Программа полета была утверждена в мае 1972 года, после чего началась трехлетняя подготовка.
Как задумывалось, так и получилось. 15 июля 1975 года в 15 часов 20 минут с космодрома Байконур стартовал «Союз-19», а ближе к полуночи с мыса Канаверал запустили «Аполлон». 17 июля около семи часов вечера осуществилась стыковка кораблей. Двое суток мы провели вместе с астронавтами. Когда пролетали над территорией США, я вышел в прямой эфир телепрограммы «Good morning, America!». Вообразите картину… Американские граждане собираются утром на работу, пьют кофе с сэндвичами, и вдруг по телевизору к ним обращается русский полковник! Я рассказывал, что выглядываю в иллюминатор и вижу, как на желтых автобусах развозят детей в школы, как выходят комбайны на поля… А потом «Союз» с «Аполлоном» пролетали над СССР, и уже Том Стаффорд говорил схожие слова советским телезрителям. О том, что долго наблюдает из космоса за нашей страной и везде – работающие люди.
Понимаете? Шесть миллиардов землян словно взглянули на планету глазами пятерых космонавтов и осознали, до чего же она маленькая и хрупкая. Никакие дипломаты не смогли бы это сделать! Мы произносили простые истины, честно, от души. А после полета было принято совместное обращение правительств СССР и США к народам мира, и это стало финальным аккордом.
Рукопожатие в космосе
Кстати, «Союз» и «Аполлон» дважды расстыковывались и состыковывались. Почему? Проводили эксперимент. Один раз они с активным стыковочным узлом, другой раз – мы.
При повторном касании Слейтон что-то сделал не так: «Аполлон» закачался. Это было на грани аварии. В принципе, Слейтон не должен был стыковаться – это делал Стаффорд. Но Дональд (Дик) попросил, хотя, наверное, у него навыков таких не было. И дошло до раскачки: корабли начали «ходить». Могли сломать стыковочный узел. Но обошлось.
Это было 17 июля. На тридцать четвертом витке мы установили с «Аполлоном» прямую радиосвязь – корабли в это время находились над Атлантическим океаном, и нас разделяло всего 430 километров.
– «Союз»! – раздался в наушниках голос Томаса Стаффорда, говорившего по-русски. – Добрый день, как слышите меня?
– Слышу хорошо, привет всем! – ответил я ему по-английски.
Мы четко выдерживали монтажную орбиту. «Аполлон» все еще шел ниже нас. Я развернул «Союз» на шестьдесят градусов вокруг продольной оси: в момент стыковки антенны «Аполлона» должны были быть направлены на американский спутник связи, «зависший» над Кенией, а уже через спутник должна была идти радио– и телевизионная передача на Землю.
А Земля волновалась. Валерий держал устойчивую связь с Москвой, а я работал с «Аполлоном» и Хьюстоном.
– Вам, Валерий, по русскому обычаю, «ни пуха, ни пера», – передают из нашего Центра. – А американским парням передайте – мы держим пальцы крестом.
Расстояние между «Союзом» и «Аполлоном» сокращалось. У меня была установлена двусторонняя радиосвязь с Томом.
– Слышу тебя хорошо, Алексей, – говорит Том.
– Красивая картинка, – отвечаю ему. – Корабль точно в центре.
Разворот вокруг своей продольной оси «Союз» начал в 19 часов 04 минуты и 47 секунд – Валерий точно зафиксировал это время.
И вот – легкий толчок и сигнал на приборной доске: «Сцепка». Жесткий захват. Стыковка выполнена! Вэнс Бранд передал, что включил механизм стягивания. «Союз» и «Аполлон» образовали новый прочный «космический дом». Время – 19 часов 9 минут.
Можно сказать, что «Союз-Аполлон» стал прообразом будущих международных орбитальных станций.
Баллистики до секунд рассчитали полет, чтобы рукопожатие в космосе состоялось над Москвой. Но получилось так, что все произошло над Эльбой. До сих пор не могу понять, как это получилось… Я следил за временем. Как произошел сдвиг на эти тридцать минут?.. Но получился, конечно, удивительный эффект: в 1945 году наши отцы встретились на Эльбе, в 1975-м – сыновья встретились над Эльбой. Когда пролетали над Москвой, с Земли поступила команда: «Открывайте люки!» А мы ответили:
– Мы уже сидим за столом.
Кстати, мне тогда очень понравилась американская космическая пища – и приготовлением, и свежестью. Но, как говорят философы, самое главное не то, что вы едите, а с кем. А я ведь сидел за столом с моими друзьями – Стаффордом и его коллегами.
Мой друг Томас Стаффорд
С командиром экипажа «Аполлона» Томом Стаффордом у нас сложились очень хорошие отношения. Я бы даже сказал – нежные. Он, кстати, когда я в Германии находился, тоже там был – только с другой стороны. С другой стороны границы. Он там служил. И часто мы поднимались, и они поднимались. И шли по границе по воздушной.
Томас Стаффорд – рослый, подтянутый. На открытом спокойном лице глубоко посаженные глаза, всегда немного грустные. Удивительно выдержан, никогда не повышает голоса и даже когда сердится – внешне не заметно. С самого начала нашей работы мы непроизвольно стали звать его «дед Том», хотя он и старше нас был лет на пять, не более. Наверное, здесь сыграли свою роль его рассудительность, степенность. Английский язык Тома Стаффорда оказался для меня особенно трудным; у него оклахомский выговор, и космонавты по этому поводу не раз шутили. Подчас невозможно было уловить начала и конца в его фразах. Даже его собственная жена, как она признавалась, не всегда понимает его.
Уже после полета миссис Фэй Стаффорд как-то спросила меня:
– Как вы его понимаете. Я прожила с ним двадцать лет, а иногда не понимаю, о чем он говорит.
– Миссис Фэй, – шутливо ответил я, – если бы вы провели с ним столько дней на комплексном тренажере, то, уверен, стали бы лучше понимать своего мужа.
Как Том утверждает, мы с ним имеем общих детей. Это я помог ему усыновить двух русских мальчиков. У него были две дочери от первого брака с Фэй Шумейкер, два внука. Одного назвали в честь меня – Алекси. То есть Алексеем. Кстати, а мою внучку зовут Кариной – в честь дочки Стаффорда. Но Том очень хотел, чтобы у него внуки носили фамилию Стаффорд, а их родитель был пуэрториканец, и он – ни за что. У них будет моя фамилия! И тогда Том принял решение и обратился ко мне, что хочет усыновить русского ребенка, чтобы тот носил его фамилию. Мы поехали в хороший детский дом в подмосковном Фряново, и Стаффорду там понравился мальчик. Познакомились. Чай сели попить. Мальчишка спрашивает:
– А можно я своего друга приглашу?
– Ну, давай друга, – отвечаем.
Одному тогда было восемь лет, другому – десять. Стаффорд пригласил ребят на Рождество в Оклахому. Возвращается с детьми и выдает новую просьбу: «Я не могу их разделить». Решил усыновить обоих. Он тогда уже во втором браке был с Линдой Энн Дишман. Ребят зовут Майкл Томас и Станислав. Младший вырос, стал ростом 196 сантиметров, в Вест-Пойнтскую академию поступил учиться.
В доме Стаффорда есть комната, на двери которой написано «А. Леонов». Когда прилетаю в Америку, обязательно добираюсь до Тома, останавливаюсь у него. У них с женой дом в Оклахоме, вилла в Майами и домик в Вашингтоне. Большой новый «Форд», «Ягуар» и старенький «Шевроле», с которым Том никак не может расстаться – очень его любит. Дочери Тома от первого брака давно выросли, у них свои дети, и дедушка Том на них полностью свою пенсию переписал.
Еще в полете я карандашом нарисовал портрет Стаффорда. Он у него сохранился. Сейчас он в музее Тома Стаффорда. Музей, кстати, очень большой: самолеты, корабли «Меркурий», «Джемени», «Аполлон», материалы и документы, связанные с полетом. Все сделано с огромной симпатией к нашей стране.
Стаффорд – молодец. Когда полет выполнил, мы сели в Казахстане, а американцы сели в океане. И у них при вскрытии парашютных систем азот попал в кабину, и Том Стаффорд надел на себя маску, а потом надел маски на Слейтона и на Бранда, которые потеряли сознание. Фактически, он их спас. Они сели, а дальше их увезли на Гавайи. Там у них военный госпиталь был, где Дику сделали операцию на легких.
Жаль, что из нашей пятерки сегодня только трое остались в строю: Вэнс Бранд, Томас Стаффорд и я. Первым в июле 1993 года ушел Дональд «Дик» Слейтон, ему было 69 лет. Он умер от опухоли головного мозга. А 19 февраля 2014 года умер Валерий Николаевич Кубасов. Немного не дотянул до восьмидесятилетнего юбилея…
«Спиртное» на орбите
В первый день на орбите, я здорово разыграл американцев с водкой. Об этом в ЦУПе не знали, никто не знал. Это была чисто моя идея. Еще перед полетом достал этикетки: «Столичная», «Русская», «Старка» и «Московская». Положил их в бортовой журнал, а скотч у меня был. И после того, как мы вышли на орбиту, я наклеил водочные этикетки на тюбики с борщом. А еще написал лозунг из Шекспира: «О, дивный новый мир, что имеет таких людей». И на каждого дружеские карикатуры сделал.
Когда после стыковки сели за стол, мы с Кубасовым достали тюбики с «водкой». Объясняем американцам: «Ребята, русский обычай мы должны и в космосе чтить. А по традиции перед обедом мы должны выпить». Том Стаффорд отнекиваться стал:
– Impossible… I can not… (Невозможно… Я не могу…)
Типа – нельзя, нарушение. И на телекамеры показывает. А я ему говорю:
– Я сейчас выключу, чтобы никто не видел.
И выключил. А с Земли кричат:
– Включай!
Дал я каждому по тюбику, все на этикетки посмотрели и говорят:
– Слушай, за это нам попадет.
– Ничего…
Открывают: чин-чин! А там… борщ…
– Никогда, – кричат, – этого тебе не простим: мы на такой риск пошли, а ты нас надул!
Потом видел – было снято крупным планом лицо Дональда Слейтона, когда он говорит: «Слушай, зачем ты обманул? Лучше бы была водка!» Но никто не верит, что мы не пили водку. Никто.
А у нас реально ни грамма спиртного не было. Хотя академик Олег Георгиевич Газенко, основатель космической медицины, был убежден: немного коньячку на орбите не помешают.
Был такой момент. Когда летали Лебедев и Березовой, им обоим исполнялось в полете по сорок лет. На грузовом корабле я решил тайком отправить им коньяк: в булке хлеба вырезал середину и спрятал туда фляжку.