§ 2. Британская политика «умеренной достаточности» в зоне Персидского залива
Там, к востоку от Суэца, злу с добром – цена одна,
Десять заповедей – сказки, и кто жаждет – пьет до дна,
Кличет голос колокольный, и привольно будет мне
Лишь у пагоды старинной, в полуденной стороне
На дороге в Мандалай,
Где суда стоят у свай, —
Мы кладем больных под тенты и идем на Мандалай.
О, дорога в Мандалай,
Где летучим рыбам рай
И зарю раскатом грома из-за моря шлет Китай![646]
Происхождение фразы «политика “к Востоку от Суэца”» ведется именно от стихотворения классика британской литературы Р. Киплинга «Мандалай», написанного в 1890 г. Тогда Великобритания была на пике своего имперского могущества.
Под политико-географическим понятием «к Востоку от Суэца» подразумевалась военно-логистическая структура британского присутствия, идущая из Средиземного моря через Суэцкий канал или через мыс Доброй Надежды в Индию, Юго-Восточную Азию и Австралию.
В этот географический ареал входила и зона Персидского залива, политическая геометрия которого к началу 1960-х гг. начинает переживать изменения. На смену квазиколониальному британскому управлению в регион приходит принципиально новый «актор» – США. Вашингтон, приступивший к фактическому пересмотру регионального баланса сил в рамках построения Pax Americana, начал использовать механизм «особых англо-американских отношений» в своих интересах. Императивом этого процесса стало плавное вытеснение Великобритании из зоны Персидского залива. В основе постепенного «ухода» Британии лежала не только объективная закономерность развития биполярной системы, но и сознательная политика Лондона на «отказ от излишних обязательств».
Военно-политическая неудача, которую потерпела Англия в ходе Суэцкого кризиса, вкупе с ослаблением ее национальной экономики принудила британский истеблишмент к реформированию системы обязательств и отношений со странами «третьего мира». Придя к власти, кабинет Г. Макмиллана начал развивать новый принцип британской внешней политики – «к востоку от Суэца».
В общих чертах новая внешнеполитическая концепция выражалась в стремлении остаться в пуле великих держав, однако добиваться этого при меньших финансовых издержках, чем это пытались сделать послевоенные консервативные кабинеты У. Черчилля и Э. Идена. В военно-политическом измерении курс «к востоку от Суэца» выражался в трех принципах: обеспечение бесперебойного функционирования главных экономических и логистических магистралей зоны Персидского залива; поддержание спокойствия в зоне британских владений на восточном побережье Африки; защита британских интересов в зоне Индийского океана и Юго-Восточной Азии[647].
Сразу после окончания Суэцкого кризиса различные исследователи, пытаясь сформулировать положение Великобритании в мире, выбрали весьма обтекаемую словесную формулу «Англия на перепутье». Несомненно, это указывало на поиск британским истеблишментом новой роли своей страны на мировой арене после распада империи и снижения ее экономического и политического потенциала[648].
События Суэцкого кризиса продемонстрировали, насколько «старая» колониальная логика с ее силовым подходом к решению политических задач не соответствовала реалиям Ближнего Востока середины 1950-х гг. Суэцкий кризис изменил баланс сил в регионе и стал «последним имперским приключением», как называли его современники.
Великобритания вышла из Суэцкого кризиса проигравшей стороной. Это было очевидно и руководству Великобритании. Дискредитировав себя в глазах арабов и не сумев провести силовую акцию должным образом, Англия была вынуждена умерить свои аппетиты и отказаться от роли «полицейского» на Ближнем Востоке.
Анализируя военный аспект «поражения», бывший премьер-министр Э. Иден говорил, что «если бы Великобритания имела политическую возможность, то военная фаза операции закончилась бы в срок нескольких недель»[649]. Но главной своей ошибкой, как бывшего главы Великобритании, Иден считал то, что «мы слишком поздно прочитали работу Насера «Философия революции»[650].
Иден был, безусловно, прав. Великобритания слишком поздно разглядела в действиях Насера знаки качественно нового явления – панарабизма, которое поставило вопрос об уходе Англии из региона в плоскость реальной политики.
Бурное обсуждение ближневосточной политики Великобритании станет на долгое время неотъемлемой частью политической риторики, как правительства, так и его оппонентов из Лейбористской партии. «Страх Суэца», боязнь повторить ошибки 1956 г. были действенными аргументами консерваторов для развития новой, постсуэцкой внешней политики. «Suez affair» не только бросал тень на Энтони Идена, но и мешал развитию должного англо-американского диалога.
Новое место в биполярном мире Англия должна была найти под руководством «умеренного консерватора» Г. Макмиллана. Как писал о нем в своих мемуарах лидер лейбористов и политический противник Макмиллана Г. Вильсон, «он был, возможно, последним премьер-министром дизраэлитом, который возглавил Англию. Настоящим тори»[651].
Так, уже на конференции консервативной партии, проходившей 10–12 октября 1957 г. в Брайтоне, консерваторы впервые заговорили о том, что внешнеполитический курс страны необходимо соотнести с реальными возможностями национальной экономики. За несколько дней до этого, в том же Брайтоне, свою партийную конференцию проводили и лейбористы. В отличие от правящей партии, они гораздо жестче высказывались о проблемах во внешней политике страны, в частности в регионе Ближнего Востока. Лейбористы говорили, что «на Ближнем Востоке Великобритания поддерживает реакционные режимы. Лейбористская партия призывала все великие державы к ограничению гонки вооружений в регионе единой договоренностью»[652]. На фоне разночтений в расстановке акцентов в английской политике и консерваторы, и лейбористы говорили о кризисе той модели «особых» обязательств, которой Великобритания придерживалась на протяжении 1950-х гг.
Новые кризисные явления на Ближнем Востоке летом 1958 г. лишь укрепили британских политиков в мнении о необходимости начала незамедлительной реформы системы своего военно-политического присутствия в регионе. Через год, на конференции консерваторов в Блэкпуле (8–11 октября 1958 г.), партия вновь поставила в центр дискуссии по внешнеполитическим вопросам британскую политику именно на Ближнем Востоке. Так, консерваторы выразили «поддержку англо-американской операции по высадке войск в Иордании и Ливане, что стало шагом по упрочению стабильности в регионе, а также новой формой политики в зоне жизненных интересов сил свободного мира»[653]. Решения этой конференции важны как минимум в двух отношениях. Во-первых, правящая партия заявила, что регион Ближнего Востока по-прежнему чрезвычайно ценен для Лондона; во‑вторых, верхушка консерваторов прямо говорила о необходимости поддержания особых англо-американских отношений.
Суэцкий кризис оказал глубокое воздействие и на один из «трех столпов» британской политики в мире, а именно на систему Британского Содружества наций. В ходе кризиса английский Форин-офис не смог добиться всеобщей поддержки своих действий среди бывших стран-доминионов. Структурный кризис был спровоцирован, по сути, логикой нового века в мировой политике. Часть государств Содружества (за исключением ЮАС и Канады) являлись одновременно и основателями Движения неприсоединения (Индия, Пакистан, Цейлон (Шри-Ланка), Бирма (Мьянма), которые уже в рамках 1950-х гг. перестали ассоциировать себя с британской сферой влияния. В ходе кризиса Великобритания пользовалась безоговорочной поддержкой лишь у ЮАС, Австралии и Новой Зеландии[654].
Как писал А. Бучен, «Британия перестала быть мировой державой, но у нее остаются мировые интересы. Каковы те средства и возможности, которыми мы должны обладать, чтобы защитить интересы Англии? Это оборона трех ключевых геополитических узлов – Персидского залива, Восточной Африки и Малайзии. Стоимость нашего военного присутствия в зоне Персидского залива составляет 66 млн ф. ст. в год, в то время как в Юго-Восточной Азии – 235 млн ф. ст.»[655].
Глубинной причиной внешнеполитических неудач, оказавших влияние и на внешнюю политику Великобритании, было состояние национальной экономики, постепенное замедление темпов ее развития. В течение 1950-х гг. ежегодный прирост экономики составлял всего 2,2 % ежегодно (для сравнения: ФРГ – 4 %). Хотя экономика Великобритании, по словам Б. Митчелла, и продолжала удерживать второе после США место среди стран капиталистического мира с долей в 12 %, хронический дефицит платежного баланса и энергозависимость делали ее все более уязвимой к внешним воздействиям. В условиях высоких темпов гонки вооружений Великобритания была вынуждена тратить до 37 % госбюджета на военные расходы, в том числе на содержание и обслуживание зарубежных баз[656]. Это заставило Макмиллана констатировать, что «именно оборонные расходы сломали нам хребет»[657].
1 сентября 1957 г. кабинет министров Великобритании обсуждает состояние национальной экономики. Документы с пометкой «совершенно секретно» содержатся в докладе Казначейства. В центре внимания – инфляция; как говорилось в документе, «правительство ощущает на себе катастрофические последствия Суэца, а также растущее недовольство бизнеса, деловая активность которого стоит под угрозой растущих темпов инфляции»