Хорошо погуляли… В три часа ночи я проводил Юру, и он предложил:
– В семь утра поедем кататься на водных лыжах.
Действительно, к назначенному часу он был готов: сходил в гараж, заправил машину, загрузил ее водой, продуктами и звонит:
– Давай, поднимай Волынова и Горбатко, жду.
Встречаемся, у него – ни в одном глазу. Как будто и не праздновали ничего накануне.
Приехали на водохранилище. У Юры был катер – его ему в 1965 году датчане подарили. Они же подарила ему и водные лыжи, и они стали его любимым видом спорта. Мы ходили на Пирогово на водных лыжах. Для Москвы это было непонятно, в новинку, но это был такой восторг!
А катер Гагарина «Дружба» назывался, но для катера нужна была стоянка. Частных клубов и платных стоянок для водных судов в Советском Союзе не было. И Гагарину, подполковнику ВВС, ничего не оставалось, как позвонить в Центральный спортивный клуб ВМФ и попроситься туда на постой. Причалы ЦСК ВМФ располагались на берегу Химкинского водохранилища, примерно посередине между станциями метро «Речной вокзал» и «Водный стадион».
И, между прочим, именно по инициативе Гагарина при Спортивном комитете СССР была создана Всесоюзная федерация воднолыжного спорта. И это он увлек водными лыжами своих коллег. От должности президента федерации он отказался из-за занятости, зато был председателем технической комиссии и очень переживал, что его любимый вид спорта долго считался «западным пижонством». И, кстати, потом, до 2005 года, летчик-космонавт Геннадий Стрекалов был почетным президентом Федерации.
Ну а тогда прекрасный получился день, фотография осталась – Гагарин за штурвалом, а мы с Борисом Волыновым пьем за капитана. И вообще я не помню, чтобы на мой день рождения дождь шел или холодно было. Кстати, 30 мая еще родился Петр Великий. Вот какой человек в этот день появился на свет, только тремя веками раньше…
Глава четвертаяПолет на «Восходе-2»
Перед полетом
Перед полетом, во время которого я должен был выйти в открытый космос, я прекрасно понимал, на что иду. Накануне на орбите взорвался испытательный корабль. Кроме того, у космонавтов есть примета: если по дороге на работу встретишь женщину – день пойдет насмарку. И вот в день старта, 18 марта 1965 года, на космодроме мы с Павлом Беляевым встречаем даму. Откуда она здесь? Выяснилось, что это директор киностудии «Центрнаучфильм», однако ситуацию это не спасало. Мы с Павлом, как положено, поплевали через левое плечо, но приготовились к тому, что в полете будет несладко. И точно – за сутки на корабле случилось несколько аварий.
Кстати, это Сергей Павлович Королев запрещал быть женщинам на космодроме, а мы выходим из дверей, и навстречу нам идет рыжая баба. Она была директором фильма, который снимали. Но она прошла – и все. Я говорю:
– Паш, ты знаешь, нормально все будет, но накувыркаемся мы там с тобой, поверь мне.
Вот именно так я ему и сказал. И как она там образовалась, никто не знает. Более того, экипаж выходит на посадку, а она идет навстречу и не пропускает. Это мы ей дорогу уступили – иди, красотка. А потом, когда начались неприятности, когда у нас отказала система спуска, и все не знали, чем это кончится, она сидела и рыдала: «Это я виновата, это я виновата, из-за меня все».
Павел Беляев
Павел Иванович Беляев. Есть целая наука – психологическая совместимость. Если построить все экипажи по совместимости, «Восход-2» будет идеальным. Я ни минуты не сомневался в Паше. Ходили слухи о распоряжении Королева, что если с Леоновым что-то случится, если он не войдет обратно в корабль, бросать его и возвращаться. Это все – выдумки журналистов. Такого не было абсолютно. Но Паша мне потом сказал, что скорее бы застрелился, чем вернулся один.
Паша так и сказал: «Я бы один, без тебя, не вернулся». И я ему верю. Мы эту схему несколько раз отработали: я человека, потерявшего сознание, изображал – просто как труп лежал, а он корабль разгерметизировал, в шлюзовую камеру выходил. Поскольку фал у меня был прикреплен по центру, надо было перецепку делать – он за плечи его зацеплял и меня затаскивал. Это, я вам доложу, страшно тяжелая работа: такой на земле ни у шахтера, ни у металлурга – ни у кого нет, но мы с ней справлялись, и я был на сто процентов уверен: если что-то со мной случится, Паша все, что необходимо, сделает…
Когда мы потом в тайге сидели, у нас всякие разговоры были. У нас достаточно времени было, пока к нам пришли: и день, и ночь… Только на третьи сутки это место покинули… Так вот Паша мне тогда сказал: «Знаешь, я про себя думал все время: а вдруг такое? Я сам бы корабль разгерметизировал, все системы открыл и на Землю бы не вернулся – просто не мог бы».
Тут важно понимать, что это был за человек – Паша Беляев. Он родом из деревни в Вологодской области. Эти северные неблагополучные деревни, для жизни непригодные, но по архитектуре очень мощные. Паша вырос молчаливым, собранным, физически сильным. Он пришел в отряд командиром эскадрильи. В войну патрулировал Японское море на истребителях Лавочкина Ла-11.
Однажды у Пашиного самолета «полетел» бензонасос, и нужно было рукой качать бензонасос, двигатель мощностью 1860 лошадиных сил. И вот Паша правой рукой качает насос, левой управляет самолетом, а эскадрилья ушла далеко вперед. Прошло расчетное время, ребята думают: погиб товарищ. Уже сели, налили по кружке – помянуть хорошего человека. И вдруг из-за облаков появляется самолет, бесшумно, с выключенным двигателем, выпустил ножки, мягко сел. Паша месяц потом рукой шевельнуть не мог.
Он – командир эскадрильи. Сформировали экипаж по принципу, как наши психологи говорили, – одного нашли горячего, другого нашли, который бы сдерживал. Именно этот принцип в основу был положен. Я говорил – давай, а Паша говорил – рано. По психологической совместимости – это экипаж № 1 за всю историю космонавтики. Разница у нас практически десять лет (Паша в 1925 году родился). Он уже был опытный, мы были соседи. Мы столько пережили. И самое главное было – когда мы проходили парашютную подготовку. Но это отдельный разговор…
Смотрите, корабль «Восток»… Космонавт катапультировался… И поэтому надо было прыгать с парашютом, но в скафандре это не так просто сделать. Надо было уметь прыгать в воду, в лес, в горы, в пустыню. Такая вот у нас была подготовка. Мы все еще в мае 1960 года начали заниматься прыжками. Выполнили по сорок прыжков. Потом – еще. Я получил документы инструктора парашютно-десантной службы. А осенью мы поехали на новые прыжки. Я – инструктор, а Паша – у меня подчиненный. Он старше меня, а я его должен учить прыгать.
И вот мы с ним попали в ситуацию, когда выпрыгнули нормально, раскрыли парашюты, и дует такой кинжальный ветер – 25 метров в секунду. А у него это был всего десятый прыжок. Я хожу вокруг него, кричу: «Паша, ноги вместе, Паша, ноги вместе». Потом уже самому приземляться… Я ноги горизонтально поставил… Удар об землю… Я в воздухе перевернулся, ударился боком. У меня было такое впечатление, что у меня что-то внутри оборвалось, потеплело. Я начал гасить парашют. Перчатки полностью сняты были. Я встал. Смотрю, а Пашу несет. И к нему уже машина едет. Но издали я вижу – одна ступня у него болтается… Машины подъехали, а он даже не перевернулся – и в стерню лицом.
У него все лицо, как месиво… Все в крови… Господи, жутко! Мы взяли и прямо на месте ему шину наложили. Привезли в госпиталь. Женщина-техник – в испуге видит окровавленное лицо – начинает тубус резко наводить. И вот эти три килограмма срываются – и по раздробленным костям. А Паша: «Можно поосторожнее?»
Его в Москву отправили самолетом. Ну, ясно, что не пустят в полет без прохождения программы. Он лечится, ходит на занятия, но вот наступает 1963 год, и мы поехали в Киржач, что во Владимирской области, на новые прыжки. Мы уже поняли, что прыгать надо не в августе, когда земля твердая, прыгать надо в марте, чтобы был еще снег, и погода чтобы была устойчивая мартовская.
Итак, в Киржаче прыгали. Юра Гагарин взял на себя:
– Я сам с Пашей пойду.
– Ну, давай, иди…
Я отпрыгал свое. Стою на земле и смотрю, как они выпрыгивают. И ветер опять двадцать пять метров. Господи! Несет! Я каждый год потом ездил мимо этих складов. Крыши плоские, дровяные склады. Юра Гагарин приземлился на крышу. А Паша – внутрь. А там бревна лежали. Короче, все… Убился…
Подъезжаем на машине, снимаем Юрия с крыши. Берем лестницу.
– Паша!
– Я здесь…
Ну, думаем, значит, живой. Знаете, удивительно, бревна вот так наложены, как будто какой-то колодец глубиной метров пять. И он там сидит по пояс в снегу. Его за стропы вытащили наверх. Все. Уже у него ни боязни, ничего. Дальше отпрыгал. Экипаж состоялся. Вот как бывает…
Паша. И сколько мы потом с ним вместе ездили за рубеж. Я сейчас вспоминаю, десять лет разницы. Мне тридцать, и немцы устроили соревнования на велосипедах. Я сдуру его обыграл. Зачем я это сделал? Сейчас бы я никогда так не сделал. Ну, подумал бы немножко, он старше меня… Ну, пропустил бы вперед. Так стыдно иногда, такие мелочи были. А он, чуть что: «Ну, Леш, ты даешь». Очень мудрый был человек. Старший товарищ!
Однажды его захотели заменить, а мы с ним уже поработали, а его хотели поменять на Евгения Хрунова. Я поехал с Гагариным к Николаю Петровичу Каманину, начали говорить, что это глупость – то, что делает начальник Центра подготовки космонавтов полковник Карпов. И Каманин согласился. И таким образом я Пашу вытащил. И он это прекрасно понимал. У Карпова один мотив – Хрунов помоложе, дескать, операцию по выходу сложная, давайте мы отправим Хрунова. А потом уже Беляева. Нет! Это мы настояли – я и Юра Гагарин. И это было абсолютно правильно сделано.
Выход в открытый космос
В ходе этого полета мне довелось совершить первый в истории космонавтики выход в открытый космос.
В специальном акте о продолжительности моего пребывания вне космического корабля-спутника «Восход-2» от 18 марта 1965 года было сказано: