В этих же документах содержится и главный посыл, который Москва направляла генералу Касему: «По правде говоря, Насер своей политикой подавления демократических сил Сирии и Египта, своими антикоммунистическими выступлениями очень много проиграл и проигрывает в глазах международного общественного мнения. <…> Будем надеяться, что жизнь и горький опыт научат его правильному пониманию общественных процессов, и он поймет, какие выгоды можно иметь, если смело и искренне дружить со странами социалистического лагеря»[540].
8 апреля в Багдад с официальным недельным визитом прилетел член Президиума ЦК КПСС А. И. Микоян. В аэропорту посланника Москвы встречали Касем и тысячная демонстрация людей, мобилизованных компартией Ирака. Многочисленная толпа стояла на всем пути следования кортежа, который с трудом пробился к правительственной резиденции. На дорогу ушло полтора часа вместо обычных 10 минут. Касем был этим крайне недоволен.
В ходе переговоров Микоян предлагал иракской стороне программу долгосрочного экономического сотрудничества[541]. В условиях политической нестабильности в Ираке эта инициатива выглядела как «покупка» лояльности Багдада.
Речь, согласно документам фонда Микояна, шла о расширении объемов советской экономической помощи, но главное – о заморозке проекта по сооружению на сирийской части ОАР советскими специалистами ГЭС на р. Евфрат (мощность 100 тыс кВт и орошение земель площадью 100 тыс га). В условиях когда Москва всеми силами хотела втянуть Касема в орбиту своей политики, это был серьезный политический жест. Москва недвусмысленно намекала генералу Касему, что действительно готова окончательно отказаться от дружбы с Г. А. Насером и ОАР[542].
Но с началом переговоров образовались серьезные расхождения в позициях Москвы и Багдада. По словам Е. М. Примакова, возникла «нелицеприятная публичная полемика». 14 апреля 1960 г. в ходе одной из дискуссий с генералом Касемом А. И. Микоян заявил: «Мы всегда поддерживали и поддерживаем независимую Иракскую Республику и высоко ценим политику позитивного нейтралитета, которую она проводит. Насер хотел объединить арабские страны, он завлек Сирию, но поступил с ней очень плохо. Совершенно запутавшись, он решил объявить войну коммунизму, но это еще больше подорвет его авторитет. Насер хотел сделать с Иракской Республикой то же самое, что и с Сирией. Если Вы, – сказал Микоян, обращаясь к Касему, – хорошо и правильно, на демократической основе поведете дело, это будет иметь большое значение для всего Ближнего Востока. Народы будут сравнивать Вас с Насером, и это сравнение будет не в пользу Насера»[543].
Слова Микояна свидетельствовали о дилемме, которая существовала в тот период у советского руководства. Волнения в иракском Киркуке в 1959 г. отозвались массовыми арестами коммунистов в египетской и сирийской части ОАР. Это не могло не остаться незамеченным в Москве, что вкупе со «свободолюбивым» стилем Г. А. Насера привело к серьезному охлаждению советско-египетских отношений в конце 1950-х гг.
В продолжение разговора Касем заявил, что «после революции много нашлось героев», что каждая партия «говорит, что она делала революцию». Что касается коммунистов, то, по уверению Касема, они «получили от революции больше, чем кто-либо другой», а теперь «после каждого заговора стремятся использовать обстановку в своих интересах <…> Мы разрушили Багдадский пакт, освободили от англичан Хаббанию и Шайбу, освободили нашу валюту, начали проводить аграрную реформу. У нас свободная пресса…»[544]
Визит Микояна в Багдад вызвал явную обеспокоенность в Вашингтоне. По данным американской стороны, к экономическому пакету прилагалось и военное досье о поставках в Ирак советских истребителей МИГ-19. «Советы обыграли нас в Ираке», – сообщал из Багдада посол Джерниган[545].
На открывшейся 15-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке между американской и иракской делегациями прошли переговоры, в ходе которых стороны обменялись взглядами на перспективы американо-иракских отношений. Представлявший МИД Ирака министр Х. Джавад высказал надежду на возможность изменения негативного имиджа США в глазах рядовых иракцев. «К тому же, – добавил он, у руководства Ирака уже не осталось иллюзий относительно причин резкой активизации интереса советской стороны. Теперь мы знаем, что такое советский дипломатический стиль»[546].
Смелые высказывания Х. Джавада не были расценены в Вашингтоне как серьезная критика действий СССР. Отсутствие прямых директив из Вашингтона дало повод думать, что республиканская администрация утрачивала вкус к «борьбе за Ирак».
На внутриполитической сцене США давление на республиканскую администрацию со стороны демократов продолжало усиливаться. Еще в ходе борьбы за пост кандидата в президенты от демократической партии сенатор Дж. Кеннеди уделял большое внимание вопросам внешней политики.
Выступая 15 июля 1960 г. в Лос-Анджелесе на конвенте демократической партии уже в статусе официального кандидата партии, Джон Кеннеди заявил: «Мир стал другим. Баланс сил в мире меняется, и мы не сможем идти старым путем. Коммунистическое влияние уже проникло в Азию и уже укрепилось на Ближнем Востоке. Наши друзья превратились в нейтральных игроков, а некоторые из них скатились к прямой враждебности»[547].
Высказывания кандидата от демократов не были простой предвыборной риторикой. Сам факт, что Дж. Кеннеди уделил внимание проблемам Ближнего Востока в речи, адресованной прежде всего внутренней аудитории, говорил о многом: пересмотр ближневосточной политики США в случае прихода в Белый дом администрации Кеннеди должен был стать одной из основ для активизации общей линии США на мировой арене. Эта логика, названная чуть позже доктриной «новых рубежей», нашла отображение в Платформе демократической партии, опубликованной 11 июля 1960 г.[548]
За несколько дней до проведения президентских выборов в США ЦРУ предоставило руководству страны перспективный доклад, в котором излагались рекомендации к внешнеполитическим действиям в отношении Ирака. Во вступлении говорилось, что содержание доклада описывает возможную стратегию США на 1961–1962 гг. Эти аналитические материалы можно считать сжатым описанием того внешнеполитического «наследия», которое администрация Эйзенхауэра оставляла своим преемникам.
По мнению аналитиков ЦРУ, правящий в Ираке режим находился в тупике, – в течение года генерал Касем будет смещен со своего поста, вероятнее всего, в результате военного переворота, во главе которого будет стоять группа офицеров-националистов[549].
Приняв чрезвычайно жесткие меры в ходе подавления антиправительственного восстания курдов в Киркуке (июль 1959 г.), генерал Касем фактически лишил себя возможности найти общий язык с какой-либо другой политической силой Ирака, кроме как с компартией. Политическая и экономическая помощь со стороны Советского Союза полностью лишила Касема пространства для какого-либо политического маневра. Осознав сложность своего положения, генерал Касем заметно снизил градус критики в адрес США.
Между тем положение Касема продолжало ухудшаться, его противники стремились привлечь на свою сторону всех недовольных. Подстрекаемые извне и изнутри курдские племена, враждовавшие с племенем Барзани и молчаливо поддерживаемые правительством Касема, усилили силовые действия против него. В октябре 1960 г. мулла Мустафа Барзани и возглавлявший племя его брат шейх Ахмед Барзани активизировали контакты с советским посольством в Ираке.
На внешнем фронте режим Касема стоял на грани изоляции в отношениях с региональными игроками, как из националистического, так и из консервативного лагерей. Отношения с насеровским Египтом прошли полный цикл: от чрезвычайно позитивных до состояния «холодной войны»; консервативная Иордания продолжала рассматривать перспективы монархической реставрации дома Хашимитов в Ираке. В этих условиях молчаливую поддержку ей оказывали Иран, Саудовская Аравия и Ливан[550].
Вашингтон не собирался идти на конфронтацию с Багдадом. Анализируя заявления иракской стороны, сделанные министром иностранных дел Ирака в октябре 1960 г. в ходе американо-иракских переговоров в Нью-Йорке, специалисты Госдепартамента видели потенциальную возможность для улучшения американо-иракских отношений, прежде всего за счет предоставления американской стороной прямой экономической и гуманитарной помощи Ираку, если Багдад выразит на то свое желание[551]. Фактически речь шла о смещении акцента в отношениях с Ираком с позиций «грубой силы» на позиции «силы мягкой».
Такая постановка вопроса была знаком «новых веяний», проникших в экспертную среду сотрудников Госдепартамента. Но по-настоящему эти идеи вышли на авансцену американской внешней политики уже с приходом в Белый дом демократической администрации Джона Кеннеди.
В этих условиях «иракская проблема» и перспективы налаживания отношений с режимом Касема представлялись в Соединенных Штатах в несколько ином свете. С начала 1960-х гг. США начинают выстраивать в регионе Ближнего Востока и зоны Персидского залива качественно новые собственные политические и экономические приоритеты. Прежде всего это касалось проблемы преобразования фактически распавшейся организации Багдадского пакта.
26–28 января 1959 г. в Карачи проходила VI встреча стран Багдадского пакта. Турция и Иран были представлены премьер-министрами, Пакистан представлял министр иностранных дел, Великобританию – министр обороны Дункан Сэндис