.
СССР и страны Варшавского договора, а также ряд стран «третьего мира» признали новое правительство уже через четыре дня после революции. 15 июля 1958 г. вице-президент революционного правительства Ирака Амер обратился в посольство СССР «с просьбой признать правительство Иракской республики как можно скорее». 18 июля Президиум ЦК КПСС вынес решение «о признании республики и оказании серьезной политической поддержки новому режиму»[402].
Внезапно произошедшая Иракская революция повергла в шок остальных членов «консервативного лагеря» Ближнего Востока. Отсутствие осязаемых предпосылок в случае с иракским сценарием невольно говорило о том, что такой ход событий в определенной степени мог стать универсальным. Революция в Ираке придала совершенно другую динамику Ливанскому кризису.
14 июля 1958 г. в Анкаре экстренное совещание провели неарабские члены организации Багдадского пакта – Афганистан, Иран, Пакистан. Руководство стран пакта выразило готовность участвовать в разрешении ливано-иракского кризиса, однако, опасаясь резкой реакции СССР (Москва начала показательные военные маневры в Туркменском и Закавказском округах[403]), в качестве санкции для действий страны Пакта ожидали реальных шагов от США и Великобритании[404]. В тот же день на встрече послов стран Багдадского пакта в Вашингтоне посол Турции в США Али Ургюплю заявил, что революция в Ираке стала ожидаемым событием. Тем не менее страны Запада должны приложить максимальные усилия для того, чтобы локализовать распространение насеризма[405].
Днем состоялась телефонная беседа президента США Д. Эйзенхауэра и премьер-министра Великобритании Г. Макмиллана. Главы государств согласились, что начало операции на Ближнем Востоке должно было произойти в течение 24 часов. По словам Макмиллана, правительство Ее Величества готово отправить в зону конфликта 3700 морских пехотинцев[406].
Ливанское руководство в экстренном порядке обращается в Вашингтон за оказанием военной помощи в рамках «доктрины Эйзенхауэра»[407]. Утром 14 июля президент Шамун заявил послу США в Ливане МакКлинтоку, что «пришел тот момент, когда он сможет убедиться в правоте своей позиции, когда на протяжении шести лет защищал интересы Запада на Ближнем Востоке»[408].
Отношение к ситуации в Ливане изменилось и у Генерального секретаря ООН Д. Хаммаршельда, заявившего в телефонном разговоре с госсекретарем США Дж. Ф. Даллесом, что «регион стоит на пороге грандиозных изменений. Такое развитие событий, безусловно, требует скорого решения»[409].
15 июля официальный Амман заявил о денонсации договора об образовании Арабской Федерации[410]. В стране проходят массовые аресты офицеров среднего и высшего звена. За один день за решеткой оказались 40 кадровых офицеров ВС АФ[411].
14 июля состоялась консультация госсекретаря США Даллеса с членами сенатского комитета по международным делам в составе сенаторов М. Менсфилда, Т. Грина. У. Фулбрайта, Дж. МакКормэка и др. Сенаторы выразили глубокую озабоченность событиями на Ближнем Востоке. Было очевидно, что время требовало незамедлительных действий. Однако сенатор У. Фулбрайт отметил, что «нам совсем не нужна большая война с СССР». По мнению Фулбрайта, «советский след» в Иракской революции и даже в самом Ливанском кризисе не столь очевиден, как может показаться на первый взгляд[412].
15 июля президент Эйзенхауэр подтверждает передислокацию самолетов-заправщиков Стратегического воздушного командования на передовые позиции и сигнализирует о повышенной готовности американских стратегических ядерных сил[413]. Был отдан приказ полку морской пехоты выдвинуться в Персидский залив, а также перебросить соединенную воздушную ударную группу из Европы в Турцию[414].
В обращении к конгрессу США президент Эйзенхауэр подчеркнул, что, «идя на этот крайний шаг, Вашингтон не только защищает жизни граждан США, находящихся на территории Ливана, но и борется за территориальную целостность Ливана»[415].
План интервенции был составлен на основе плана операции «Blue Bat», осуществление которой предполагалось еще осенью 1957 г. Первая высадка осуществлена 15 июля в 15:00 по ливанскому времени. Согласно плану оккупированными должны были быть государственный аэродром и территория Бейрута. В операции были задействованы только американские части численностью 15 тыс человек.[416]
Шаг Вашингтона одними из первых публично поддержали неарабские страны Багдадского пакта – Иран, Афганистан и Пакистан, отправив 15 июля в Вашингтон меморандум от лица организации Багдадского пакта[417]. Страны блока стояли перед опасностью распространения влияния насеризма и на их территорию, поэтому проявляли в вопросе об интервенции особенный интерес[418]. С «выпадением» Ирака из состава стран Багдадского пакта судьба блока ставилась под вопрос.
17 июля Иордания потребовала срочного рассмотрения в Совете Безопасности ООН жалобы о «вмешательстве в ее внутренние дела со стороны ОАР»[419]. В то же время правительство обратилось к Великобритании за военной помощью[420]. Согласие официального Лондона откликнуться на просьбу Иордании получает полную поддержку со стороны США. На состоявшихся в течение 17 июля двух совместных встречах кабинета Макмиллана и администрации Эйзенхауэра стороны провели оперативное совещание по вопросу ливанского и иракского кризисов. В качестве меры противодейсвия они определили военное вторжение с целью «успокоения» общей ситуации в Ливане и Иордании. Принципиальным моментом было то, что английская и американская стороны пришли к соглашению о разделении вторжения на два вектора – вторжение США в Ливан и Великобритании в Иорданию. Демаркация усилий рассматривалось как принципиальное условие сотрудничества сторон в этом вопросе[421].
В течение 17 июля английские части начинали прибывать в Иорданию. Днем на территорию аэропорта Аммана приземлялись самолеты с 16-й парашютной бригадой войск Ее Величества (2000 человек) на борту[422].
Еще 15 июля, выступая с докладом перед палатой общин, глава Форин-офиса С. Ллойд информировал членов Парламента о том, что ситуация в Иордании на удивление спокойная[423].
Официально основным мотивом в действиях Лондона была зашита собственных инвестиций в нефтяной промышленности Ирака[424]. Однако наряду с экономическим аспектом на повестке дня стоял вопрос о возможных волнениях в рядах офицерства, так как 11 июля посол США в Иордании Райт информировал Вашингтон, что в среде офицерства небедуинского происхождения сильны пронасеристские настроения и симпатии к социалистической партии БААС[425].
Ситуация в Иордании осложнялась и тем, что только по официальным данным число беженцев-арабов на территории Иордании достигало 500 тыс. человек из 1,5 млн человек населения Иордании[426]. Такое пропорциональное соотношение делало в условиях общего ближневосточного кризиса массы беженцев потенциально восприимчивыми к насеристской риторике субстратом. В контексте арабо-израильского конфликта Иордания являлась важным звеном региональной политики. Таким образом, нарастание нестабильности еще и в Иордании привели бы Ближний Восток к полному коллапсу.
Страны НАТО выступили с поддержкой действий США и Великобритании[427]. ФРГ и Франция предоставляли базы для переброски американских войск. Впрочем, официальный Париж испытывал определенную досаду, – Ливан некогда был зоной французского влияния. Не обладая тем политическим влиянием в Ливане, которое могло бы позволить поучаствовать в урегулировании конфликта, французские политики демонстрировали, скорее, рефлексивную досаду. Министр иностранных дел Морис Кув де Мюрвиль укоризненно заявил, что «беспорядки» на Ближнем Востоке объясняются отсутствием согласия между западными державами в их политике по отношению к Ближнему Востоку[428].
Высадка урегулировала конфликт: был назначен оппозиционный по составу кабинет, а последовавшая за этой мерой контрреволюция во главе с Катаибом свергла Шамуна, восстановив в итоге докризисную формулу религиозно-политического баланса. Новым президентом стал командующий ливанской армией Фуад Шихаб, провозгласивший возвращение к политике нейтралитета во внешнеполитических вопросах[429].
Высадка американского и английского контингентов вызвала незамедлительную реакцию со стороны СССР. Советский Союз заявил о своей готовности принять меры к обеспечению мира в районе, находящемся в непосредственной близости от советских границ. Впервые о своей позиции Москва сообщила по дипломатическим каналам утром 16 июня, когда заместитель министра иностранных дел Василий Кузнецов уведомил посла США в СССР Льюэллина Томсона, что «ввиду возникновения военной угрозы в районе границ СССР Москва намерена предпринять ряд действенных мер по ее пресечению»