– Хорошо. Тогда до свидания. И помни о моей просьбе, – Перов помялся, – приходи к нам почаще. Я все понимаю, ты работаешь, как собака. Я сам такой. Это же только считается, что чиновники штаны просиживают. А у меня в месяц до пятнадцати командировок. И все самолетами, все в Сибирь, на месторождения.
– Ты такой молодой, а уже…
– Это благодаря Петру Вениаминовичу. Студентом туда меня запихнул. Но я и сам не ленился. Я вкалывал и ни от чего не отказывался.
– Молодец, – похвалила его Кира, а потом рассмеялась: – Знаешь, ты мне не нравился. Я даже Лиле всю голову проела, чтобы она не выходила замуж за тебя. Мне казалось, что ты нашел выгодную невесту, а потому и женишься.
– Но она и была выгодной невестой, – рассмеялся Перов, – только и я – жених не промах. Мои родители нас сразу всем обеспечили. Если бы Лиля не упрямилась, жили бы мы за городом, как ее родители живут. Там у нас прекрасный зимний дом. Родители мне его отдали.
– А еще ты мне казался бабником.
– А я и есть бабник, – подтвердил Перов, – мне нравятся женщины, я умею с ними разговаривать так, что им приятно, я умею шутить. И вообще, меня на работе считают душкой, зайчиком и все хотят увести меня у Лили. Но только я ее люблю. Несмотря ни на что. Иногда с ней очень тяжело. Ладно, пока. Заходи, еще раз прошу. Вы же все-таки близки были.
– Буду заходить, – пообещала Кира и достала из сумки огромный ключ.
– О, это от подъезда? От вашей крепости? – рассмеялся Перов.
– Да, именно, от крепости, – серьезно подтвердила Кира. Когда она вошла в свою квартиру, она поставила чайник, открыла форточку и решила, что соседки сегодня обойдутся без нее. А ей надо о многом подумать. И она, завернувшись в плед, удобно устроилась на своем диване.
Думалось легко. Хоть и произвела Мельникова на нее неприятное впечатление, все же что-то из прошлого долетело. Кира тщательно припоминала увиденное в квартире Лили и Стаса, сравнивала с той, старой обстановкой, и уже не огорчалась. Она вдруг вынесла из этого непростого визита нечто полезное и даже приятное. «Оказывается, именно я не сдалась. Я оказалась способной бороться. Я приумножила, а Лилька – растеряла. Не знаю, почему такие изменения с ней произошли. Рядом с ней был хороший и верный Стас. Он не только любил ее, он был ей материальной опорой. Я же была одна».
Заболоцкая выползла из пледа, подлила себе горячего чая и перешла к Яшкину. Судя по всему, на эту самую Яну, так похожую на Клаудию Шиффер, он запал всерьез. Кира вдруг подумала, как сообщить девушке, что с ней хотят познакомиться и, вообще, она понравилась клиенту. «Задача не очень сложная, при известной доли деликатности все пройдет хорошо, но надо ли это мне?! Стоит ли создавать прецедент?» – думала она. Потихоньку тепло, усталость дня, его впечатления сморили Киру. Она устроилась поудобнее и закрыла глаза.
Проснулась она поздно ночью. И проснулась не от того, что затекла рука, подложенная под щеку, а от того, что в дверь стучали. Сердце забилось часто, похолодели руки. «Господи, да что это со мной?!» – мелькнул испуг. Кира даже не сразу смогла встать с дивана.
– Кирочка, ты дома? Вставай! Елене Александровне плохо!
– Кому? Кто? – не поняла Кира.
– Бегловой! Бегловой плохо! Я «Скорую» вызвала уже…
Кира мигом проснулась. Она открыла дверь – на пороге в дорогом халате, со взлохмаченной головой стояла Мезенцева.
– Пошли. – Кира прикрыла дверь, и они понеслись по гулкой лестнице.
– Давно ей плохо?
– Не знаю, – Мезенцева старалась не отставать, но было заметно, что ей тяжело угнаться за Кирой, – понимаешь, я почему-то проснулась и почему-то решила ее навестить. Я ничего не слышала, было тихо, а я так заволновалась…
– Бывает, – проговорила тихо Кира, – бывает предчувствие. Которое яснее, чем явь.
– Да, – услышала ее Мезенцева.
Дверь в квартиру Бегловой была распахнута. В комнатах горел свет. Кира с Мезенцевой кинулись в спальню. Беглова лежала в детской позе – на боку, сморщенные ладошки были сжаты в кулачки, лицо было спокойным и неузнаваемым. «Как будто она помолодела», – подумалось Кире. И впрямь, в этом уже неживом облике проступили черты той, давно всеми забытой Леночки Бегловой, симпатичной, бойкой и веселой особы.
– Все кончено, – проговорила Мезенцева и заплакала. – Я ее так любила. И мне так жаль ее было.
– Не плачьте, она умерла в своем доме, в своей постели. Она даже не мучилась, – Кира накрыла Беглову простыней, – давайте закроем дверь и дождемся «Скорую». – Заболоцкая увела плачущую Римму Станиславовну из спальни.
«Скорая» приехала быстро, узнав, что пациентке уже не помочь, они повздыхали. И Кира не была уверена, что их огорчило больше – то, что они опоздали с помощью, или то, что надо заниматься долгим оформлением случившегося.
– Давайте я вам чаю налью, перекусить дам, – предложила Кира. И так было противно на душе, а видеть недовольные лица врачей было просто невыносимо.
Похороны состоялись через три дня. Из родственников был только какой-то старик. Могила желто-коричневым холмом высилась на окраине подмосковного кладбища. Цветов было немного, но вид спасал венок, который купил Волховитов. Именно он взял на себя все расходы по организации похорон. Григорьев, узнав о смерти Бегловой, не оставил женщин. Он прислал пару машин, дал денег Кире. Но оказалось, что все провожающие поместились в джип Волховитого.
– Я не знаю, хорошо это или плохо… – задумчиво сказал Григорьев, когда Кира ему рассказала о проводах старухи.
– Что именно? Много провожающих или мало?
– Да.
– Мне кажется, что лучше – мало. Не нужна толчея.
Кира вздохнула, вспомнив, как Римма Станиславовна плакала. Уткнувшись в плечо Волховитова.
Потом они сидели у Киры и поминали Беглову. Кира успела напечь блинов, в Мезенцева сделала кутью. Волховитов и Григорьев молча удивлялись, как в этих недавних советских женщинах ожили вековые традиции.
Если к жизни применить геометрию, то эти женщины, не покинувшие старый дом, являли собой равнобедренный треугольник, фигуру прочную. Каждая из них была по-своему сильна, энергична и сохраняла присутствие духа. Каждая имела непростую историю, но вышла из трудностей благодаря своим качествам. И вот не стало Бегловой. Система зашаталась.
Как-то вечером Мезенцева позвонила Заболоцкой:
– Кирочка, ты будешь у нас? Очень прошу, приезжай.
– Буду. Что-то случилось? – удивилась звонку Кира.
– Нет, просто приезжай. – Мезенцева повесила трубку.
Заболоцкая примчалась раньше – в обед она постучалась к Римме Станиславовне.
– Я здесь! – сообщила Кира и вопросительно посмотрела на Мезенцеву.
Та пропустила ее в квартиру, и снова Кира удивилась способности соседки создавать уют. В доме вдруг стало светло, солнечно, появились пространства.
– Как у вас хорошо стало! – воскликнула Кира.
– Это потому, что остался только тонкий тюль. И мебель частично вынесли.
– Куда? – не поняла Заболоцкая. – Куда вынесли мебель?
– Кира, – Мезенцева усадила Киру на диван, – Кира, я уезжаю. Это смешно звучит, но мы с Волховитым решили пожениться. Официально. Он уходит от жены.
– Ему же много лет! – вырвалось у Киры.
– И мне не так мало, – улыбнулась Мезенцева, – остаток жизни проживем в любви и радости. Дети у него выросли, внуки уже скоро в школу пойдут. Все, что надо, для семьи сделал. И оставляет он все им. Кроме домика в Подмосковье.
– Это не тот ли домик рядом с Барвихой? – немного ядовито спросила Заболоцкая.
– Тот, Кира, тот. И мне ничуть не стыдно, что Волховитов оставляет его себе. Зато все остальное получает семья.
– А то, что муж, отец и дедушка уходит… – не унималась Кира.
– Что с тобой сегодня? – Мезенцева всплеснула руками. – Ты просто невыносима.
– Извините. Это я от расстройства. Я не хочу, чтобы вы уезжали. Понимаете…
– Понимаю. Этот дом и для меня крепость. Смешно звучит, но это так.
– Для нас троих он таким был. И для Бегловой тоже.
– Кира, мне много лет. И не хочется уже обманывать и жить вот так – «по понедельникам и четвергам». Это же твое выражение.
Кира покраснела – она вспомнила, как давно в разговоре она упрекнула Мезенцеву в малодушии и нежелании бороться за свое счастье. «А теперь, когда они с Волховитовым решились… – подумала Заболоцкая, – я набросилась на нее. Как будто ей легко принять такое решение».
– Простите меня, – Кира обняла Мезенцеву, – я от досады. Мне жаль. Как будто все закончилось! Вся жизнь!
– Какая ты глупая! Только начинается. У меня, у тебя. Понимаешь, это новый этап.
– Зачем? Почему эти самые новые этапы перечеркивают прошлое?! Кто сказал, что это правильно?! – Кире хотелось заплакать. Ей казалось, рушится все и под развалами остаются не только первые года ее самостоятельной жизни, но и все, что было раньше – детство, школа, коммунальное житье, Лиля Мельникова с ее добрыми родителями и гостеприимным домом… Все, что нередко ее так раздражало, но что оказалось таким дорогим. И это дорогое было связано с этими стенами, этой крепостью, стоящей на пересечении двух известных московских улиц.
– И как теперь быть? Что делать? – вдруг спросила Кира.
– Тебе надо выйти замуж. За Григорьева. Он любит тебя, а ты любишь его. Только сама боишься признаться в этом.
– Нет, я про другое, – покачала головой Заболоцкая, – что делать с квартирой? Оставить ее? Сделать попытку купить? Что же делать?!
Мезенцева сначала изумилась, а потом рассмеялась:
– Кира, ты совсем другое поколение. У тебя даже голова работает иначе. И это хорошо. Ты должна заниматься делом. Но и о себе не забывай.
– Вы когда переезжаете?
– В конце недели. За городом все готово. Только здесь осталось разобраться и привести в порядок квартиру. Вдруг тебе что-нибудь надо… Из хозяйства…
– Нет, спасибо… Хотя… – Кира деловито окинула комнату, – хотя давайте посмотрим.
Мезенцева наблюдала за своей соседкой и радовалась тому, что практичность взяла верх над чувствами. «Пусть она будет другой, не как мы. Сантименты иногда очень выматывают. Пусть ей легче живется!» – думала Римма Станиславовна.