Осознание необратимости политических изменений в Ираке диктовало тактику действий американской стороны. Уже 30 июля во внутренней переписке Белого дома и Государственного департамента фигурировала информация о том, что руководством страны было принято политическое решение о признании нового правительства в Ираке[469].
2 августа 1958 г. США и Британия признали новое иракское правительство А. К. Касема, а король Иордании Хусейн официально отказался от претензий на главенство в Арабской Федерации, которая перестала существовать[470]. С этого момента Вашингтон начинает проведение регионального внешнеполитического курса в качественно новых условиях. Де-факто прекращают свое существование и организация Багдадского пакта, на которую опирались геополитические построения Великобритании и США.
После лета 1958 г. США встали перед проблемой поиска нового политического модуса в регионе, а также нового идеологического подхода к диалогу с ближневосточными элитами. 23 декабря 1958 г. ЦРУ представляет на рассмотрение важный с точки зрения выработки внешнеполитического курса США секретный доклад «Основные характеристики и тенденции в политике СССР, 1958–1963 гг.». В нем аналитики Центрального разведывательного управления говорили о новом «дипломатическом стиле» Москвы: «За вторую половину 1950-х гг. СССР выработал гораздо более гибкий механизм реагирования на новые явления международной жизни. Сегодня для СССР на карте мира нет “темных зон”. В этом смысле после 1955 г. (начало поставок вооружений членами ОВД в регион) Ближний Восток стал для Советского Союза зоной “особого внимания”[471]. Именно в этом регионе Москве предоставлялся шанс реализовать один из своих внешнеполитических приоритетов – укрепление линии разрыва в некоммунистическом мире, конечной целью которого должна была стать дискредитация США и стран Запада в глазах «третьего мира».
Наряду с безусловным укреплением военной мощи, подчеркивалось в докладе, СССР намерен и впредь делать акцент на идеологической сфере международных отношений. Расчет на поддержку формально некоммунистических, но антизападных националистических режимов в период 1955–1958 гг. в борьбе с Западом показал свою безусловную эффективность[472]. По данным ЦРУ, с января 1954 по июнь 1958 г. Москва выдала странам региона в качестве кредитов 1,2 млрд долл. (Сирии, Египту, Йемену), что по сравнению с 2 млрд долл. для стран Варшавского блока за этот же период представляется очень серьезным финансовым инструментом в действиях СССР.
Видение этих проблем из Вашингтона соответствовало действительности. В начале августа 1958 г. на заседании Президиума ЦК КПСС Н. С. Хрущев обратил особое внимание на события на Ближнем Востоке: «Разгром Ирака – это нанесение удара по нашей политике с точки зрения престижа нашей страны. Разгром Ирака – это тогда и разгром Египта и Сирии, это бы отбросило национально-освободительное движение арабского мира. Это главное. <…> Нельзя исключать, что иракское правительство боится коммунистов, не может их игнорировать и по внутренним, и по внешним соображениям»[473].
Выстраивая политические и экономические отношения с новым иракским правительством, американское руководство было вынуждено исходить не только из совершенно новых установок иракского руководства, но и адаптировать свои прежние политические и оборонные интересы в отношении Ирака к новой политической реальности.
В ходе июля – декабря 1958 г. в рамках внутриведомственной переписки высокопоставленные сотрудники Государственного департамента не раз заявляли, что после свержения режима Нури Саида Багдадский пакт стал мертвой структурой. Однако в Вашингтоне вплоть до декабря 1958 г. не теряли надежду на то, что иракско-американские отношения, пусть даже с революционным режимом генерала Касема, останутся позитивными. Основой для такого рода рассуждений стало продолжавшееся даже после революции 14 июля тесное сотрудничество иракского правительства и западных нефтяных корпораций.
К июлю 1958 г. на территории Ирака работал крупнейший нефтяной добытчик и транзитный оператор «Ирак Петролеум Компани». К концу 1950-х гг. уровень нефтедобычи в Ираке равнялся 32 тыс т в год и был третьим по абсолютным показателям после Кувейта и Саудовской Аравии соответственно[474]. Американская сторона наряду с британской, французской и голландской владела 27,5 % акций концерна[475].
В итоге экономическая конъюнктура мирового нефтяного рынка заставляла Белый дом действовать быстро. Уже 4 августа заместитель госсекретаря К. Гертер отправляет в американское посольство в Багдаде телеграмму, в которой настаивает на скорейшем налаживании отношений с революционным Ираком. По мнению высокопоставленного чиновника, американская сторона должна была добиться преемственности отношений в двух принципиальных вопросах: беспрепятственное осуществление экспорта иракской нефти и скорейшее налаживание тесных политических связей[476].
В Вашингтоне понимали, что находятся в менее выигрышной позиции, чем СССР: внутри Ирака продолжала нарастать волна антиамериканских настроений. Об этом сотрудники американского посольства в Ираке постоянно сообщали в Вашингтон. 22 августа 1958 г. на имя госсекретаря Дж. Ф. Даллеса поступает докладная записка директора аналитического департамента ЦРУ Хага Камминга, в которой сотрудник разведки говорит о многоплановой природе антизападных настроений в Ираке. «Антиамериканская волна усиливается. Речь идет не только о настроениях улицы, – мишенью официальной пропаганды стали проамериканские режимы Ливана и Иордании»[477].
Вместе с тем реальная политическая картина Ирака в первые месяцы после революции 14 июля не была столь однородной. В тот же день 22 августа 1958 г. Х. Камминг направляет на имя Дж. Ф. Даллеса другую аналитическую записку, в которой дал анализ расклада политических сил. Главный вывод документа – в Ираке существуют значительные силы оппозиции генералу Касему, и Соединенные Штаты обязаны воспользоваться этой возможностью, дабы переломить ситуацию.
Спустя лишь месяц после революции внутри правящей верхушки Ирака назревал властный конфликт двух групп – крайне левой группы президента Касема и группы пронасеровских арабских националистов во главе с премьером Арефом. Одним из основных вопросов в этих условиях, по мнению Камминга, был вопрос о роли Насера и агентов египетского влияния в Ираке, а также вопрос о позиции армии, настроения в которой после революции 14 июля были неясны. «В условиях усиливающейся нестабильности Ирак может двинуться в любом направлении», – подчеркивал сотрудник ЦРУ»[478].
Август – сентябрь прошли под знаком жесткой закулисной борьбы внутри иракского правительства. 25 сентября 1958 г. ЦРУ представляет Совету национальной безопасности доклад, в котором сообщается, что внутриправительственное противостояние достигло наивысшей точки.
1 октября конфликт разрешился победой группы Касема: из состава правительства выведены премьер-министр Ареф и два его ближайших соратника. Это означало, что отныне Ирак будет проводить независимую от Каира внешнюю политику. Для Госдепартамента эта новость значила, что Ирак «освободил руки не только для спора с Насером, но и свободен для любых отношений с Москвой»[479].
На фоне этих заявлений иракской стороны 14 октября в Вашингтон поступила обширная докладная записка посла США в Ираке В. Голлмана, в которой дипломат дал характеристику общественно-политической и экономической обстановке в Ираке. Он констатировал, что после исключения из кабинета Арефа власть в стране всецело перешла к группе Касема и его сподвижников. Но в том же документе содержатся, казалось бы, сенсационные утверждения: «Группа Касема и сам генерал лично представляет собой группу явно антикоммунистических политиков. Вытеснение из кабинета Арефа и баасистких политиков не привело к усилению явно коммунистических сил»[480].
В сложившейся обстановке главную угрозу для режима Касема, по мнению американского дипломата, представляло курдское движение во главе с вернувшимся на родину из СССР муллой Мустафой Барзани[481]. Начиная с 1947 г. лидер курдов и активисты движения проходили обучение в Военной академии им. Фрунзе, но главное – Барзани был на личном приеме у Н. С. Хрущева. Таким образом, после возвращения в Ирак курдов стали рассматривать в Вашингтоне как прямых проводников советских интересов.
К концу 1950-х гг. курдская проблема стала приобретать во внутренней политике Ирака первостепенное значение. По данным ЦРУ, к 1958 г. курдское меньшинство Ирака составляло почти 18 % (1,26 млн чел.) общего населения республики[482]. Курды требовали признания своей национальной автономии, а радикалы из числа этого движения даже говорили об образовании независимого курдского государства.
Опасения сотрудников Госдепартамента были небеспочвенны еще и потому, что после Июльской революции советское влияние в Ираке, действительно, стало заметно расти и на государственном уровне. В августе 1958 г. СССР и Иракская республика заключают новое торговое соглашение[483].
Неудачи Эйзенхауэра на внешнеполитическом фронте отозвались и внутри страны. Положение администрации еще более осложнилось, когда 4 ноября 1958 г. республиканская партия потеряла большинство мест в Конгрессе. В условиях усиления критики ближневосточной политики администрации Эйзенхауэра со стороны демократов односторонние шаги Белого дома на Ближнем Востоке без учета мнения конгрессменов становились фактически невозможны. Так, уже 10 ноября лидер сенатского большинства