[658]. В качестве основных мер по выправлению ситуации английская верхушка видела экономию на обороне. Речь не шла о свертывании основных направлений развития системы обороны, но, как писали авторы доклада, «на трех направлениях – развитии атомной программы, ВМФ и ВВС Ее Величества мы могли бы сэкономить»[659]. В условиях необходимости сокращения трат английский истеблишмент делает ставку на сохранение социального спокойствия и возможность сохранения основных экономических показателей.
Через неделю, 7 сентября 1957 г., канцлер Казначейства Питер Торникрофт направляет на имя Г. Макмиллана меморандум, в котором говорится: «Утрата веры в наполненность валюты – вот главная опасность, которая ждет нас и дома, и за рубежом. <…> У нас не должно быть иллюзий о серьезности политических, а также экономических трудностей, которые стоят у нас на пути»[660].
Под давлением инфляции осенью 1957 г. фунт стерлингов впадает в кризис. Пытаясь оживить экономику, П. Торникрофт увеличивает учетную ставку до уровня 7 %, самого высокого за последние 37 лет[661]. Все вместе эти факторы формируют и новую повестку дня британской внешней политики.
Премьер Макмиллан, учитывая ошибки своего предшественника, утвердил курс на восстановление отношений с Вашингтоном и приведения модуса «особых отношений» в состояние начала 1950-х гг., однако уже на основе нового политического базиса, сформировавшегося после Суэца. Внешнеполитический курс с приходом Г. Макмиллана изменил тональность не только на риторическом уровне. Уход Э. Идена с поста премьер-министра в определенном смысле ознаменовал победу новых тенденций в глубинах Форин-офиса и прежде всего в его аналитических отделах. Почти за год до января 1957 г., 9 октября 1956 г., заместитель главы Форин-офиса сэр Фредерик Оуер Миллер выступил с инициативой по модернизации внешней политики Великобритании. Корень зла высокопоставленный дипломат видел «в хронической бедности бюджета, не дающей <…> никакого пространства для маневра»[662].
В условиях падения влияния Великобритании в арабском мире для руководства государства актуальным стал вопрос о выборе приоритетов в политике на Ближнем Востоке и в зоне Персидского залива. Британское руководство вынуждено было считаться прежде всего с экономическими реалиями, – значительные финансовые затруднения не позволяли Англии держать в этом регионе крупные военные силы. В то же время необходимо было избегать действий, которые могли бы навести на мысль о поспешном и полном уходе Англии из Ближневосточного региона.
Об этой системной проблеме говорили и политические противники консерваторов – представители лейбористской партии. По их мнению, «от последствий кризиса на Ближнем Востоке английская внешняя политика будет оправляться еще не один год. Главной задачей в новых условиях стала необходимость восстановить единство трех столпов британской политики – отношения с Содружеством, с ключевыми союзниками и статус великой державы в ООН»[663]. Лейбористы призывали к «обновлению» британской политики в регионе в тот момент, когда на карту был поставлен статус Англии как серьезного ближневосточного игрока. «Главными угрозами нашим интересам в регионе являются арабский национализм, бедность и социальные революции, которые всячески подогреваются Советами. Нам необходимо научиться говорить с русскими», – отмечалось в ежегодном докладе лейбористкой партии, который отражал позицию лейбористов по ключевым вопросам политической жизни страны[664].
Примерно в этом же направлении мыслили и консерваторы. Английская дипломатия должна была сосредоточить усилия на максимальной поддержке военно-политических блоков с широким числом членов, таких, как организация Багдадского пакта, добиться удержания как можно большего числа зарубежных баз, а также участия в превентивных военных операциях стран Запада[665].
На уровне правительства концепция «нового» присутствия Великобритании в зоне Персидского залива сформулирована в докладе, составленном главой Форин-офиса С. Ллойдом 7 июня 1957 г. Глава внешнеполитического ведомства начал с принципиальной позиции: «Шейхства Персидского залива являются не колониями, а странами под защитой (протекторатом) Великобритании. Во главе шейхств находятся лидеры, зависимые от Лондона и одновременно принадлежащие к арабскому миру»[666]. Этой фразой Ллойд емко охарактеризовал основные политические тенденции в регионе, которые, в свою очередь, были в перспективе основными препятствиями для британской политики – потребность к полной независимости и тяготение лидеров Персидского залива к идеям панарабизма». «Конечно, это нереалистично, не видеть того, что мир стал другим. Но мне видится оптимальным все-таки срединный путь с учетом нашего положения в каждой из точек региона»[667].
Особое внимание Селвин Ллойд уделил качественно новым явлениям. «За 10 лет в регионе возник ряд факторов, которые объективно работают против наших интересов, – советское влияние, охватившее Египет и Сирию; панарабизм, который проник в Персидский залив и остановить который не представляется возможным; Суэц, влияющий на англо-арабские отношения; Иран, Ирак и Саудовская Аравия, которые могут поставить под сомнение наши позиции в Персидском заливе». «Вместе с тем, – продолжал глава Форин-офиса, – наша жесткая позиция в вопросе об оазисе Бурайми, наши действия в Бахрейне не окажут критического влияния на наши позиции в зоне Персидского залива». Ллойд добавил, что в интересах Англии поддерживать существующий статус-кво. «Коллапс Ирака или Саудовской Аравии приведет к бóльшим проблемам, чем они могут возникнуть даже при нынешних трениях с этими государствами»[668].
Как говорилось в приложении к докладу Форин-офиса, «в своих расчетах Великобритания должна исходить из качественно разной ситуации во всех княжества Персидского залива. Кувейт, Бахрейн, Катар и семь шейхств Договорного побережья различаются уровнем развития, достатка, а также своим политическим климатом»[669]. Уровень оборонных обязательств Великобритании по отношению к каждой из стран был также разным. Если правителям Катара и Бахрейна правительство Ее Величества должно было оказать военную помощь при любой внешней агрессии, с Кувейтом и княжествами Договорного побережья Лондон не был связан какими-либо формальными военными договоренностями.
Но даже на фоне ослабления военно-политических позиций Лондон не мог поступиться своими экономическими интересами в регионе. Англия имела эксклюзивные права на добычу нефти на территории арабских княжеств Персидского залива.
Доходы Англии от нефти, добытой в странах Персидского залива, составляли примерно 600 млн долл. в год[670]. Доходы от нефтедобычи в этом секторе – одна из главных гарантий стабильности стерлинговой зоны. К 1960 г. Англия более чем наполовину удовлетворяла свои потребности в нефти за счет ее импорта именно из арабских стран[671].
Впрочем, Ллойд приводил аналитические выкладки, свидетельствовавшие, что зона Персидского залива к концу 1950-х гг. уже перестала быть территорией исключительно британских деловых интересов.
Как говорил Ллойд во второй части документа, «исходя из существующих данных, необходимо выработать большую конструкцию (grand design) для обеспечения британских интересов, но достаточно гибкую для того, чтобы сделать это с учетом конкретных обстоятельств любой из держав. Речь не идет о массовом сокращении военного присутствия Великобритании в Персидском заливе»[672].
Уход «к востоку от Суэца» действительно не привел к полному отказу военного присутствия Великобритании в регионе. У Великобритании оставались военные базы в Бахрейне и Шардже (в будущем – ОАЭ). Но, в отличие от утраченных баз в Египте, Ираке или действовавших английских баз на Кипре или Адене, их оперативные возможности были ограниченны. Они выполняли роль авиационных перевалочных пунктов при переброске войск на Дальний Восток. С точки зрения выполнения возможных тактических задач по обеспечению английских позиций в зоне Персидского залива эти базы ВВС Ее Величества имели важное значение. Впрочем, как подчеркивает Д. Маклэйн, «они оказались изолированными и уязвимыми, подобно пешкам, слишком далеко продвинутым на шахматной доске»[673].
И все-таки назвать уход «к Востоку от Суэца» бегством некорректно. 26 марта 1957 г. британский кабинет министров проводит заседание, на котором обсуждается «Оборонительный план на 1957 г.» В общем перечне задач по национальной обороне Великобритании отдельным пунктом выделен раздел «Ближний Восток». Как говорилось в документе, «Великобритания должна быть готова защитить свои интересы в смежных с Ближним Востоком территориях Персидского залива, Восточной Африки, а также аденских протекторатов. В случае кризисных ситуаций Великобритания должна использовать свои военные позиции в зоне Персидского залива для обеспечения государственных интересов, а также членов Североатлантического альянса»[674]. Последняя фраза свидетельствовала о готовности Англии оказать союзническую поддержку главной державе НАТО – Соединенным Штатам. Как показали события Суэцкого кризиса, в отличие от Лондона, Вашингтон был не склонен проецировать «обязательства члена НАТО» на периферийные конфликты. Кроме того, в документах кабинета также говорилось о качественном разрыве возможностей по затратам на оборону между Великобританией и США. Уже в 1955 г. соотношение составляло фактически 1:10 (1,569 млн ф. ст. к 14,460 млн ф. ст. соответственно)