– Трофим, язви тебя наружу! Почто не подсказал про стекольщиков? Да не суетись, сам уже вспомнил. Вели разыскать Федора Семеновича.
Ничего не поделаешь, попал Воронцов под раздачу, а что он думал, попасть ко мне в любимчики – это так? Теперь крутись. Ведь за все спрошу. К другим у меня тоже вопросы копятся, но пока терпят, а он на острие моего внимания.
Время было утреннее. Конечно, нашу церковь уважаю, но количество и продолжительность ежедневных служб утомляет. Понятно, что делать тут большинству нечего, ни тебе театра, ни уж тем более кино. Так, вроде досуг. Я же, честно говоря, все равно отлынивал, за что стал меня попрекать Макарий, и даже Сильвестр приходил, политпросвет проводил. Отбиваюсь, как могу. Надеюсь, со временем привыкнут, но, чувствую, придется ходить, разговоры пока пресекаю, но всем рот не заткнешь.
Искали Воронцова долго. Только после обеда и нашли. Вот его очередной поездкой и обрадовал. Радости, правда, на его лице не заметно.
– Как прикажешь, государь, – расстроенно проговорил он.
Ничего, перетопчется. Будто не знаю, что и бояре, и окольничьи заняты подбором мест под новые усадьбы. Успеет. Строить им их теперь из камня. Это еще полбеды, каждый думает, как перещеголять остальных. Реально дворцы заворачивают, тем более новое печное отопление позволяет теперь развернуться. Город только красивее станет.
Ехать нам надо было в сторону Коломны, соответственно, по одноименной дороге в деревню Лукьяново. Это, почитай, на самой границе московского уезда. На санях далековато, потому решили ехать верхом. Иначе за день не доберемся. И это только завтра с утра.
Вот и день прошел. М-да… Время диктует свои скорости.
На следующий день собралась небольшая группа из великого князя и сопровождающих его лиц. Время было раннее, но жизнь на торжище в Китай-городе не замирает ни на минуту. Москва больше походила на какой-нибудь восточный город. Торжище не сильно-то отличалось от их базара. Множество караван-сараев. Вместо мечетей церкви, но видом они больше похожи на храмы не Европы, а Востока. Луковиц, покрытых шведской жестью, на них пока не много, все больше купола под изразцовой плиткой. В Кремле Благовещенский, Архангельский и Успенский соборы покрыты золотом, конечно, не чистым, а позолотой, и красиво блестят на утреннем солнце.
О том, что отъезжаю, пусть ненадолго, прознал Сильвестр, и вышел на Соборную площадь нас благословить. Тепло уже кралось вместе с лучами утреннего солнца, но морозец еще не собирался отступать и бодрил. Сопровождало меня в этой поездке немного народа, так, человек семьдесят. Проехать мимо никак не можно было, и вся наша кавалькада остановилась и послазила с лошадей.
Боялся, что это все затянется, но все обернулось несколькими ободряющими словами и осенением крестным знамением, на что все среагировали одинаково и перекрестились, после чего засобирались. Правду мне говорили про «нестяжателей», что не склонны они к церемониям. Сильвестр принадлежал к ним. Да и рассуждал разумно и всячески меня поддерживал, когда я порой зацеплялся с ним языками.
Я тоже не стал затягивать и взобрался на лошадь. Не вышел великий князь пока ростом, чтобы на нее вскакивать, а взбираться мне помогает специальный человек. Вот так, по утреннему морозцу, мы все выехали из Кремля через Фроловские ворота. А затем, увеличив темп, поскакали по Красной площади, вдоль главного московского торжища, по которому ходили то ли припозднившиеся посетители с вечера, то ли ранние его утренние посетители. Уже заметны были мелькания юрких мальчишек, бежавших по своим, возможно важным, делам. От заманивания к товарам спасало большое количество воев.
Устремились по Варварке прочь из Китай-города, но и в Белом городе надолго не задержались. Слава богу, никого не затоптали. Перебравшись через Яузу по засыпанному еще снегом мосту, мы устремились к своей цели вдоль Москвы-реки. Постепенно то, что называлось дорогой, стало на нее не похоже. Ума не приложу, как тут местные ориентировались, что она тут вообще есть. Собственно, постройка дороги заключалась в возведении мостов через реки, а там, где она была большой, организовывали переправы. В привычном мне понимании, да и в непривычном, их не было. Основными транспортными артериями были реки. Летом вплавь, зимой по льду, именно так проходил основной грузопоток товаров. Берег реки – прекрасный ориентир, особенно если прошел снег. Здесь же как определялись, терялся в догадках. Вот на одной из остановок и стал расспрашивать.
– Федор Семенович, а как тут выяснить, что тут дорога?
– Просто. Проторена и наезжена она.
– То летом, а зимой вот снег прошел, а потом метель?
– Ну, тут малость посложней. Вдоль дороги деревеньки стоят, ежели сам путь не знаешь, то завсегда подскажут.
– А если стемнело?
– Так не езди по ночам! Ночью надо быть на постое, спать и сладкие сны видеть.
– А ежели не рассчитал?
– Так не надо рассчитывать, спроси у местных, далеко ли до следующей деревни.
– Ну, это здесь, в центре Руси, а как на окраинах?
– Так там торных, почитай, и нет, одни направления. Только вдоль шляхов или рек.
– Так все-таки, а может, дороги улучшить, чтобы не гадать постоянно? Указатели там где поставить. Деревья посадить вдоль дорог, чтоб с пути не сбиваться.
– Мысли, государь, у тебя дельные, только определиться, кто этим займется.
– Думаю, Ямскому приказу в самый раз. Они же по ним ездить станут.
– Иван Иванович. Тоже верно, кто же, ежели не он. Умеешь ты находить людям работу. Беззубцев не обрадуется.
– Так и нечего ему, работать пора уже, а то уже сколько прошло. Хотя чего возмущаюсь. Все еще строить надо, да и людей подбирать. Годика через два-три только чего путное будет, а пока и так сойдет, к тому времени и дорогами займемся.
Деревни действительно попадались часто. Первые две были на разных берегах речки Грайворонки, да и дальше они встречались постоянно. Гнать никто нас не гнал, мы и не спешили. Потому приехали в Лукьяново ближе к вечеру. Стояла эта деревня на берегу речки Ситовки. Оценить реку не представлялось возможным, но это, пожалуй, было все, что было сделано в первый день. Занялись организацией на постой. Возникла чудовищная проблема. Некуда поселить великого князя. Местный помещик не располагал обширными усадьбами. Пришлось подселиться к нему, вернее, практически выжить. Ничего, это ненадолго.
Утро началось с неожиданностей – для меня, местные вроде ничего такого и не заметили. Как-то диссонировали последние слова в молитве священника.
– Чего он сказал? – обратился я к стоящему неподалеку Федору Семеновичу.
– Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного и Исуса, Духа Божия. Аллах велик.
– Эээ… Как это, Аллах велик? Мы же вроде православные?
– Государь, так это же святой, и не из последних! Хотя, конечно, и не во всех приходах почитают.
Похоже, мой сосед старовер и не представляет, насколько наша церковь была русской, нежели православной. Он-то главным аргументом приводил слова из старой Библии про то, что Исус царь славян, а не иудеев, как сейчас, или типа того. Сколько же на самом деле было реформаций, прежде чем здешнюю церковь превратили в знакомую мне, и в чью угоду? Столько вопросов! То-то у нас никогда не было религиозных войн в те времена. Просто у нас их Аллаха тоже почитали, обалдеть!
На этом чудеса не кончились. Пошли смотреть стекольный завод. Это заводом назвать можно разве что в бреду! Даже в сравнении с бумагоделательным. Работало это только летом. Печь для получения стекла представляла собой небольшой помост из глины с воздушными каналами, накрытый большим глиняным горшком. Внутри него разводился огонь, и вносился другой, маленький, со смесью. Затем брались ручные меха, и через специальные отверстия раздувался огонь. Получалась неоднородная масса, из которой проволочкой выбирались небольшие кусочки получившегося стекла.
Было и прозрачное, но очень, очень мало, и все цветное. Не удивительно, что при такой технологии оно так дорого. В основном же непрозрачное и шло на украшения. Неудачи не выбрасывались, а толклись и истирались на глазурь. Сколько потребовалось времени при таком способе производства, чтобы набрать нужное количество для изготовления шаблонов плоскостей, страшно представить. Особенно удручало, что такие усилия оказались бессмысленными.
Простого, прозрачного в моем понимании, оконного, не было вообще. Чего тут делать, даже не догадывался. Я был в растерянности и не знал, что же тут сказать. Стекло делали в таких кустарных условиях, что даже представить себе этого не мог. А поди ж ты! Все что сподобился, это вопросительно посмотреть на главу Розмыслового приказа.
– Государь, разберемся, – ответил он и как-то горестно вздохнул.
– Мало разобраться, нужно завод создавать, сырье подбирать, и стекло мне нужно, прозрачное! Лучше слюды, сильно лучше. Видел же диковинки восточные. Вот! Без такого их не сделать.
Здесь было даже грустнее, чем с бумагой. Там хоть видно куда двигаться, а тут разве что вместо дров уголь использовать и поставить водное колесо на меха. И пробовать, и пробовать, и пробовать, пока не получится то, что надо. Глина тут тоже для огнеупоров нужна, а пока нет. И искать подходящее сырье. И составы тоже искать, но не забывать и про цветное стекло – в конце концов, витражи можно делать. Глазури тоже нужны. Ладно, будем думать.
На этой грустной ноте ко мне подбежал взмыленный гонец.
– Не вели казнить, вели миловать! – скороговоркой протараторил он.
– Чего?
– Государь, Казань взяли!
– Как взяли?! Ты чего, белены объелся?!
Вроде туда даже идти не собирались и тем более брать. Что же там произошло-то?
Глава 12
Прошло две недели со дня приема в Кремле, а поход на пограбить Казань все не начинался. Воеводы спорили и ругались, кто главнее. Плевать, что «мест» больше нет. Указ об их отмене слишком многим не нравился, а у нас так оно испокон веку повелось. Закон, конечно, суров, но на него кое-что и положить не зазорно с высокой горки. Великокняжеский не оказался исключением. Действительно, а чего это вдруг сразу его исполнять? Можно и потянуть, глядишь, и отменят, как было не раз. Потому-то битва за места шла полным ходом и с таким остервенением и интригами, ахнуть. Эту бы энергию, да в дело…