ннеди. – Но мир сегодня уже не тот. Старая эра закончилась, и старой дорогой уже не пройти. Баланс сил в мире меняется. Одна треть мира сегодня – свободна, другая – жертва страшного подавления, а еще одна – погрязла в бедности, голоде и болезнях. Коммунистическое влияние уже проникло в Азию, оно уже на Ближнем Востоке, и оно уже всего в 90 милях от берегов Флориды. Наши друзья скатились к нейтрализму, а нейтралы – к враждебности», – утверждал новый лидер демократов[589].
Именно на Демократическом конвенте Кеннеди впервые публично изложил основные принципы программы «новых рубежей». «Кто-то скажет, что Америка и так уже все выиграла, и нет тех рубежей, к которым нам надо стремиться. Я скажу им – нет. Еще много битв, в которых нам предстоит победить. Сегодня мы стоим на краю новых рубежей. Новые рубежи 1960-х гг. – это рубежи новых возможностей и новых рисков, рубежи неисполненных надежд и неведомых угроз. Новые рубежи уже здесь. Хотим мы того или нет!»
Но в речи Кеннеди нашлось место рассуждениям не только о союзническом долге, но и конкретным словам в адрес партнера по особым отношениям – Великобритании. «Когда-то Дэвид Ллойд Джордж сказал: ˝Уставшая нация – это нация тори˝. А мы не можем позволить себе быть уставшими или быть тори». Безусловно, эти слова были частью предвыборной агитации демократов, но правящей партией в Великобритании в этот период были именно тори. Это заявление оставляло у внимательных наблюдателей четкое ощущение, что с возможным приходом в Белый дом демократов англо-американские отношения ждут перемены[590].
Оттенок судьбоносности выборам 1960 г. придавали не только слова политиков, но и американская пресса. В течение 10 месяцев – с февраля по ноябрь 1960 г. – журналисты неустанно следили за каждым шагом кандидатов от двух партий. Как писал в июне 1960 г. американский еженедельник Time, «за те десять месяцев, которые длится предвыборная гонка, нация становится настолько поглощенной внутренней борьбой, что кажется, что американцев и вовсе не волнует внешний мир»[591]. Но, продолжали редакторы журнала, «1960 год, год рывка мирового коммунизма, – это настоящее исключение. Мы не можем позволить себе бесконечно дебатировать. Нам нужны действия»[592].
Накал предвыборной гонки привел к тому, что в последнюю неделю перед голосованием промышленный индекс Доу Джонса (Dow Jones) упал до рекордной за 9 лет отметки в 566,05 пунктов. Нежелание игроков рисковать вкупе с невозможностью предсказать, кто станет президентом – Никсон или Кеннеди, создали на рынке ощущение нервозности. Дополнительную озабоченность предпринимателям придала газетная «утка», согласно которой на выборах победит Джон Кеннеди, который сразу же урежет государственные расходы, что невольно подстегнет инфляцию[593].
Выборы подвели черту под восьмилетней «эрой Эйзенхауэра». Джон Кеннеди победил с минимальным перевесом (чуть больше 100 тысяч голосов избирателей) – 49,7 % (303 выборщика), Никсон набрал – 49,5 % (219 выборщиков)[594].
Как написал после победы Кеннеди американский еженедельник Time, «победа Кеннеди – это звонок идейным наследникам Эйзенхауэра, которым явно не хватает смелости, чтобы повести нацию через тернии проблемных 60-х годов»[595].
Вступая в должность, Кеннеди формирует свою команду: государственным секретарем США становится «ястреб» Дин Раск, помощник госсекретаря США при администрации Г. Трумэна и один из главных «застрельщиков» начала войны в Корее, во второй половине 1950-х гг. – президент Фонда Рокфеллера; кресло министра обороны занимает аналитик и топ-менеджер автомобильного гиганта «Форд» Роберт Макнамара, который, заняв пост, объявляет «войну коммунизму на периферии международной системы»; советником по национальной безопасности становится МакДжордж Банди, декан факультета в Гарварде, либеральный республиканец, сын Харви Холлистера Банди, помощника госсекретаря Генри Л. Стимсона; пост председателя комитета по политическому планированию в Государственном департаменте занял профессор Массачусетского технологического университета и один из главных идеологов активизации политики США в «третьем мире» Уолт Ростоу[596].
В речи при вступлении на пост президента Кеннеди сделал упор на тему мира и прогресса, призывая не только к более тесному единению США с их союзниками по НАТО и соседями по Западному полушарию, но и к созданию «великого, всемирного союза севера и юга, востока и запада», который смог бы «создать более плодотворную жизнь для всего человечества». Специально обращаясь к тем странам, которые «могут стать нашими противниками», Кеннеди предложил им «заново начать поиски мира, прежде чем темные силы разрушения, выпущенные на волю наукой, поглотят все человечество в результате преднамеренного или случайно возникшего самоуничтожения… Не будем никогда вступать в переговоры из-за страха, – говорил новый президент, – но и не будем никогда страшиться переговоров. Пусть обе стороны выясняют, по каким проблемам мы сходимся, а не обостряют проблемы, по которым мы расходимся»[597].
Через два дня выдержки из выступления Дж. Кеннеди были опубликованы в Правде[598]. Как минимум это говорило о том, что в Москве очень внимательно следили за высказываниями нового лидера США. В словах Кеннеди прослеживалось желание выработать новый, более реалистичный подход к международным явлениям, не занимая жестких и бесповоротных позиций[599].
Основополагающие принципы своей внешнеполитической концепции Дж. Кеннеди озвучил через несколько дней – 30 января 1961 г. в обращении «О положении в стране». «Новое видение» внешней политики США базировалось на основных принципах: укрепление военной мощи США и экономических возможностей США, усовершенствование политических и дипломатических средств[600].
Вскоре президент Кеннеди четко обозначил отход новой администрации от ближневосточной политики Эйзенхауэра. «Сегодня арабский мир – это серьезная, независимая и от русских, и от Запада сила. Найти общий язык с силами панарабизма, перевести наши отношения на язык экономики – вот текущая цель Соединенных Штатов», – заявил Кеннеди[601].
Для эффективного проведения нового ближневосточного курса США администрация Кеннеди предприняла кадровое обновление ключевых постов в Госдепартаменте на ближневосточном направлении. В его структуру с поста президента Американского университета в Каире приходит специалист по проблемам Ближнего Востока Джон Бэдоу. Ведущие специалисты СНБ по вопросам Ближневосточного региона начинают работу над «Стратегией действий США на Ближнем Востоке». Параллельно с ними новый госсекретарь США Дин Раск и директор департамента Ближнего Востока и Южной Азии Филипп Тэлбот выдвинули инициативу сбалансированного подхода США к проблемам Ближнего Востока. Основной мыслью программы Раска – Тэлбота было поддержание любых разночтений в диалоге Москвы и Каира, Москвы и Багдада, а также использование политических амбиций лидеров Египта и Ирака с целью подрыва базы их отношений с СССР[602].
Как подчеркивал Кеннеди в работе «Стратегия мира», «волна революционного национализма неизбежно сметет старый колониальный порядок, и пока Соединенные Штаты будут ждать, как им ужиться с этим, Советский Союз выиграет ˝холодную войну˝»[603].
Решением этой концептуальной проблемы стали так называемые «программы помощи», направленные на модернизацию экономик стран «третьего мира, а также на то, чтобы переманить нейтралистов из лагеря, симпатизирующих СССР, в американский лагерь и убедить их в преимуществах американской модели развития[604].
Конкретным содержанием американская внешнеполитическая стратегия на периферии стала наполняться после выхода 13 февраля 1961 г. статьи У. Ростоу «Новое видение в мировой политике США», опубликованной в журнале US News and World Report. Главная мысль статьи заключалась в призыве к асимметричному ответу, который США должны противопоставить вызовам на международной арене: «Основная зона советской угрозы – это «третий мир», где ее потенциальный масштаб даже невозможно измерить, ведь ее потенциал скрыт». Главная задача, подчеркивал У. Ростоу, – «упредить скатывание «третьего мира» к коммунизму или политическим формам, близким к нему, и убедить эти страны остаться нейтральными»[605]. Как резюмировал видный американский историк А. Шлезингер мл., «администрация Кеннеди «перестала рассматривать национализм в качестве греха»[606].
Новые веяния в работе администрации демократов почувствовали и в Москве. Так, в докладной записке сотрудники КГБ СССР писали: «Курс Кеннеди на более тесные связи с социологами, его стремление заручиться их поддержкой в разработке масштабной, эффективной политики находит свое выражение не только в том, что помощником президента стали такие фигуры, как Ростоу, Шлезингер, Банди, Соренсен, но и в том, что правительство стало активно прибегать к разработкам НИИ, университетов и исследовательских групп»[607].
Эта экспертная оценка соответствовала действительности. Идея создания «Камелота», «союза воинов и ученых», которая не раз озвучивалась в кругах, близких к администрации США, действительно подразумевала привлечение к работе лучших умов американской социологии, политологии и специалистов по международным отношениям.