровождаться соответствующими политическими уступками со стороны Каира»[305].
Президент Египта Г. А. Насер пытался избежать ухудшения отношений с Соединенными Штатами. Первоначальная реакция египетского лидера на провозглашение «доктрины Эйзенхауэра» была настороженной. Насер понимал антиегипетскую направленность этой американской инициативы, хотя, как он заметил в разговоре с послом США в Каире Р. Хэйером, «в этой доктрине много неопределенностей, но они, скорее всего, нацелены на американского потребителя»[306]. Позже высказывания египетского президента против доктрины приобрели более жесткий характер. К началу 1957 г. Египет стал ощущать воздействие политического и экономического давления со стороны США. Насер даже поинтересовался у Р. Хэйера, не объявили ли Соединенные Штаты экономическую войну против Египта[307]. Ответом правительства Г. А. Насера стало проведение в конце января 1957 г. в Каире встречи глав Египта, Сирии, Саудовской Аравии и Иордании, на которой была одобрена политика «позитивного нейтралитета», которой придерживался Египет. Участники встречи также отказались признать существование «вакуума силы», о котором говорилось в январском обращении Д. Эйзенхауэра к американскому конгрессу[308].
Стратегия политической и экономической изоляции Египта встретила поддержку среди правительственных кругов Великобритании. Лондон продолжал настаивать на том, что долгосрочной целью Г. А. Насера является достижение лидерства сначала в арабском мире, затем в Северной Африке и в итоге – среди всех мусульманских стран. Данные о подготовке Египта к смене режимов в Саудовской Аравии, Ираке и других арабских странах поступали в Лондон по разведывательным каналам с начала 1956 г. Британское руководство пыталось воспользоваться этими сведениями для привлечения США к планам свержения египетского президента[309].
Британские и американские спецслужбы продолжали разрабатывать планы физического устранения Г. А. Насера и после тройственной агрессии. В качестве преемника египетского лидера в Лондоне рассматривали А. аль-Магарагхи – бывшего министра внутренних дел в королевском правительстве Египта, который после революции 1952 г. преподавал геологию в университете аль-Ажара. Однако фигура аль-Магарагхи не устраивала США, поскольку у него не было существенной поддержки в египетской армии, и по своим политическим взглядам он, скорее, ориентировался на Великобританию, чем на Соединенные Штаты. Как отмечалось в специальном меморандуме Госдепартамента, «было бы ошибочно считать, что правительство Насера можно легко свергнуть и тут же заменить на стабильное и дружественное к Западу правительство». В Вашингтоне планировали перенести внимание разведывательных и специальных служб на государства, где позиции президента Египта были наиболее сильными, – Сирию и Иорданию. В связи с этим неофициальную ближневосточную штаб-квартиру ЦРУ было решено переместить из Каира в Бейрут[310].
Помимо расхождений с Вашингтоном по вопросу о времени и целесообразности проведения тайной операции по свержению Г. А. Насера у Лондона было свое видение противовеса влиянию египетского президента в арабском мире. Правительство Г. Макмиллана скептически относилось к американской идее поддержки главы Саудовской Аравии короля Сауда. Британские эксперты небезосновательно указывали, что саудовский монарх не только не обладал качествами, необходимыми для его новой роли, но и слабо контролировал положение дел даже в своем государстве. До Суэцкого кризиса Великобритания считала, что странам Запада следовало бы сделать ставку на премьер-министра Ирака Нури Саида. Выбор Лондона был обусловлен собственными экономическими и стратегическими соображениями, а также пробританскими взглядами этого политика. Однако после военных действий сил трехсторонней коалиции против Египта в 1956 г. позиции главы иракского правительства внутри страны и за ее пределами значительно пошатнулись. В Лондоне не исключали возможность государственного переворота в Багдаде и как следствие этого – выхода Ирака из Багдадского пакта[311]. В этих условиях Нури Сайд вынужден был показать независимость иракской внешней политики от действий Англии, заявив о необходимости временно ограничить совещание членов организации Багдадского пакта только мусульманскими странами. Этот шаг явно был направлен и против Израиля.
Подогревание антиизраильских настроений на Ближнем и Среднем Востоке было негативно встречено в Вашингтоне, где опасались, что вполне прогнозируемая активизация сионистского лобби может отрицательно сказаться на отношении к «доктрине Эйзенхауэра» в конгрессе. В то же время Соединенные Штаты поспешили воспользоваться стремлением иракского лидера поправить свой престиж в арабском мире для того, чтобы добиться политической изоляции Египта. Наиболее оптимальный выход виделся американскому руководству в сближении Ирака с Саудовской Аравией. Предпосылкой к примирению прежде непримиримых династий Саудитов и Хашимитов, правящих в Эр-Рияде и Багдаде соответственно, стало ухудшение отношений Саудовской Аравии и Египта. Король Сауд опасался панарабистских устремлений Г. А. Насера, и американские дипломаты и разведчики тщательно укрепляли эти его опасения.
Первым шагом на пути к сближению Багдада и Эр-Рияда стал визит в Саудовскую Аравию посла Ирака в Великобритании А. Заяда. В ходе этого визита удалось достичь некоторого совпадения интересов двух крупнейших арабских стран, которое выражалось в неприятии действий Г. А. Насера. Следующая важная встреча произошла 6–7 февраля 1957 г. в Вашингтоне, куда прибыли король Сауд и наследный принц Ирака А. Иллах. В результате этой встречи Эр-Рияд занял более примирительную позицию в отношении Багдадского пакта. Король Сауд также положительно оценил «доктрину Эйзенхауэра» и выразил готовность продлить еще на пять лет соглашение о базе ВВС США в Дахране.
Переключение внимания американской дипломатии с Египта на Саудовскую Аравию означало, что в Вашингтоне пришли к выводу, ставшему уже правилом для Великобритании, – наилучшими проводниками интересов Запада на Ближнем и Среднем Востоке являются консервативные монархические режимы. Влиятельный американский дипломат Л. Гендерсон, например, считал, что поддержка лидеров либерально-националистического толка зачастую ошибочна и крайне опасна