– Гриша, иди, извинись перед человеком. Это стыдно, ты его оскорбил, а это боевой летчик.
А он:
– Да пошел и ты туда же.
Хорошо, я-то пошел, но комендант доложил наверх, и оттуда пришла шифровка: немедленно отчислить из отряда.
В тот же день мы все собрались в отряде. Собралось собрание не партийное, а просто собрание отряда. И Юрий Гагарин как командир четко обрисовал сложившуюся картину и объявил решение командывания:
– Мы договаривались относительно нашей дисциплины. Вы все знаете, зачем мы сюда пришли. И на такие вещи размениваться не стоит. Кто за то, чтобы Нелюбов, Аникеев и Филатьев были отчислены из отряда?
И еще Рафиков, о котором говорилось выше… Все подняли руки, и они тоже подняли руки. И Каманин не стал церемониться… Нас было двадцать человек, и вот четверо сразу выбыли. Через два дня они уже убыли по своим местам службы.
А позже начались разговоры… Говорили, как все неправильно, как космонавты не по-товарищески отнеслись к своим же… И такая возня была долго, мы пытались Нелюбова устроить летчиком-испытателем, но на него посмотрели и сказали, что не хотят проблем. Он уехал на Дальний Восток. Летал хорошо. И вот после ночных полетов он пришел домой сильно подвыпивший. Зина уложила его спать, а ночные полеты часа в четыре кончались. Сама ушла к подруге ночевать, а утром ушла на работу. А он спустился со второго этажа по простыне. В летной куртке прямо по дорожному полотну пошел в буфет на соседнюю станцию Черниговка. Воротник у куртки поднят. А шел товарняк, вез древесину, и вот из вагона метра на полтора-два торчала доска… Он шел по обочине, и ему этой доской по голове… И он так и остался лежать. Погиб он бесславно. Это произошло 18 февраля 1966 года. А родственники его говорили, что исключение раздавило его морально, что он не выдержал, что сам бросился под поезд…
На самом деле вот такая штука произошла – человек, который имел незаурядные способности, сам себя распылил, сам себя загнал, и он так и остался там похороненным – на Дальнем Востоке, в Приморском крае.
А вот Ваня Аникеев летал и вышел в запас в звании капитана. Он был очень толковый, хорошо перегрузку держал. И учился хорошо. И у него не было тяги к спиртному. Он был награжден орденом Красной Звезды и шестью медалями, совершил 89 прыжков с парашютом.
Валя Филатьев тоже парашютист был отличный и летчик отличный. После отчисления из отряда космонавтов он продолжил службу в ПВО. Иван Аникеев по вечарам часто дом офицеров, конечно, выпивали. Один из товарищей у сонного Ивана взял ключи от автомобиля. Пьяный поехал, сделал наезд, приехал, сунул ключи Ивану в карман. Ивана пьяного подняли и дали ему пять лет. Потом мы уже вмешались, а когда разобрались, что там все было не так, он три года отсидел… Вышел, еще немножко пожил и умер.
Трагично закончилась судьба этих всех ребят. Но наиболее трагична судьба Григория Нелюбова. Человек, имевший все шансы стать одним из первых шести космонавтов, погубил свою карьеру сам. Ему мешал характер – чересчур резкий и вспыльчивый. А вот Аникеев и Филатьев пострадали, что называется, за компанию. Что же касается Рафикова, то он развелся с женой. В общем, все у него пошло кувырком, но он где-то летал, уважаемым стал человеком.
1962 год: новая программа
А еще у нас Герман Титов, второй советский человек в космосе и самый молодой космонавт в истории, был довольно сложный по характеру. Почему его выбрали вторым после Гагарина? Он действительно был подготовлен хорошо, у него была высокая грамотность, отец – учитель русского языка и литературы… Он у нас единственный был из отряда, кто происходил из интеллигентной семьи, остальные все – рабочие, крестьяне, как у Гагарина, у меня отец на стыке – и шахтер, и крестьянин. В общем, каждый выбивался в своей жизни сам, выбирал, где лучше. Как у меня в дневнике написано, судьба моя – я сам.
Что касается меня, то я закончил все на «пять с плюсом», я был первый запасной, но мне дали возможность командовать академической группой. Мол, у тебя все впереди.
То есть первые шестеро начали летать на «Востоках», а мы с Пашей Беляевым, Володей Комаровым и Валей Варламовым стали инструкторами. Мы не летали, но были подготовленные. Знание техники было высокое.
Зато на следующем корабле «Восход» системы были те же самые, только обеспечение и системы жизнедеятельности совсем другие, другая кабина, под рост 174 сантиметра. Это было уже в 1962 году. Сергей Павлович нас в ОКБ-1 пригласил, мы приехали полным составом. Ходим в цеху все в белых халатах, как положено. Стоят несколько кораблей… Необычный корабль с какой-то трубой, с двумя двигателями…
Пришел Королев и сам ведет рассказ:
– Знакомьтесь, это корабль «Восход-2».
А потом он произнес знаменитые слова, очень простые, но это была, по сути дела, программа:
– Моряк, находящийся на борту океанского лайнера, должен уметь плавать в океане. Точно так же космонавт, находящийся на борту космического изделия, корабля либо станции, должен уметь работать в открытом космосе. Без этого мы дальше и думать не должны, как развивать космическую технику.
При этом он посмотрел на нас всех и обратился ко мне:
– А ты, орёлик, надень скафандр и вместе с Сергеем Николаевичем Анохиным (такой был выдающийся летчик-испытатель) пройди эту трассу из корабля наружу и опять вернись в корабль, а через пару часов на техруководстве наш доклад.
У меня забилось сердце. Сергей Павлович ушел, а Юра ко мне подходит:
– Леш, а выбор-то пал. И тебе придется быть ведущим специалистом.
– Да нет, это тебе показалось, просто показалось…
– Нет, не показалось.
Меня больше всего испугало поручение сделать сообщение о работе. Я этого никогда не делал в своей жизни, тем более перед такими специалистами. Мы поработали, собрали сведения, и я пришел с Анохиным на совещание. Кто будет докладывать? Анохин говорит:
– Пусть докладывает капитан, у него это лучше получается.
Я был произведен в старшие лейтенанты 28 марта 1960 года, а в капитаны совсем недавно – 10 июля 1961 года. Сделал доклад, начал еще что-то говорить о проблемах, и тут вдруг «Главный» меня прервал:
– Подождите, Алексей Архипович…
Это Королев меня так назвал: один раз – Алексей Архипович, а потом – Алеша. Говорит:
– Подожди, Алеша, ты знаешь, поработай еще чуть-чуть, потом мы поговорим о достатках и недостатках.
Мне стыдно стало. Но вскоре меня назначили ведущим корабля. А поскольку я уже был инструктором у Паши Беляева, мы вместе прыгали, я знал его хорошо, я попросил сделать наш с ним экипаж. И мы начали работать вместе. Дублерами у нас были Витя Горбатко и Женя Хрунов.
Травма колена и ГТО
В 1961 году, когда Юрий Гагарин слетал, он был избран делегатом на съезд ВЛКСМ. На съезд партии вначале, потом – на съезд комсомола, и там Юра познакомился с Сережей Павловым – тогдашним первым секретарем ЦК ВЛКСМ. И у нас завязались – мы же были почти сверстники – отношения… Мы устраивали встречи, играли в хоккей. Я был вратарем. Прошла встреча, мы их обыграли с небольшим счетом. Все-таки мы были физически хорошо подготовлены, и уже где-то года полтора играли, натренировались.
Кстати, сам Валерий Харламов приглашал Юру Гагарина с Германом Титовым на совместные занятия в ЦСКА. Космонавты в хоккей играли мастеровито: профессионалов удивляли и радовали. И это все – благодаря тренировкам на хоккейной коробке в Звездном городке. А ведь мы постигали хоккей с нуля, десятки клюшек сломали, прежде чем нормально попадать по шайбе научились. Ребята-летчики, приехавшие с Украины, даже на коньках держаться толком не могли. Чего уж говорить об умении клюшкой обводить соперников.
Но вскоре ребята бросать научились. Да так мощно! Помню, поймаю шайбу – полпальца синие. Получу в щеку – отправляюсь ремонтировать лицо в больницу. Но самую страшную травму мне Боря Волынов нанес: с трех метров «зарядил» под щиток, точно в колено, раздробил коленную чашечку. Меня с площадки унесли на носилках. Хорошо, смог с травмой в космос полететь. Лет через двадцать пришлось сделать операцию. Ее делал Андрюша Королев, внук Сергея Павловича Королева. Между прочим, профессор, хирург-ортопед, президент Ассоциации спортивных травматологов… И, кстати, последние осколки из сустава достали лишь через полвека после повреждения.
Из-за той моей травмы хоккейную команду закрыли, ведь космонавты – товар штучный. Получишь травму перед запуском и все – дело государственной важности провалено. Я и сам, став начальником, этих жестких мер не отменил.
Между прочим, Юрий Гагарин был капитаном той нашей команды. В хоккей он играл страстно, тонко, как настоящий снайпер. Да что тут говорить, если он был капитаном баскетбольной и волейбольной команд при росте 165 сантиметров.
Потом, когда уже и другие ребята слетали, их сделали председателями федераций разных видов спорта. И вот Сережа Павлов, ставший председателем Спорткомитета СССР, звонит: приеду, надо поговорить. Приехал:
– Знаешь, я тебя очень прошу, помоги мне.
– В чем?
– Мы сейчас решили создать систему – готов к труду и обороне. Я вышел с предложением на коллегии Госкомитета предложить это тебе, я думаю, ты не откажешься. Но имей в виду, если все твои друзья – председатели федераций, они разъезжают и будут разъезжать за рубеж, то ты никуда не поедешь…
Я ему отвечаю:
– Серёж, в чем же дело? Я не рвусь за рубеж, я буду работать.
И вот пятнадцать лет я был председателем Всесоюзного совета ГТО – это очень интересное спортивное движение. В год через эту организацию проходили до сорока миллионов человек. Умели все: прыгать, бегать, плавать, бросать гранату. В стране не было бездельников – была огромная армия, способная в любое мгновение встать на защиту государства. А сейчас – кто нас, Родину будет защищать? Те, кто играет за зеленые бумажки?!
Тридцатилетие
11 января 1964 года я стал майором. Приближалось мое тридцатилетие. Но как все поменялось за последние пять лет. Двадцать пять лет я отмечал в общежитии. А вот тридцатилетие праздновал уже в отряде космонавтов. Юра Гагарин опоздал и пришел с огромным букетом сирени. У нас был закон – опоздавших прямо в одежде окунали в холодную ванну. После этого дали ему полстакана водки, чтобы не простыл.