27 июля 1959 г. помощник госсекретаря по политическому планированию Э. Мэтьюз направил заместителю госсекретаря по вопросам Ближнего Востока и Южной Азии Л. Джоунсу записку, в которой сказано, что «с момента фактического выхода из Багдадского пакта Ирака любые попытки вписать в его механизмы политический процесс в арабском мире равны нулю»[567]. На повестке дня США обсуждали две проблемы. Во-первых, попытаться обезопасить с помощью механизмов блока шахский режим в Иране, который, как подчеркивал Мэтьюз, чувствует на себе ощутимое давление Москвы и касемовского Ирака. Во-вторых, соблюсти линию на неполное втягивание США в механизмы организации СЕНТО. Американский чиновник прямо указывал, что «дальнейшее втягивание США в эти механизмы станет серьезным ударом по нашим позициям в регионе»[568].
Эти заключения дополняет меморандум самого Льюиса Джонса, подготовленный для заместителя госсекретаря по политическим вопросам Мерфи, в котором говорилось о нереалистичности британского плана создания единых сухопутных сил Организации Багдадского пакта, поскольку это не соответствовало широте интересов США в Ближневосточном регионе. Джонс прямо заявлял «о неэффективности Организации Багдадского пакта для решения основных задач США в регионе Ближнего Востока: «Система прямых двусторонних соглашений с тремя державами региона, которые США заключили не так давно, и без того решает ряд проблем. Дублирование этих соглашений в рамках Багдадского пакта просто бессмысленно»[569].
Образование Единого военного командования сил Организации Багдадского пакта – это событие, которое лишь подстегнет волну нестабильности на Ближнем Востоке и бросит тень на Вашингтон. На фоне грядущего генерального пересмотра целей и задач организации СЕНТО на сентябрьских англо-американских переговорах эти указания были фактически «рекомендацией к действию». И хотя на уровне публичных политических заявлений США продолжали демонстрировать приверженность СЕНТО, на уровне реальной политики задачи, которые стояли перед организацией, претерпевали изменения.
25 августа 1959 г. президент получил доклад Совета по национальной безопасности «Основные политические тенденции в арабском мире». Характерно, что в центре внимания были две проблемы – насеровский Египет и касемовский Ирак. Как подчеркивали авторы, именно противостояние между двумя лидерами и есть главная характеристика, определяющая конфликтный потенциал в регионе в данный момент. «Внезапная революция в Ираке и приход откровенно радикального режима генерала Касема – это реальная угроза стабильности на Ближнем Востоке и Персидском заливе – и для Запада, и, как ни странно, для Насера. И если итог схватки Насера и Касема – это вопрос будущего, то приход в регион Советов, которых “впустил” в эту зону именно Касем, – это политическая реальность»[570]. Единственной опорой для американской политики в регионе продолжают оставаться классические монархии Аравийского полуострова, – заключали авторы доклада.
28 августа 1959 г. в Лондоне, в рамках европейского турне президента США Д. Эйзенхауэра во время встречи глав внешнеполитических ведомств Великобритании и США стороны обсудили «координированную англо-американскую политику на Ближнем Востоке». Британская сторона демонстрировала откровенную заинтересованность в перспективах разработки совместных англо-американских действий на случай возникновения кризисов в Иордании или Кувейте. В обмен Лондон предлагал полную логистическую помощь.
После продолжительной паузы (с осени 1959 г.) весной 1960 г. в Вашингтоне возвращаются к проблеме организации структуры СЕНТО. Создание Объединенного военного командования стало одним из основных вопросов при трансформации Организации Багдадского пакта в СЕНТО. Региональные члены блока – Пакистан, Иран и Афганистан настаивали на скорейшем образовании Объединенного военного командования, Вашингтон же всячески уклонялся от этих предложений. Тем не менее внутриведомственные документы свидетельствуют, что единогласия по этому вопросу в американском истеблишменте не было. И если дипломаты настаивали на бессмысленности этой затеи, то представители ОКНШ, в свою очередь, критиковали позицию Госдепа. Так, на одном из мартовских объединенных заседаний Госдепа и ОКНШ адмирал Арни Альберт Берк заявил: «Коль скоро существует организация СЕНТО и США – ассоциированный член в ней, необходимо создать и Объединенное военное командование. Ведь это вопрос жизнеспособности самой организации»[571].
Расхождения в подходах Госдепа и ОКНШ к СЕНТО очевидны, но время настойчиво требовало от Вашингтона определиться с отношением к этой организации. 31 октября 1960 г. ОКНШ направляет в Госдеп обширный доклад, в котором изложил собственное видение роли США в СЕНТО и «военную» точку зрения на проблему. Авторы обращали внимание на стратегическую ценность региона для глобального доминирования США. Вместе с тем в докладе всего лишь раз упоминался Ближний Восток. «Страны – члены СЕНТО формируют единый территориальный блок стран, отделяющий Советский Союз от территории Ближнего Востока и Африки»[572]. Таким образом, по мнению аналитиков, ОКНШ в условиях 1960 г. СЕНТО не решала и не могла решить задач непосредственно на Ближнем Востоке, а была организацией, призванной обеспечить стабильность внутри региональных стран-участниц блока и, опираясь на лояльность режимов в этих странах, могла организовать «санитарный кордон» перед попытками Советского Союза укрепить свои позиции в Ближневосточном регионе. Как подчеркивали авторы доклада, «на данный момент речь идет о потенциальных возможностях организации. В реальности за пять лет существования Багдадского пакта (СЕНТО) блок не получил соответствующей военной организации, планирования, координации действий с НАТО и АНЗЮС, а также соответствующих вооружений»[573].
Каким бы сложным ни был процесс перестройки распавшегося Багдадского пакта в структуру СЕНТО, в Вашингтоне понимали, что нельзя терять возможность влиять на ситуацию в ключевых для региона странах. В связи с этим очень показательны данные о размерах прямой помощи, осуществлявшейся США этим странам. Так, начиная с ключевого для политической жизни региона 1958 г. и в последующие два года рост размеров «невоенной помощи» для стран – участниц СЕНТО и Израиля несколько сократился, но не претерпел принципиальных изменений. В 1958–1960 гг. он составил:
Турция (122, 111 и 101 млн долл. в год соответственно);
Израиль (51, 56 и 41 млн долл. соответственно);
Иран (50, 91 и 31 млн долл. соответственно);
Пакистан (145, 142 и 228 млн долл. соответственно)[574].
Анализируя действия администрации Д. Эйзенхауэра на Ближнем Востоке в 1958–1960 гг., можно прийти к нескольким выводам. Иракская революция 14 июля 1958 г. стала важной вехой в истории региона Ближнего Востока и зоны Персидского залива. Оказавшись «незапланированным фактором» для правящих кругов Вашингтона, революция в Ираке поставила перед руководством США ряд вопросов – от концептуальных до конкретно политических, от успешности решения которых зависел не только политический ландшафт всего региона, но и расклад сил между США и СССР на периферии биполярной системы.
Встретив в лице касемовского Ирака пример качественно новых по сути угроз и вызовов, республиканская администрация столкнулась с очевидными трудностями в выработке четкой линии в отношении режима Касема. Сложное сочетание внутриполитических проблем самого Ирака, усиление влияния на Багдад насеристских настроений, а также начало активного сотрудничества правительства Касема с Москвой оставляли администрации Д. Эйзенхауэра мало пространства для политического маневра. Борьба правительства Касема с внутренней оппозицией и постоянная череда политических кризисов, крупнейшим из которых стало киркукское восстание июля 1959 г., сводили к нулю попытки американской администрации поддержать альтернативные Касему политические фигуры. Усугубляло ситуацию отсутствие у американских дипломатов четкого видения природы режима Касема, что в итоге привело к некорректным выводам относительно перспектив сотрудничества или конфронтации с касемовским Ираком.
Спустя два года после революции 1958 г., не добившись заметных успехов в отношении режима генерала Касема, республиканская администрация решила самоустраниться от разрешения «иракской проблемы». Как показал анализ курса администрации Эйзенхауэра в 1958–1960 гг., не найдя эффективного подхода к разрешению «иракской проблемы» с целью решения тактических задач в зоне Персидского залива, Вашингтон сделал выбор в пользу поддержания своих традиционных региональных партнеров на Ближнем Востоке, так называемого консервативного лагеря – Ирана, Иордании, Саудовской Аравии, с одной стороны, и Израиля – с другой. При динамичности развития политических процессов на Ближнем Востоке и в зоне Персидского залива, усилении позиций сил арабского национализма и Советского Союза опора на страны «консервативного лагеря» гарантировала США спокойствие «тыла» в борьбе с СССР за регион.
Глава 3США и Великобритания в условиях формирования нового баланса сил в регионе на рубеже 1950–1960-х гг
§ 1. Доктрина «новых рубежей» и обновление внешнеполитического курса США на периферии биполярной системы
Мировая повестка дня в последние годы пребывания Эйзенхауэра у власти ознаменовалась двумя принципиально важными событиями в «третьем мире» – революцией на Кубе 1959 г. и, главное, «годом Африки» (1960 г.), давшим независимость сразу 12 государствам континента. Перемены оставляли американской стороне мало времени для раздумий