омоне было не разобрать.
Вскоре солдаты засобирались. Они вышли на улицу и распрощались.
Харт вспомнил пышку из трактира. Как назло, напрочь забыл, как её зовут… И надо было ещё решить, где её потискать сподручнее. Может, в кладовой? Иль на чердаке? Он ещё раз припомнил её озорные глаза и хорошие, наливные округлости. Вспомнил, как она оглянулась на его взгляд вслед. Не, такая сама подскажет, где лучше. Уж эта точно знает, чай, не впервой ей. Небось, отпускать ещё не захочет…
— Он будет служить при капитане, и их обязательно пошлют в какое-нибудь пекло, уж я-то знаю. И нет, Астрид. Если их пошлют на войну, со мной нельзя. Я запрещаю. Никаких споров, поняла?
— Да, папа… — Астрид сидела за столом, не поднимая глаз. Сама скромность.
«Всё равно будет канючить, знаю я её» — подумал Род, — «Никуда без ненаглядного папули. Избаловал… Но что с меня взять? Люблю я её».
Марта поставила тарелку на стол:
— Значит, опять это смертоубийство начнётся? Опять будешь ледяным взглядом всё вокруг буравить? Опять будешь сидеть и глядеть в одну точку, словно и нет рядом никого, — у жены внезапно потекли слёзы, — Или чего похуже…
Она отвернулась.
— Не скули, стара. Я на рожон лезть не собираюсь, авось, милуют боги.
— Старая, да, старая! Хочу, чтобы и ты старым побыл, внуков понянчить успел. А ты?! Вот чего тебе в господском доме не сиделось? На кой нужен ты тут?
— Мама, ну перестань, — вмешалась Астрид, — Папа сказал, что на рожон лезть не будет. Значит, обойдётся всё. Он же хитрый у нас, неспроста его Лисом кличут.
Из своей комнаты вышел господин Жерар в светлой одежде:
— Род, ты готов?
— Да, господин. Надо бы нам доспехами разжиться, раз с капитаном де Куберте в одном отряде ходим.
— Я спрошу для тебя сегодня. Если не даст, купим. Знаешь где? — непринуждённо ответил молодой граф.
Его настроение явно улучшилось после сегодняшних занятий на плацу.
— Вам тоже надо, господин.
— Да ладно тебе, Род. Быстрые ноги, отскоки и смещения — вот мои доспехи. Сам же видел, за час меня никто даже не коснулся.
«Так то один на один. Не бывали вы ещё в настоящей драке, господин. Впрочем, один раз бывали, да то вам свезло. Если б меня с конюхами в кустах не сидело, где бы вы сейчас были?»
Род решил промолчать. Уж если молодым чего в голову втемяшится, сложно отговорить.
«Может, хоть капитан сможет? Надо бы ему шепнуть — так мол и так, племянник пусть к доспеху привыкает. В подразделении положено, и всё».
— Как знаете, господин. Лошадь готова, Харт всё сделал.
— Спускайся, — Жерар потопал к выходу в коридор.
Род обнял по очереди жену и дочь, и догнал господина уже на лестнице.
— Поговори с трактирщиком, пусть найдёт чердак какой, или каморку. Отселим от вас конюха, — сказал граф, — Где он, кстати?
— Да есть тут одна…
— Что, уже? У нас всех баб соседских попортил, и тут неймётся никак. Отселять его надо от твоей дочери, старик.
Оба усмехнулись и вышли на улицу.
— Именем короля, сдавайтесь! — прокричал Люк.
Они окружили шестерых молодых людей, как и много раз до этого. Рутина. Радовало одно — пока никто не умер.
Племянник и сержант Род стояли позади, вне опасности. Молодой граф даже не пытался скрыть пренебрежения — скрестил руки и надулся, то и дело отводя взгляд.
«Послали боги родственничка».
Нарушители застыли в недоумении, но сопротивляться пока не пытались.
Его новые офицеры стояли рядом с ним и внимательно наблюдали. Вместо тройки Жака взяли тройку новеньких. Ничего солдаты — стоят готовые, оружие правильно держат. Таких врасплох не возьмёшь. Что это у одного там? Как будто ухмылочка по лицу прошла? Интересно…
— Итак, пёс министра вернулся? — возгласил один из нарушителей, — Все благородные люди обрадовались вашему исчезновению. Думали, вас уже доедают черви…
— Сдайте оружие, господа. Лучше быть живым и арестованным, чем гордым и мёртвым, поверьте.
— Это спорный вопрос, — фальцетом пропищал один из них.
А другой внезапно сделал какое-то движение.
«Шшшшаахх!» — алебарда с отвратительным чавканьем вошла ему в плечо и отрубила руку, а вторым ударом проткнула грудь. Кровь из обрубка сначала с силой брызнула, потом полилась обильным потоком, потом снова брызнула… Не спасти. Даже если затянуть обрубок, с проколотым сердцем не жилец. Он перестал дышать через несколько секунд.
Бил солдат, который ухмылялся за миг до этого. И опять что-то вроде радости еле заметно мелькнуло у него на лице. Люк грозно посмотрел на него.
— Все же видели, он хотел меня заколоть… — ответил солдат. Двое новых офицеров, видно, тоже были довольны, судя по лицам.
«Интересно, я со стороны кажусь таким же мясником?».
Молодые господа побросали оружие, а Тиль проворно собрал его.
Двинули к городской тюрьме. Люк заметил, что один из арестованных идёт плохо, и остановил конвой.
— Что у тебя там? Сильвио, фонарь сюда!
Побелевший молодой человек откинул полу колета в сторону, и капитан увидел порез на боку, размером с ладонь.
— Марио, бинты давай.
Солдат стал перевязывать раненого. Люк осматривал остальных, когда раненый вдруг произнёс:
— Спасибо, вы спасли меня.
Де Куберте не поверил своим ушам:
— Чего? Чего ты сказал?
— Вы спасли меня. Не нужно было соглашаться на эту дуэль. С самого начала всё было ясно… Да только все вокруг твердят, что смерть лучше позора.
— Поздно каяться, срок ты уже заработал.
— Всё равно спасибо. Отсижу и начну новую жизнь с новыми людьми. Уеду из этой проклятой столицы.
— Слюнтяй! — крикнул другой арестованный, — Никчёмный слюнтяй! Жаль, не успели тебя заколоть.
— Сержант Тиль, пни его.
«Бац» — сапог сержанта глухо стукнул, и наглец тут же замолчал.
— Эта работа нравится мне всё больше, — усмехнулся Тиль. Солдаты тоже загоготали, напряжение ослабло.
— Марио, ты закончил? В тюрьму их, кроме раненого. Его в наш лазарет. Выздоровеет, уедет на каторгу.
И вот последнего дуэлянта записали в книгу и увели. Племянник капитана смотрел на всё это с помпой, нужно было поговорить. И твердить до тех пор, пока он не поймёт — то, что он считает благородным обычаем, люди используют в целях низких, недостойных. Люк надеялся, что парень всё-таки поймёт.
Громада тюрьмы осталась позади, когда Тиль вдруг сказал:
— Капитан, слышали, ротного из второй сегодня убили. На дуэли. Говорят, два часа мучился, пока дух испустил.
— Нет. Когда это случилось?
— Да ближе к вечеру. В пять, наверное, бились.
«И никто из моих информаторов ничего не сказал. Нужно искать новых».
— Знаешь, где дрались?
— Не, его раненым часовой заметил, уже у ворот.
— Понятно. Послушай, что ещё солдаты говорят.
Отряд уже подходил к полку, когда их обогнала карета. Они повернули за угол стены, и Люк увидел, что карета остановилась около полковых ворот. Неприятное предчувствие уже тревожно горело внутри, когда из кареты вышла женщина и спросила что-то у часового. Часовой указал рукой в их сторону.
«О, нет, только не это, только не снова».
Она направилась к отряду. С ней были кучер и слуга, довольно крепкие на вид, с молотком и кнутом.
— Господа, кто из вас капитан де Куберте?
— Это я, — Люк прошёл вперёд. Он собирался покончить со всем этим как можно быстрее.
— Я случайно узнала, что мой сын дрался на дуэли сегодня. Вы тоже там были и арестовали четверых, так мне сказал комендант тюрьмы. На дуэли их было шестеро. Где ещё двое? Убиты?
— Один убит, один ранен, — равнодушно ответил де Куберте. Он не хотел щадить её чувства, от этого всегда было только хуже.
— Где я могу найти раненого? — её голос дрогнул, как ни старалась она держаться спокойно.
— Идите за мной. И вы тоже, племянник. Остальным — в казарму, отдыхать!
Он быстрым шагом двинул к лазарету, женщина едва поспевала за ним.
«Сейчас она увидит, что там не её сын и закатит истерику. Конечно, если дохнет один, то всегда дохнет тот единственный, от чьей смерти больше всего мороки. Закон подлости, мать его».
Они зашли в лазарет, и женщина бросилась к койке раненого. Она обнимала его и что-то шептала. Молодой человек улыбался. Люк подошёл к ним:
— Он виновен и будет осуждён.
— Он живой, слава богам!
— Ему предстоит пять лет каторги.
— Зато он будет жить, — она повернулась к нему с заплаканным, но улыбающимся лицом, и тут же отвернулась обратно к сыну.
«Впору пить вино в честь такой радости, если бы не один труп и четверо дураков в тюрьме, которых каторга вряд ли исправит».
— Ну и как вам всё это, дорогой племянник?
— Не знаю, дядя, не знаю, — ответил молодой граф, и спесь его никуда не исчезла.
«Ничего, сражения выигрывает терпеливый», — отметил Люк. Если парень не тупой, рано или поздно он поменяет своё мнение.
Жерар сидел за столом в зале трактира и читал военный труд великого тактика и стратега Улисса Гловацкого. Дядя велел получше узнать военное дело и выдал ему три книги. В этой говорилось, что на поле боя побеждают те, чьи отряды построены вовремя, как следует и в правильном месте. И обеспечены всем необходимым. Графу книга нравилась — она напоминала некоторые труды по фехтованию, только вместо эспады полк, вместо передвижений на ногах — анализ местности, вместо контроля дыхания и расчёта сил на поединок — обозы и фуражировка. А финты и обманные движения чем-то напоминали разведку и резервы в бою.
И только одно Жерару не нравилось- в книге ни слова не говорили о боевом духе, настрое солдат и офицеров. Это упоминалось лишь пару раз, вскользь, как совсем неважная деталь. Молодой граф с детства был уверен, что высокий боевой дух, смелость и решительность — самые важные качества на войне. А, по мнению автора, хитрость и расчётливость были куда важнее.