Последовала команда – разобраться. И наказать, вплоть до исключения из партии. Дурдом!
Меня вызывает главком ВВС СССР Кутахов: почему позволяешь себе такие вещи?!
Я говорю:
– Павел Степанович, ведь не было ничего. Неудачный монтаж телережиссера.
А он кричит:
– Я все видел! И министр обороны тоже! Андрей Антонович Гречко возмущен!
Ну, чувствую, заваривается каша. Звоню свидетелю Келдышу: Мстислав Всеволодович, так, мол, и так, хотят из-за чьей-то глупости попереть из КПСС, уже саблю над головой занесли.
– Мстислав Всеволодович, вы там были. От беззакония спасите: вот что эти угодники делают…
– Они что, сумасшедшие, что ли?
– Я вас попрошу, ведь трудно объяснить…
– Какая глупость! – говорит Мстислав Всеволодович и тут же набирает министра обороны Гречко:
– Я в Кремле был, все видел и слышал. Все было не так.
Погасил бурю. А ведь из-за копеечной ерунды могли запросто жизнь сломать…
А вообще в общении Леонид Ильич нормальный руководитель был. Особенно в шестидесятые годы, понятно, не когда он уже был старый и до инсульта.
Еще во время полета на «Восходе-2» я получил напутствие от Брежнева. Пока его не разрушила болезнь, он был удивительным человеком, чутким, контактным. Меня невероятно тронуло, когда на орбите услышал в наушниках его голос: «Алексей, возвращайся скорей на Землю».
Награждения проходили в Кремле. Часто экипажи на награды я представлял: по протоколу он заходил – мы вставали. Брежнев говорил: «Садитесь», и пока он, пожилой человек, речь читал, мы, здоровые мужики, сидели. Выглядело это некрасиво, и я своим ребятам сказал:
– Слушайте, что-то не то мы делаем. Повторяйте за мной.
И вот входит Брежнев – мы стоим. Просит всех сесть – мы стоим, словно вкопанные. Устав упрашивать, он повернулся ко мне и сурово так говорит:
– Ну, Леонов, берегись, я тебя на гауптвахту отправлю!..
– Я буду своим внукам рассказывать, как вы меня посадили на гауптвахту, – мгновенно сориентировался я.
– Ладно, стойте! – махнул рукой Брежнев.
С тех пор так и пошло: когда читают указ о награждении – космонавты стоят. Это касается и всех награждаемых.
Глава тринадцатаяЗаместитель начальника Центра подготовки космонавтов По летной космической подготовке
Тоже очень интересная и важная работа
22 июля 1975 года я стал генерал-майором авиации. В 1981 году я окончил адъюнктуру при Военно-воздушной инженерной академии имени Н. Е. Жуковского. Стал кандидатом технических наук. А в 1970–1991 гг. я был заместителем начальника Центра подготовки космонавтов. Он тогда уже носил имя Ю. А. Гагарина, а я с 1982 года был назначен первым заместителем начальника по летной и космической подготовке.
Не буду подробно говорить о работе Центра, ограничусь лишь тем, что отмечу, что только по программе Международной космической станции (этого уникального постоянно обитаемого комплекса на околоземной орбите) к сентябрю 2016 года Центр подготовил к полету 49 основных экипажей и 18 экспедиций посещения. Всего за 55 лет деятельности Центра в нем проходило подготовку около 400 отечественных космонавтов, из них слетали в космос 120 человек. А еще около 90 зарубежных космонавтов и астронавтов из 28 стран прошли тут подготовку и выполнили совместные космические полеты с советскими и российскими космонавтами.
Это тоже очень интересная и важная работа. И понятное дело, всякое бывало до казусов…
Например, когда Валерий Быковский стартовал, старт был задержан. Он сидит, ждет. Два часа просидел… Три… Шесть часов просидел дальше терпеть не мог: «Мне надо в туалет?» А это значит, что ему надо расшнуроваться полностью и зашнуроваться, и неизвестно, что и как будет. Ему была дана команда: «Дуй в скафандр». А что делать?
А потом стали делать так. За пятьсот метров до старта автобус останавливался, космонавты выходили, лили на колесо, заходили обратно… Человек освобождался от того, что у него накопилось. И мы избежали многих проблем. С тех пор так и пошло – уже много лет останавливаемся на одном и том же месте. И на колесо…
Много еще всяких обычаев сложилось. В частности, я всегда посылал на станцию малосольные огурцы… Об этом до сих пор помнят. Накануне, перед стартом, в любое время года, я брал трехлитровую банку, огурцы покупал. Они и зимой, и летом, всегда есть, слава Богу. Делал рассол. Рассол – это перец черный, чеснок… Если летом, то смородиновые листья туда запихивал. И кипятком 100-градусным все это заливал. С вечера заливал. Закрывал. Утром они уже готовые – малосольные. И они хрупкие такие же, как свежие. А дальше – у нас есть пакеты, где мы чай делаем. Открываешь этот пакет, там уже чай насыпан, мы туда заливаем горячую воду, болтаем и пьем чай. Так вот, я из этих специально приготовленных пакетов чай вытряхивал и туда, как патроны, укладывал огурцы. Я так делал с 1975 года, когда стал возглавлять эту бригаду. Когда стали летать на станцию.
Космонавты, которые уже двадцать лет, тридцать лет назад летали, они про программы забыли, а про мои огурцы, про их запах – это все помнят. А ведь это не положено было…
Но это все шутки, понятное дело. Но были и обязательные традиции. Когда бы мы отрядом не собирались у нас всегда был обязательный тост за тех кого уже нет с нами.
Пришли новые ребята, новый командир отряда – новое отношеие к работе и традициям. Зашел в штаб отряда. Командиром был Валерий Корзун – космонавт отличный. А что у вас с Новым годом? Ну что вы, Алексей Архипович, мы уже все взрослые… Собираться? У всех же семьи… Я: «Да вы с семьями целый год!» – вот мы каждый раз собирались в семье того, кто летает. Это хорошая традиция. То есть он в полете, а мы все собирались у него в квартире. А до этого, до станции, сразу после старта собирались. Дальше: экипаж возвратился, наградили, и тут же – традиционный обмыв. Помимо этого – дни рождения. Правда, и у нас не все праздновали дни рождения. У нас были люди, которые ухитрялись этого не делать ни разу. Это Шонин, Титов, Попович, Хрунов. Они ни разу за годы в отряде не пригласили к себе домой.
А вот больше всего собиралось людей у Юрия Гагарина. До 1968 года… А после этого все сборы были у меня, как у командира отряда.
Я долгое время был председателем межгосударственной комиссии по определению готовности экипажа к полету. Оценка экипажа по работе на транспортном корабле, на борту станции и отдельный экзамен по сближению и стыковке. От сближения и стыковки зависила программа работы на станции. Я постоянно думал как этот процесс сделать более надежным и как это сделать, если станция потеряет управление. Первый способ: научиться работать с большими угловыми скоростями по всем осям. Вначале сам отработал, а затем научил Юру Романенко, Володю Джанибекова, Петра Климука. У Анатолия Березового это никак не получалось, он даже вместе с инструктором на меня написал рапорт о ненужности этого режима.
И у меня скандал с Береговым, который в 1972–1987 гг. был начальником Центра подготовки космонавтов. Тот – зачем ты занимаешься этими режимами? Этого не может быть. Ответ был готов:
– Георгий Тимофеевич, я отвечаю за это, и позвольте мне считать, будет или не будет.
И где-то прошло около месяца. Вдруг «полетела» система управления орбитальной станции «Союз-7». Станция перешла в полностью неуправляемый полет. Что делать? Приезжает генеральный конструктор Глушко.
– Я слышал, что ты имеешь методику, что ты умеешь это делать.
– Я-то умею, я могу научить.
– А ты гарантируешь? Ты понимаешь, мы же рискуем ракетой, рискуем кораблем…
Я предлагаю схему:
– Хорошо, давайте мы сделаем по-другому. Вначале определим два экипажа, затем определим пределы скорости экипажа. Если экипаж в этих пределах будет работать, мы принимаем решение на посылку его, чтобы спасти станцию.
Самолетом доставили на космодром тренажер стыковки. Определили два экипажа, основной и дублирующий. Я с ними улетел на месяц раньше. И каждый день по четыре часа с каждым экипажем мы отрабатывали вот эти режимы. Потом собрали комиссию, задали эти режимы… У них все получилось, подписали акт, что они готовы.
Мы все сделали как я предложил. Подготовили Володю Джанибекова и Витю Савиных. И они на модифицированном под эти цели корабле «Союз Т-13» состыковались. В чем дело? Станция обычная смотрит носом на сближающийся с ней корабль. А здесь она болтается, и экипаж должен подходить к ней. Очень сложный маневр! Стоимость – шесть миллиардов долларов! Но состыковались, и такую станцию спасли Вспоминая это время, я задаю себе вопрос – почему без всяких причин я взялся за разработку этих режимов. Наверное, наработанный опыт и появившееся чутье. Смешно, я даже благодарности тогда не удостоился.
Спустя десять лет я прихожу в Центр. Какая-то съемка была. А мне инструктор и говорит:
– А помните, как мы разрабатывали программу? Нас даже всех наградили…
– Кого наградили?
– Ну, меня наградили, начальника инженерного управления…
Получил орден и Береговой, который возражал – зачем ты это делаешь?
Получили награды люди из штаба. А я даже не знал, что их наградили. Скрыли от меня это все. Такая вот подлость…
Есть ли в космосе НЛО?
Меня постоянно спрашивают, видел ли я в космосе НЛО? Во время работы в Центре подготовки космонавтов я возглавлял комиссию по НЛО и должен был собирать все сведения. Вынужден всех огорчить: нет ни одного факта, который не вызывал бы сомнений.
Это когда слушаешь одну уважаемую летчицу, на старости лет заделавшуюся уфологом, можно подумать, что вокруг нас летают тарелки и ходят гуманоиды с красными фонарями и сиренами. Однажды эта женщина в час ночи подняла нас с женой и дочерью: ребята, над лесом НЛО! Мы вышли на балкон. Действительно, видим свечение, которое при большом желании можно принять за тарелку.
– Послушай, – говорю, – мы там строим новый корпус, работает кран высотой в двадцать два этажа. Ночью на нем прожектор включают. При низкой облачности луч упирается в облака, образуя светящийся круг, похожий на НЛО…