К июню первую сотню набрали, но войском это еще не было. Командиров в полуприказном порядке привлекли из охранной стражи за оклад, как и всем в полку. Вот с ними я и отбыл в Тулу в июне, а вот Прохора оставил в Москве, наводить порядок хотя бы во дворце. Это же надо, даже здесь смотрят сначала в рот боярам, хорошо, тех пока нет!
– Позовите князя Мышецкого, – это было первое, что я потребовал, когда вернулся.
Настроение было приподнятое. Дела в Туле шли хорошо, даже отлично. Некоторая усталость не мешала. Потому и захотелось сразу узнать, что тут делается. Только вот в ответ была тишина.
– В чем дело? Где он?
– Не ведаем, государь.
Ответ был как-то неубедителен.
– Ты вообще кто? Молчи, мне без разницы. Раз не знаете где он, зовите его жену.
– Отбыла она в монастырь.
– Что?! Михайло!!! – заорал я.
– Чего изволите? – проговорил он, вбежав.
– Хватай этого да всю челядь, делай что хочешь, но чтобы они у меня соловьем пели, куда Прохор делся и с чего это вдруг Таисия в монахини подалась! Времени у тебя… нету, вперед!
Сначала со двора стал раздаваться гомон, потом крики, затем мольбы. Пришлось уйти, пожалею еще.
– Ну? – все что я спросил у воеводы, когда он ко мне ввалился.
– Иосаф! Почитай, только мы уехали, так сразу няньку твоего скрутили его людишки. Были среди них и дворовые. Утащили на двор митрополичий, что далее стало, неизвестно. Таисию также насильно увезли. Прогнали с Кремля и других людишек, любых тебе.
– Так… Не поняли, значит!
Злость буквально красной пеленой подступила. Нужно время, чтобы совладать с собой хоть немного.
– Бери солдат, хватайте митрополита, и прямиком в застенок. Стой! Всех, кто помогал ему из дворовых, лишить головы, остальных, кто знал, но не послал гонца, выпороть. Они у меня день сегодняшний на всю жизнь запомнят. Да, пошли за Таисией, и пусть только кто заикнется, сюда тащите. Всех остальных разыскать и вернуть.
– А кто головы-то рубить будет?
– Сам решишь. Я пошел к Тимофеевским воротам. Будет сопротивляться, тащите силком, и это… не бейте сильно, митрополит все-таки.
Тимофеевские ворота – место весьма примечательное. За ними находились те самые застенки. С одной стороны, не так и далеко от дворца, а криков уже не слышно почти никому из обитателей Кремля. Именно потому торг от башни на той стороне рва старается отступить. Работа мастеров заплечных дел не способствует прибылям. Даже мелкие лоточники не стремятся занять там места.
На дыбе кто-то висел.
– Работаем?
Мой вопрос почему-то перепугал ката и писаря.
– Да, государь! – ответил быстрее среагировавший писарь, поклонившись.
– Кто таков, почему без моего приказу?
– Так тать лихой. Душегубец. В восьми смертях признался уже.
М-да… Состояние допрашиваемого было на грани, как сам еще богу душу не отдал.
– Еще место есть? Кое-кого надо будет по быстрому допросить, и чтобы без дураков.
– К сожалению, нет, но мы сейчас освободим, а этого потом допросим.
И стали снимать страдальца, но дело оказалось не такое и быстрое. Вот в этот-то момент и втащили Иосафа, стращающего тащивших его божьими карами.
– Я поближе буду! Что уставился? Не ожидал, что за своих людишек вступлюсь? Ты кто такой, чтобы решать судьбу моих подданных? Жадность глаза застила? Не о земле думать должен, а душах людских. На дыбу его.
Она как раз освободилась. Митрополит провожал утаскиваемое тело остекленевшим взглядом. За тем тянулся кровавый след.
– Прости меня, государь! На все согласен! – затараторил он.
– Это хорошо, что искренне раскаиваешься, но смерти Прохора не прощу.
– Жив он, в подклетях у меня на дворе!
– Точно?! Михайло, пошли-ка людишек проверить.
– Истинный крест, сегодня видел. Не сам я, бояре попутали.
– Кто там кого попутал, мне неинтересно, но ежели не выживет, то голову потеряешь ты. Значит, землю отдашь?
Это остановило его. Куда ни кинь, всюду клин. Если не я, то свои точно пришибут за это.
– Хорошо, взамен обязуюсь передавать церкви восьмую часть доходов казны, в соответствующие епархии, ну решай же. Ты все равно подпишешь, только позже, – сказал я и со значением так посмотрел на дыбу.
Подписал он, никуда не делся! Так все церковные земли и перешли в казну. Только то, что произошло там, в застенках, навсегда осталось тайной. У свидетелей тех событий лишних голов не было, а камни, из которых была сложена башня, известные молчуны. Тот день выдался длинным. Много еще указов было написано, а Прохор оказался жив, но плох. Таисию вернули, она и выходила своего мужа, тогда-то и растаял лед между ними.
На следующий день вышел из темницы Бельский. Вот так вот вдруг.
Глава 6
Благо, ума хватило дальше на рожон не лезть. При, казалось бы, абсолютной власти великого князя Московского, реальная власть за эти годы утекла к боярам. Так просто ее не вернешь. Сначала усилить свои позиции надо, раз появилась возможность, но дело это не быстрое. А раз так, то будем ослаблять всех, на нее претендующих, отойдем в тень, пусть промеж собой режутся.
– Чего изволили, государь! – проорал на радостях вызванный Тихон.
– Тихо ты, чего кричишь? Заикой так сделаешь! Слухай сюда, Прохор сейчас за елью поедет. Ее опосля на рву поставят. Украшать будем…
На некоторое время вновь задумался. Удивительно, насколько изменится язык за пятьсот лет. Здесь говорится «на рву», а там, в будущем, это будет звучать как «где-то рядом, неподалеку». Язык настолько изменился, что стал по сути иностранным для моих современников, и тем не менее все же русский.
– Зачем все это, государь? – вклинился, воспользовавшись моментом, Прохор.
– Тьфу на тебя! Рождество, вот и будем его на пустыре завтра праздновать, всем миром.
– А ель тогда причем?
– В этот день многие приходили и приветствовали рождение сына Божьего, вот и мы будем, а дерево притом. Думаешь, вся природа не стала бы этого делать? Что растерялся? То-то же! Не будем же мы сюда весь лес перетаскивать, обойдемся тем, что ты привезешь. Оставлять без украшения участвующих в праздновании рождения Иисуса не будем. Мы, значит, нарядимся, а елку так оставим? Вот!
Никто от меня ничего подобного не ожидал. Уже как-то свыклись, что не пылаю религиозными чувствами. Даже вон Таисия уставилась на меня удивленным взглядом.
– Ну так вот, Тихон. Закажешь украшений разных, и самое главное – звезду, – продолжил я, но опять остановился, соображая, как объяснить-то ее вид.
– А что заказывать-то? – недоуменно проговорил Тихон.
– На то и мастера, чтобы самим придумать. Чтобы не было накладок, пусть со святыми людьми пообщаются да с попами, заодно уточнят, как звезда Вифлеемская должна выглядеть, – нашелся я, как выкрутиться.
Тихон чуть не убежал.
– Стой, не все еще. К вечеру привези харь там, рож разных. Будем бояр колядовать. И еще грамотку напиши, а то знаю я тебя, опять все поперепутаешь, да при мне, чтоб проверил.
Фу, наконец успокоился. Вроде все, ничего не забыл.
– Прохор, погоди, я тебя провожу, – проговорила Таисия и с трудом встала из-за стола.
Нет, вовсе она была не больна, а даже наоборот, радовалась своему состоянию, а муж так вообще пылинки стал с нее сдувать. На сносях она была, месяцев восемь. Вот и говори, что пустая, а не пожени я их, так бы и сгинула бездетной. А может, и правда это подарок Божий за труды их, как они сами считают. С медициной у меня всегда не очень было, залез как-то в справочник – хоррор отдыхает на фоне описания болезней. Поэтому судить не берусь, чего там ранее мешалось, но теперь ждут ребенка.
Вот так вот и разбрелись все. Остался я один-одинешенек в полутемной комнате наедине со своими мыслями. Поесть бы чего, да как-то не принято до первой звезды, хотя почему, как раз понятно. А вот потом оторвемся.
Встал, прошелся по комнате, похлопал муравленые изразцы. Сами голландки находились на первом этаже, вернее, цокольном, а ко мне выходили только высокие дымоходы, от которых тянуло мягким теплом и уютом. Их и отделали изразцами, изготовленными еще по итальянским технологиям, с той самой полупрозрачной и зеленоватой поливой. Термин «глазурь» здесь не прижился, так и называют, как привыкли, а вот новые цвета вроде уже делают, но пока там не все гладко.
Вот так мысли опять вернулись к прошлому, к лету 7048 года. К борьбе за чугун. Без его появления эти печки бы не построили. На самом деле, за прошедшие два года во дворце в подсобных помещениях многое изменилось. Чище стало, печи разные появились. Теплее везде теперь. И помогло в этом не только устройство высоких дымоходов, но и особенно для второго этажа, пристройка маленьких голландок к вертикальным трубам.
Такие печи были не самыми дешевыми, но в зажиточных и богатых домах получили большое распространение. Не скажу, что повальное, по факту не хватало мастеров, чтобы реализовать запросы всех желающих. Но наиболее востребованной стала нехитрая технология вертикальных дымоходов, позволившая переводить на белое отопление за небольшие деньги почти любой дом. Самым главным новшеством там была заслонка. Вроде мелочь, но без нее все тепло из дома выдувало, именно это и сдерживало широкое распространение печных труб, да хоть горизонтальных.
Заслонки тоже из чугуна стали лить, хотя и кузнецы подсуетились. Так что есть выбор. Собственно, чугун был уже летом того года, но мало и хреновый. Суть не в этом, важно было научиться с ним работать. Ведь повадки у него совсем не такие, как у привычного здесь железа. Во всяком случае, тот, что имелся, для ковки был непригоден.
Проблемы с переплавкой чушек были еще те. Вместе с итальянцами на Русь пришли и однокамерные отражательные печи, в которых и занимались плавкой бронзы. Именно это позволило отливать орудия и отказаться от кованых. Хотя последние по-прежнему встречались, но новых не делалось. Особенностью местных орудий было полное пренебрежение к точности выстрела, а потому практически неограниченный срок эксплуатации. Пушки, отлитые в пятнадцатом веке, воевали и в восемнадцатом. Вот такая вот образовалась долговечность, но со сменой требований к орудиям она исчезла. Я же надеялся это изменить уже в шестнадцатом. Ведь на самом деле не так и много нужно было привнести, и все это относилось в основном к гранулированию пороха.