Сначала накормить, потом всякая ерунда! Но слово было сказано. Про это даже в Писании есть! И никакие причитания не помогли. Налицо была агония исполнительной власти. В очередной раз рушились основы. Великий князь не стал обедать!
Чуть пешком не удул, насилу успели сани подать. Тут уже столпы Руси едва не рухнули. Это же какое умаление государева достоинства! Словно простолюдин какой-то.
А вы что думали, не жизнь, а сплошное мучение. Подумаешь, здесь недалеко. Будто в каком халифате живу, все регламентировано, для всего придуманы процедуры. Вот и сейчас образовалась процессия. Но убежать от еды мне не удалось. Эх, Таисия… Ее бы энергию, да в мирных целях…
Пока я рвался в город, несколько человек были обвинены в измене, тут же оправданы, поскольку раскаялись в тяжести совершенных преступлений, задавлены ценными указаниями, нагружены едой и припасами. Так что за нами выдвинулся целый обоз с опытными полевыми кухнями. Для войск они были непригодны – слишком тяжелые и неповоротливые, – а вот для такого случая оказались в самый раз. Между прочим, по моей мысли, они должны были там оказаться с утра, но это же наша страна, в конце концов! Хоть так доехали.
До появления великого князя снежное строительство шло ни шатко ни валко. Нет, про награды народ, конечно, слышал, но сколько это, тут уж у кого какая фантазия. У москвичей, видать, с этим туго было. Боярам деваться было некуда, так что холопов понагнали, но толку от этого не было. Естественно, рядились, кто будет командовать, пока ничего не вышло, а само по себе ничего не делается. Лучше всего было у Венюкова. Кремлевцев за прошедшее время научили Родину любить.
Да, полк был уже почти укомплектован, почитай, тысяча человек на полном казенном содержании. Бардака в полку хватает, но это уже далеко не банда, а сила, и серьезная, успевшая самим фактом своего существования изменить отношение ко мне. Командиров набрали из охранной стражи – тоже не фунт изюма. Так при «моем деде» назвали личную гвардию великого князя и самое мобильное и боеспособное подразделение. Иностранцев даже каких-то, но скорее консультантами. Так те больше проходимцев, по мне, напоминают, но хоть теорию знают.
Да, Бельского я тогда удачно выпустил… Его сторона, одержав верх в думе, начала господствовать с умеренностию и благоразумием. Не было ни опал, ни гонений. Правительство стало попечительнее, усерднее к общему благу. Злоупотребления власти уменьшились. Сменили некоторых худых наместников, и псковитяне освободились от насилия князя Андрея Шуйского. По сути, политических противников так и мочили, но, в отличие от Шуйских, вполне цивилизованно, без душегубства, однако от этого не менее эффективно.
Честно говоря, я даже обрадовался по первости. Возник короткий период преобразований, нужных стране. Позднее его назовут началом земской и губной реформ. Они распространялись только на казенных землях – ими признавались все, что не были вотчинами. На этих же землях вводилось судное право. Целовальники, или присяжные, избираемые гражданами, начали судить все уголовные дела независимо от наместников, к великой досаде сих последних, лишенных тем способа беззаконствовать и наживаться.
А вот указы по военной реформе начали готовить без ведома думы, но обойти ее возможности не было. На удивление, их поддержали все. Ситуация с полудобровольным началом в армии не устраивала многих. После сей реформы в государстве Российском появятся стрельцы. Получится ли что путное из них, никто не знал – кроме меня, естественно, – а потому решено сформировать два московских стрелецких полка и два полка городовых казаков. Строить полки собирались по принципу пушкарей, но когда я уяснил суть дела, то воспротивился. Хорошо помнил, чем такая схема в итоге закончится.
Формировать будут теперь по-моему. Это станут профессиональные войска, наряду с городовыми казаками преобразованные по указу в эдаких московских драгун. Оклад для самого нижнего чина назначался в пятьдесят четей, оружие, порох, форма, а также прокорм выдавались государем по нормам. Пушкари преобразовываться будут постепенно, двумя способами. Во-первых, появятся специальные пушкарские полки, а во-вторых пушкари с пятьюдесятью двухладонными орудиями примкнут к формирующимся стрельцам, и столько же с одноладонными орудиями примкнет к городовым казакам.
Все эти преобразования требовали средств, и больших, но экономика государства Российского была порушена. Нужны выходы на внешние рынки, и не через кучу посредников и приживал, что было сейчас. Через Балтику это нереализуемо: не миновать Ливонской войны со всеми последствиями. Более-менее спокойный путь через Архангельск, только это город, которого нет! Да и навигация на севере коротка, но есть идея, как это обойти. А потому и были заказаны новые, доселе не виданные на Руси, да и в мире, корабли.
И никаких послезнаний тут! Оказались и мастера, свои с богатым опытом, и верфи были. Да и рыболовецкий флот не слабый, а вот торговый – одно название, и тот только на Балтике…
– Это как хоть называется?!
– Великий князь спрашивает, как сей корабль называется.
– Большой коч, для промыслу на Груманте.
– Грумантский коч, государь.
– Прохор, уймись. Чай, не немчин принимаем во дворце! Сам буду говорить. Моя честь нисколько не умалится.
Сзади послышалось недовольное роптание. Честно, прибил бы уже каждого второго из той толпы, что со мной таскается. Слава богу, не в моей это власти, иначе обезглавил бы государство. Там и бояре, и князья, и иные видные люди знатных родов. Были мы, кстати, недалеко от Холмогор. Какая нелегкая нас сюда занесла? Ее роль исполнил великий князь. Когда все формальности с богомольем были улажены и пора было возвращаться в Москву, поехали мы не туда. А все почему? Я был бы не я, если бы не стал допытываться, откуда ноги растут у тех шаблонов плоскостей. Только выяснил вовсе не это – народ твердо стоял на том, что это просто совпадение, – а то, что у нас флот есть, и не хухры-мухры, правда, рыболовецкий, но верфей и мастеров хватает. Да на Ладоге на верфях корабли строят для иноземных купцов. Иногда бывает и нашим, но то редко. Между прочим, здесь «Когги» строили, со всем такелажем, и все это значит, что никакого отставания в судостроении не наблюдалось вовсе.
Как же тогда строительство Петром I русского флота, чему мы учились за границей? Да просто все! Никому до этого флот военный не нужен был, да и тот, что он построил, стоял на приколе. Наклепали тогда линкоров, как при Сталине перед войной танков, а управлять этими армадами некому было. Так что не факт, что они доплыли бы хоть куда-нибудь. Чисто на понт взяли. А настругать надо было быстро, и чтобы выглядели как настоящие. Как говорится, догоним и перегоним!
Только толку от этого для страны, кроме убытков, не было, хотя престиж свой подняли и заявили себя на роль морской державы, но опять ничего с этого не поимели. Даже шведов к прекращению войны склонили наши войска под Стокгольмом, а вот с долгами рассчитывались долго.
В Холмогорах строили корабли своей, русской конструкции, но не чурались применять и иноземные придумки. Да и на дворе XVI век, артиллерийский флот – экзотика, которая плавает к тому же плохо и так и норовит перевернуться. Учиться пока у иностранцев, по большому счету, и нечему, а все известное уже применяют. А вот что за диковинки здесь строят, посмотреть хотелось. Вид их оказался и правда экзотикой, но, как выяснилось, не без причины.
– Вот ты мне, мастер, скажи, почто у этого корабля нос не острый, а прямо не знаю, как и назвать, будто у деревянной ложки?
– Так это же большой коч, а не ладья какая. Ему по студеному морю ходить.
– Ну и чем это безобразие поможет?
– Эта придумка позволяет не разрезать воду, а как бы подминать ее под корабль, а значит, и первый лед подламывается и не режет набои. С острым носом на Белом море даже коца с порубнем не помогут. Потому его на малых кочах и ладьях и не ставят.
– Дорогой ты мой человечище, объясни-ка ты нам, что такое набои и эта коца с порубнем.
– Так это особливые лиственничные доски, которыми корабль и обшивают. А последнее – это такая хитринка. Где лед может его ударить, там вторым слоем набоев проходят, чтобы дольше служил и несчастья не случилось, да и заменить их проще. Оно на нем как пояс на брюках. Без такого укрепления в наших краях делать нечего, ежели только по теплу плавать. Это и есть коца. Порубень же, почитай, то же самое, только расколотыми бревнами и изнутри, для жесткости.
– Так, а дно плоское зачем?
– Так на Груманте без этого никак. На промысел выходят, почитай, на целый год, а то и более. Чтобы там перезимовать, корабли на берег вытаскивают, подальше от берега, иначе бурей унесет. Потому и никаких избушек, чтобы легче его сделать. Да и борта раскидистые, не как на тех, что на Новую землю ходят, чтобы поболе с собой взять и еще больше привезти. Да и на ходкость почти не влияет, даже лучше при боковой волне, но все же простой большой коч быстроходней.
– Постой, это как же, он же тяжелей?
– Так то корабль, а как нагрузят на грумантца, что борта чуть волн не касаются, так видно сразу разницу. Ведь деревьев у обоих по два, да и парусами одинаковы.
– Что за деревья такие?
– Так вон торчат.
Блин, мачты, оказывается, так называют!
– А что за паруса к нему?
– Всякие. Какие надобны, такие и будут – и обычные, и на южный манер, треугольником, а можно и обеих сразу. На вкус, на цвет…
– Понятно… Так, получается, обычные и этот коч по-разному могут взять груз? А как команда?
– Команды одинаковые, так-то они не шибко разнятся. А вот груз берут сильно не так. Обычный-то сорок-шестьдесят пудов возьмет, а грумантец пятьдесят, а то и восемьдесят – почитай, вдвое больше.
М-да, вот тебе и яйцеобразный корпус. Хотя что-то такое и наблюдалось, во всяком случае на том, что перед нами, но загадка решалась проще. Усиленный ледовый класс, и никаких компромиссов. Людей на Севере мало и природа сурова, чтобы еще и по своему недомыслию жизнью рисковать. И до тоски все не просто так и с бухты-барахты.