Все мы получили по «четыре», а Юра Романенко получил «пять». Но он в школе учил английский язык. Он моложе нас на 10 лет, и их уже в училищах начали учить языку. Мы-то раньше закончили. А он попал в эту полосу. У него был блестящий английский язык с американским рыканьем.
Итак, мы все получили положительные оценки. И на радостях так хорошо отпраздновали, что Валера, после застолья у меня дома, лег на диван и заявил: «It’s enough». Типа все, хватит, не могу больше…
С английским языком у меня связано несколько смешных историй. Например, в 1975 году, 9 мая, на День Победы, подошел ко мне американский атташе. При всяком случае они сразу на английском начинали говорить, и вот он говорит:
– Привет. Это что?
А у меня орден сирийский. Подвеска и еще звезда.
– Моше Даян?
А это был такой израильский военный и государственный деятель. Министр обороны Израиля. Он во время войны в бинокль смотрел, а тот был разбит французской пулей, и он потерял левый глаз.
А рядом со мной стоял мой земляк, командующий тылом ВВС. Острейший человек – Василий Самсонович Логинов. Американский атташе говорит:
– Между прочим, если бы все генералы были похожи на Моше Даяна, то неизвестно, как бы Египетская компания прошла.
А Василий Самсонович ему в ответ:
– В чем же дело? Выбейте своему министру обороны глаз, и все дела…
А еще был случай, когда хохотал уже весь зал.
С астронавтами Слейтоном, Конрадом и Купером я впервые встретился в 1965 году – на конгрессе в Афинах, не зная ни слова на языке друг друга. Так вот, под виски с коньяком мы проговорили часа три и расстались, как близкие люди. В 1973 году, отправляясь на первые тренировки в Хьюстон, я знал по-английски уже слов восемьдесят. А на заключительном банкете, когда мы закончили всю программу, я даже отважился произнести короткий спич, заготовив фразу: «I want to wish you a successful life» – «Я желаю вам всяческих удач в жизни». Но от волнения оговорился и произнес: «I want to wish you a sex full life», что в переводе звучит так: «Желаю вам жизни, полной секса». Поднялся такой хохот! Американцы говорили, что им никто еще подобного с трибуны не желал.
Прошло десять лет. Мы праздновали юбилей полета. И директор НАСА Джеймс Флетчер вдруг говорит:
– Алексей, пожалуйста, тебе слово. И знаешь что, ошибись еще раз!
Охотничий нож
За пять минут до старта на «Союзе-19» сломалась телевизионная система. Переполох был большой. На борту пять телекамер и один коммутатор, через который с Земли могли подавать команду на любую камеру. И ничего не работает. Глушко, который уже был вместо Королева, задергался и побежал звонить, чтобы отставить старт. Представляете, если бы все отложилось? Ситуация приобретала уже политический акцент.
Это понимал министр тяжелого и транспортного машиностроения Сергей Александрович Афанасьев. Он и дал команду на «необратимые процессы». После чего программу можно было перебить только аварийно. Пока мы стартовали, на Земле разобрались с телевидением: оказалось, отказал коммутатор. Но беда в том, что находился он в орбитальном отсеке. То есть под дюралевой обшивкой панели. Стали вскрывать, а из инструментов – только ножницы, отвертка и пассатижи. Не знаю, как мы эту панель сумели вырвать, загнуть. Добрались до коммутатора. Начали снимать. А он на четырех болтах, и все эпоксидной смолой залито. Один болт сняли, второй, третий… Четвертый начали – пассатижи сломались. Все! Нечем снять! И здесь осеняет: есть же охотничий нож с отверткой! Я купил его буквально перед стартом. Помню, заплатил 5 рублей 50 копеек. Мне его разрешили взять в космос. Дело в том, что у штатного ножа сталь оказалась очень хрупкой. Когда я сказал, что он не годится, специалисты не поверили: не может быть! Я беру и на их глазах отламываю лезвие. Они промолчали, а я положил свой нож в укладку. Вот он нам с Валерой Кубасовым и помог.
Вытащили коммутатор, размонтировали, концы от всех камер соединили. Телевизионный кабель сделали из контровочной проволоки: ее выпрямили чуть ли не зубами и лейкопластырем обмотали… Если честно, я даже не верил, что что-то получится. Нахожусь в спускаемом аппарате, смотрю: загорелась зеленая лампочка. Закричал от радости:
– Валера, схема работает!
Кстати, и у американцев полет начался с ремонта. У них заклинило люк в стыковочном отсеке. Пришлось снимать, разбирать. Они тоже всю ночь не спали. Но к заданному времени все были готовы. И они, и мы.
Но мы эти неприятности не скрывали друг от друга. Когда Том Стаффорд (а он высокий, всякий раз ноги не знал куда деть) «приплыл» к нам в отсек, сразу их в эту дыру сунул. Смеется: «Ой, как вы удобно сделали!»
Секреты полета «Союз – Аполлон»
Об одном таком секрете я не рассказывал долгие годы. Это был научный эксперимент, связанный с облетом корабля «Аполлон» кораблем «Союз», которым я управлял. Была жесткая инструкция: расстояние между кораблями – минимум 150 метров. Специалисты считали: чем больше, тем безопаснее. Но из практики полетов авиации и мне, и Тому Стаффорду, командиру «Аполлона», было ясно: такое расстояние неприемлемо из-за повышенного расхода топлива. Парные полеты лучше всего выполнять на удалении сорок метров.
И вот бурно обсуждается этот вопрос. Том доказывает: надо летать на расстоянии 35–40 метров. Стоит насмерть. Специалисты – тоже. Обстановка накалена до предела. Меня срочно вызывают с тренажера. Сообразив в чем дело, я занял позицию руководства, чем вызвал гнев Тома. Позиция Стаффорда может только навредить. Вытащил его с заседания в коридор. Говорю:
– Успокойся. Мы ведь будем в космосе одни. Сделаем так, как нужно.
И сделали! Я проходил в сорока метрах от «Аполлона». Прекрасно видел в иллюминаторе лицо пилота Вэнса Бранда. И потом никому даже в голову не пришло узнать, а как же мы летали? На каком расстоянии?
Я как-то выступал на космическом саммите в Хьюстоне. Там присутствовал и технический директор проекта от НАСА Гленн Ланни. Признание сделал:
– Я вам открою тайну: извините, мы нарушили все инструкции. Но зато блестяще выполнили эксперимент.
Надо иногда совершать такие действия, которые невозможно описать инструкциями. Которые рождаются только в процессе эксплуатации.
Или вот еще – были изготовлены сразу три корабля «Союз». Зачем? На первом проверили все новые системы: жизнеобеспечения, радийные, телеметрические. Плюс все, что связано с кораблем «Аполлон»: у нас же были разные системы сближения, атмосферы. Этот «Союз» стартовал за полгода до нашего, летали Толя Филипченко и Коля Рукавишников. Второй корабль – чисто запасной. И третий, который я вел с нуля, был уже для работы по программе.
Скафандры для выведения и спуска были обычные. Но костюмы, в которых мы работали на орбите, сделали из нового термостойкого полимера. Он не горел даже при температуре шестьсот градусов. Это было важно. На «Аполлоне» астронавты дышали чистым кислородом. А шерсть, пропитанная кислородом, я уже говорил, – как порох. Костюм же из спецткани я пробовал поджигать зажигалкой. Хоть бы хны. Не прожег. Но он был тяжелый. Не меньше двенадцати килограммов – там же специальная нитка.
Значение полета
Когда мы начали готовиться к совместному полету, в основу нашей программы положили отработку средств спасения и в первую очередь – создание периферийного андрогинного стыковочного узла, его испытания. Основную часть программы мы выполнили. Мы испытали стыковочный узел, он у нас работал хорошо и держал крепко.
17 июля 1975 года во время переговоров с пресс-центром я сказал:
– Доброе утро, уважаемые телезрители! Уже трое суток космический корабль «Союз», на борту которого мы находимся, продолжает полет по орбите искусственного спутника земли. Вчерашний день был особенным на нашем борту. Мы были хозяевами нашего гостеприимного дома – устраивали первый в мире космический прием. Американские астронавты Том Стаффорд и Дик Слейтон ровно в назначенное время открыли люк, и мы имели возможность первыми пожать им руки на границе между обрезами кораблей «Союз» и «Аполлон». Этому предшествовала очень длительная, большая работа по подготовке на Земле и завершающая подготовка в космосе. Мы очень долго сближались, а самый последний момент стыковки произошел мгновенно. Может быть, потому, что мы были заняты работой, это оказалось так быстро. В одно мгновение корабли сошлись, мягкое касание, и вот уже мы в жестком сцеплении.
Мы выполнили начальную часть нашей первой совместной работы.
Наши коллеги принесли сюда свое оборудование, разместили и организовали первую телепередачу. Она была короткой, но достаточной, чтобы познакомить вас, дорогие телезрители, с тем, что здесь происходило. Конечно, это было волнующее событие – и для нас, и для американских астронавтов.
Дальше события развивались так: мы обменялись научным оборудованием, обменялись сувенирами. Но дело есть дело, начали выполнять программу совместной работы. Наша первая встреча затянулась дольше, чем предполагалось – таков уж наш гостеприимный корабль «Союз».
Продолжительность полета составила 5 суток 22 часа 30 минут и 51 секунду. Тогда впервые в мире была проведена стыковка кораблей двух разных стран.
1975 год – это было не самое простое время в истории отношений между СССР и США. Вообще все очень сложно было. Но нашлись умные люди, поняли: с холодной войной пора заканчивать. И первое слово осталось за американцами. Президент Никсон вместе с главой НАСА Джеймсом Флетчером вышли на председателя советского правительства Алексея Николаевича Косыгина. Смысл обращения сводился к тому, что наши страны оказались на грани вооруженного противостояния, и одной зажженной спички может хватить для начала необратимого процесса. Надо сообща искать выход из положения. Так и родилась идея отправить в космос два экипажа, чтобы планета увидела советско-американское рукопожатие на орбите. Мол, этим парням скорее поверят, чем политикам. Красивая история, согласитесь.