Мы думали: что делать? Хотели уже опять к самолету своему поворачивать, но потом – а-а-а! – все к нам побежали и начали подбрасывать.
Все, конечно, заранее было расписано: торжественная церемония встречи, парад, как объявлять будут… И вдруг, из-за того, что мы в тайге сидели, парад не состоялся, а кому-то к голову пришло по радио «Реквием» пустить. У нас же всегда так: когда что-то случается, публику готовят – сначала музыка идет…
И наши родители все это слышали! Их предупредили, что передача будет, отец меня увидел, корабль, доволен был: все хорошо, но когда показали, что я в открытый космос вышел, он возмутился: «А вот это уже зря, это его детские дурные привычки – лазить куда не надо». Все же нормальные космонавты на месте сидели, и только его сын вдруг куда-то отправился, от корабля удалился, кувыркается там… Он этого не понял. Потом, конечно, ему объяснили, что в этом-то смысл эксперимента и заключался.
Я после возвращения сделал следующий доклад:
«В соответствии с программой полета космического корабля-спутника «Восход-2» 18 марта 1965 года был выполнен эксперимент по выходу космонавта из корабля в космическое пространство.
Выход из корабля осуществлялся с помощью специальной системы шлюзования. Управление системой производилось из кабины командиром корабля. Специальный скафандр и автономная система обеспечения жизнедеятельности обеспечили безопасное выполнение эксперимента в условиях глубокого вакуума и при свободном плавании в космосе.
Все системы корабля по управлению выходом и автономные системы скафандра в процессе эксперимента работали безотказно. В процессе эксперимента по окончательным уточненным данным я находился в условиях космоса в течение 23 минут 41 секунды, при этом 12 минут 09 секунд в свободном плавании. При выходе в космос и возвращении в корабль непрерывно поддерживал связь с командиром корабля, а также с Землей.
Отход от корабля производился на расстояние до 5,35 метра, на полную длину фала. Свободное плавание в космосе выполнялось в течение нескольких отходов и подходов к кораблю.
В процессе свободного плавания я производил наблюдения и выполнял эксперименты в соответствии с программой полета. Из космоса отлично наблюдается поверхность Земли, горизонт и просматриваются детали корабля. Находящиеся в тени части корабля были достаточно хорошо освещены отраженными от Земли лучами Солнца.
Мое самочувствие при выполнении эксперимента по выходу, при работе в свободном космосе, при возвращении в корабль, а также в процессе дальнейшего полета было отличное. Я был полностью уверен в добротности скафандра, не сомневался в надежности оборудования и систем жизнеобеспечения.
Некоторые выводы:
– выход из корабля в открытый космос вполне возможен и теперь не является для человека чем-то загадочным;
– человек в специальном скафандре с соответствующими автономными системами жизнеобеспечения может в космосе не только существовать, но и выполнять определенные целенаправленные и координированные операции;
– в космосе можно вести работы физического характера, проводить научные наблюдения.
После полета чувствую себя хорошо. Состояние организма осталось таким же, как перед полетом».
Сергей Павлович Королев меня потом сильно ругал. Потому что на старте, перед тем как я сел в корабль, он жестко приказал: «Докладывать обо всем, как минер!» Я этого не сделал, и он страшно разозлился. Только позже, на разборе, я смог объяснить, почему доклада не получилось…
Я же, как уже говорил, решил идти головой вперед, а потом развернуться, чтобы закрыть люк. Это было невероятно тяжело, ведь в скафандре рост 1,9 метра, а шлюз в диаметре всего 1,2. Только представьте, как бы я начал докладывать по открытой связи на весь мир, что у меня такие проблемы. Я не хотел создавать суету и панику. Все равно никто не мог оказать мне помощь. После доклада на Землю меня бы точно спросили: что за проблемы? Да я бы минут пять их описывал. После чего стали бы формировать комиссию, выбирать председателя, устраивать совещание, готовить доклад – и когда бы, наконец, озвучили решение, я бы уже умер. Я-то знал, что у меня полчаса на все про все.
– Правильно? – спрашиваю.
– Правильно. Воздух бы закончился…
– Все равно, – говорю, – комиссия бы приняла решение сбросить давление из скафандра. Другого пути нет. Но ведь я это умею делать, я этому научен. Только я не хотел, чтобы на Земле было бы какое-то, я не знаю, буйное обсуждение…
И вдруг Сергей Павлович говорит:
– А Алеша-то прав!
И все захлопали, хотя ждали, что он меня как следует приложит.
18 марта 1965 года я стал подполковником, а 23 марта (за успешное осуществление полета и проявленные при этом мужество и героизм) нам с Павлом Беляевым были присвоены звания Героев Советского Союза с вручением орденов Ленина и медалей «Золотая Звезда».
Поездки в Монголию и Чили
После полета мы с Пашей Беляевым были в Монголии, а затем меня послали на конгресс ФАИ в Чили. Я туда полетел, и мне там вручили Золотую медаль ФАИ – одну из высших наград Международной федерации аэронавтики (ФАИ), учрежденной в 1924 году. Она ежегодно присуждается только одному человеку за особо крупный вклад в развитие авиации и космонавтики. Но у них ума не хватило, что мы вдвоем были с Пашей Беляевым, и мне присудили, а ему нет. Зато в Монголии Паше присвоили звание героя Монголии – с вручением Звезды с бриллиантами.
В Чили я встретился с Аугусто Пиночетом. Пиночет был тогда командиром корпуса, дислоцированного в городе Сантьяго-де-Чили. Была еще встреча с президентом страны. Пиночет со своим корпусом вошел в общество дружбы СССР – Чили. Значит, на стадионе корпус был построен, это потом он использовался для других целей. Они коленопреклоненно прочитали заявление, проголосовали и стали членами общества дружбы. Это на меня произвело большое впечатление. Наш посол там был в то время Александр Сергеевич Аникин, бывший волейболист, заслуженный мастер спорта СССР. Он был наш большой друг. По программе мы должны были перелететь в другое место, и там у меня намечалось недельное пребывание в доме у Пабло Неруды – известного коммуниста.
Пабло Неруда – чилийский поэт. Конечно, я его до этого не знал, а здесь у него остановился по личному приглашению. На берегу океана у него дом находился. Еще недостроенный, там ему в это время делали очень большой камин, и я предложил свои услуги – как бы я этот камин видел. Он с моим мнением согласился, хотя у него работала женщина-дизайнер, которая занималась этим камином. Но и она согласились со мной.
Мы каждый день утром выходили на берег океана, а в это время приходили рыбаки с уловом. Там население две с половиной тысячи людей, и кому предназначался этот улов, трудно было сказать. Устрицы – гигантские, сантиметров по пятнадцать и круглые такие. Их надо было ножом разрезать, часть съедалась, а в пустую раковину наливали чилийское красное вино… Я нигде никогда не ощущал такого вкуса, как эти устрицы с чилийским красным вином. Я даже сейчас вижу, как в раковине – красное вино, и как оно перламутром переливается…
В Чили, когда мне вручали медаль, был еще американский летчик-испытатель полковник Роберт Стивенс, который летал на самом последнем самолете. И ему тоже вручили медаль ФАИ такого же типа, но только для авиации. А космическую вручили мне. Ему преподнесли метра по полтора гладиолусы такие красивые. А я про себя подумал, а мне – какие-то гвоздики еще не раскрывшиеся. Думал, ну надо же – американцам вручили шикарные гладиолусы, а мне всего лишь гвоздики… Я это Аникину сказал, а он мне объяснил: ты что, здесь гладиолусы на помойке растут. То есть они, как мальвы на Украине, на бросовых местах произрастают и метра по полтора-два вымахивают. У нас – это культурный такой цветок, а вот у них… С другой стороны, гвоздика – это цветок революции, да тем более не распустившаяся еще. И вот тогда я понял, что есть некая этика и даже политика в том букете, который тебе преподносят.
Очень большая встреча была у нас на стадионе, куда потом Пиночет во время гражданской войны загонял людей и там держал. Это в общем типичная гражданская война была, и слава Богу, что мы туда не влезли. Но при этом Пиночет вытащил Чили на первое место по экономике за семнадцать лет управления. Все было на нем, и был порядок. Это очень спорный вопрос, и об этом трудно судить, но то, что чилийцы стали жить, как люди, это факт. Правда, много людей погибло… Неизвестно сколько… Сотни или тысячи человек… Но я вот всегда думал, что у нас двадцать два миллиона погибло, и до сих пор вспоминают «отца народов» добром. Это очень сложный вопрос…
А Чили из всех южноамериканских стран вышла на первое место по уровню жизни при Пиночете. И это следует признать.
Поездка во Францию
В 1967 году весной я получил приглашение от Шарля де Голля посетить Францию. Де Голль тогда стал основоположником новой политики Франции: это он объявил об отказе использования доллара в международных расчетах и о переходе на единый золотой стандарт. И с этого момента официальная позиция Франции в международной политике стала резко антиамериканской – такая шла игра. Моя командировка была длительная, на три недели. Как мне сказали, я должен был неделю работать на де Голля, неделю – на коммунистов, неделю – на общество дружбы.
У меня была поездка на юг страны в открытой машине, в Марсель. А еще во Франции готовились отмечать 140-летие со дня рождения великого Жюля Верна. Была подготовлена большая выставка в Париже, и журналисты мне задали вопрос: читал ли я Жюля Верна? И я начал перечислять, но некоторые вещи они и сами не знали. Они говорят: а как мы проверим? Я – им: «Очень просто, давайте я буду вам рассказывать». Я рассказал, как я иллюстрировал его произведения, будучи дошкольником.
Жюль Верн, кстати, предсказал полеты в космос, в том числе на Луну, и межпланетные путешествия. В романах «С Земли на Луну прямым путем за 97 часов 20 минут» и «Вокруг Луны» он предвосхитил некоторые моменты будущего освоения космоса: например, использование алюминия в качестве основного металла для постройки вагона-снаряда. Плюс Флориду в качестве места старта лунной экспедиции. У него это был Стоунз-Хилл, а это место очень близко от современного космодрома на мысе Канаверал. А еще и в первом реальном полете на Луну и у Жюля Верна в экипаж входило трое астронавтов, и оба космических аппарата приводнились в одной и той же области Атлантики.