Прошло совсем немного времени. Хараг, как и вчера, молча смотрел на пирамиду, ожидая от нее отклика на свои слова, и Конан перевел взгляд туда же. Ему вновь показалось, что черная поверхность вздрогнула и на глазах стала меняться.
С уровня образовавшейся вчера площадки вновь начали проявляться ступени, и когда число их достигло десяти, Конан увидел, как открывается еще одна полка, примерно на пять локтей выше предыдущей и почти такая же по размерам. И вновь на вертикальной стене проступили замысловатые руны, но были они иными, и о чем говорили, не знал никто.
— Прибежище Затха вновь открыло тебе свои объятия! Иди же к нему, к своему богу, дочь моя! — воскликнул Хараг.
— Мы же договорились вчера,— ответила девушка,— что прежде ты издохнешь!
Глаза Xapara сверкнули гневом. Он опять промолчал и вместо ответа величественно взмахнул руками. Тогда те же двое, что сопровождали Мелию накануне, потянули девушку за руки, и ей поневоле пришлось следовать за ними.
Когда они достигли вновь образовавшейся площадки, полуголый детина в маске, ловко работая тяжелым молотом, принялся забивать в стену стальные костыли, которыми заканчивались оба конца принесенной им с собой цепи, и вскоре верхняя площадка стала полностью подобна вчерашней.
Мелия стояла, опустив руки. Если внизу, на помосте, лицом к лицу с ненавистным Харагом злость и гордость поддерживали ее, то здесь не перед кем было показывать свою независимость, ибо те, кто волей судьб оказался рядом, больше походили на лишенных сострадания животных в человеческом обличии.
Плечи ее поникли. Киммерийцу вновь показалось, что еще немного, и она расплачется, но он ошибся. Девушка гордо вздернула подбородок и с вызовом посмотрела в лицо Харагу. Тот ответил ей торжествующим взглядом палача, полностью уверенного в своей безопасности и беззащитности жертвы.
Трое верзил спустились вниз, а странный человечек в накинутом на голову капюшоне остался рядом с Мелией. Несколько раз он наклонялся, как показалось, киммерийцу, к самому уху девушки, и тогда тень боли наплывала на ее лицо. И хотя внешне она оставалась совершенно безучастной, Конан видел, чувствовал, как дорого дается ей это спокойствие, и возненавидел маленького негодяя.
Тем временем Хараг хлопнул в ладоши, и на помост привели человека со связанными руками, которого Конан не знал, но который тоже, видно, чем-то не угодил своим хозяевам. Это был рослый, сильный, заплывающий жирком нестарый мужчина.
— Значит, ты решил предать нас? — спросил Хараг, совершенно не интересуясь ответом.
— Я не предавал, повелитель! — испуганно запричитал тот, и лицо его исказила гримаса страха.
— Ты рассказал врагам то, чего знать они не должны!
— Они напоили меня! — в отчаянии воскликнул пленник.
— Был пьян, говоришь? — переспросил жрец, и в глазах обвиняемого мелькнула надежда.— Значит, виноват вдвойне. В котел его!
Толпа восторженно взревела. С детства воспитанные в страхе, постоянно подогреваемом жестокими наказаниями за любую провинность, одурман аненные выпивкой и грохотом барабанов, они не испытывал и жалости ни к кому, кроме себя.
Хараг кивнул страже, и те потащили приговоренного к сверкающему на солнце бронзовому котлу, укрепленному над поленницей. Несчастный упирался, изо всех сил стараясь оттянуть страшный миг. Его крики доводили толпу до исступления. Люди бесновались, требуя мучительной смерти для изменника.
С настила подняли щит с отверстиями для рук, ног и головы. Смертник завопил еще громче и начал вырываться с такой силой, что даже двое дюжих надсмотрщиков с трудом удерживали его.
К приговоренному подошел палач и сорвал с него одежды. В тот же миг Сурия легко сбежала по ступеням и остановилась рядом с пленником. Ее огромные глаза хищно прищурились, а пухлые, чувственные губы изогнулись, приоткрыв два ряда жемчужных зубов.
Быстрый язычок пробежался по алым губкам. Она подняла голову и посмотрела на вчерашнюю жертву.
— Скоро и ты станешь почти таким же, как он,— почти нежно пообещала девушка, и лицо несчастного исказилось от ужаса. Глаза его полезли из орбит, а рот открылся в беззвучном крике, когда он увидел, как насаженный на кол, которого он считал покойником, смотрит на него и улыбается, счастливый от сознания того, что перед собственной мучительной смертью насладится страданиями другого человека.
Сурия звонко рассмеялась:
— Что же ты медлишь, палач?
Щит опустили торцом на помост и повернули пару рукоятей, укрепленных у верхнего края. Составлявшие его доски мгновенно разошлись, пропуская в расширившиеся отверстия конечности приговоренного, и тут же, повинуясь обратному ходу замков, сомкнулись вновь.
Теперь щит станка был развернут к толпе, и из него торчали голени, кисти рук и голова несчастного.
— Так ты продолжаешь настаивать на том, что не предавал нас? — с ехидной ухмылкой осведомился Хараг.
Пленник даже не взглянул на жреца.
— Молчишь? — Хараг обернулся к палачу.— В котел его!
Четверо рабов подняли станок за рукояти и, донеся его до бронзового чана, опустили несчастного внутрь, накрыв его щитом, словно крышкой. Толпа затихла, ожидая продолжения, и лишь барабаны все так же отстукивали свой завораживающий ритм. Хараг остановился рядом и воздел руки к небу.
— Пусть жар очищающего пламени приоткроет перед нами завесу тайны!— воскликнул он.— Пусть истина явится перед нами, какой бы она ни была!
Палач вынул из стойки факел и, ткнув им в самую середину костра, вложил обратно. Огонь быстро занялся и принялся пожирать сухие поленья. Бывший стражник никак не реагировал на происходящее, и лишь все более крупные капли пота выступали на его лице, раз за разом, сбегая вниз: стенки котла разогревались все сильнее.
Конан так и не понял, что произошло, когда несчастный вдруг резко открыл глаза и напрягся, словно собрался выпрыгнуть из котла. Толпа, начавшая уже, было, нетерпеливо гудеть, мгновенно почувствовав перемену, замерла. Сурия хищно подалась вперед. Мелия судорожно выдохнула, закрыв лицо руками, и ее кандалы звякнули похоронными колоколами.
Вновь воцарилась тишина, которую прерывала лишь все учащавшаяся барабанная дробь. Конан невольно отсчитывал удары сердца и успел досчитать до десяти, прежде чем сидящий в чане взвыл нечеловеческим голосом. Толпа мгновенно отозвалась оглушительным ревом.
Конан видел, с каким жадным интересом Сурия наблюдает за мучениями жертвы, но, когда тот начал корчиться, извиваясь всем телом, она брезгливо поморщилась и отошла на шаг в сторону. Непонятно почему, он вдруг начал задыхаться. Рот его широко открылся, глаза полезли из орбит, но тело сотрясалось все слабее и слабее, пока не затихло совсем.
— Он умер…— изумленно прошептал вконец ошарашенный киммериец,— но отчего?
— Он задохнулся,— так же тихо ответил Мэгил и больше не сказал ни слова.
Конан перевел взгляд на казненного, и в этот миг из широко открытого рта покойника показалась змеиная голова… Ее черный раздвоенный язычок сновал взад-вперед. Она повертела головой вправо-влево и полезла наружу. Она все лезла и лезла, как в дурном сне, и Конану показалось, что конца этому не будет, когда она, наконец, сползла на пол. Изо рта показалась следующая голова. Потом еще, еще…
Киммериец зажмурился, но усилием воли заставил себя вновь посмотреть на помост. Из угла губ мертвеца вытекала тонкая струйка крови. Сидящий на колу напротив него полутруп был почти счастлив. Сурия, улыбаясь, смотрела на Конана…
Он не видел этого, но молодая колдунья уже довольно давно заметила огромного незнакомца, который упорно не желал подвывать от восторга, как прочие двуногие животные, что собрались на площади.
Она уже решила было послать стражников, чтобы они разобрались, что это за человек, но что-то заставило ее отказаться от этого намерения. Она пригляделась внимательнее, отметив огромный рост чужака и полную уверенности в себе манеру держаться, и тут же вспомнила Конана. Еще тогда, в Шадизаре, она страстно возжелала молодого варвара, и ей почти удалось добиться своего. Однако, похоже, что-то она все-таки сделала не так, и ее планы расстроились.
Как она страдала от неудовлетворенного желания! В ее глазах киммериец был могучим и бесстрашным воином, способным одним движением снять головы двум врагам, как то случилось в храме Затха в Шадизаре. И еще он был до безумия страстно желаемым самцом, которого она так и не познала. Могло случиться, что он был и еще кем-то, но в сознании молодой колдуньи образ его никак не вязался с ролью ловкого и коварного интригана, подсыпающего сонный порошок в вино пришедшей к нему ночью красавице.
Такое просто не приходило ей в голову, а если бы кто-то и сказал ей об этом, скорее всего, она просто не поверила бы. Слишком хорошо знала она силу своих чар, слишком верила в свою власть над мужчинами и слишком живо помнила могучее тело киммерийца, мгновенно отозвавшееся на ее зов!
И вот теперь он здесь…
Как ни ценила себя Сурия, но она была умной девушкой, а потому сразу поняла, что Конан прибыл в Сура-Зуд не ради нее.
Молодая колдунья знала, что киммерийца наняла для охраны дочери мать Мелии, и он справился со своей работой настолько успешно, что не только сорвал все попытки Харага и Рамсиса выкрасть ее, но и умудрился поссорить жрецов. Дело неизбежно приняло бы весьма дурной оборот, если бы не она, Сурия. Она оказалась хитрее всех, и радость ее омрачало только одно: Конан так и не принадлежал ей. Она заставила себя забыть о нем, но, похоже, сама Судьба действует с ней заодно! Конан здесь! О таком подарке она не могла даже мечтать, и что бы ни происходило вокруг, теперь она его не упустит!
Киммериец лишь скользнул по девушке мимолетным взглядом, но через несколько мгновений осознал, что она не просто смотрела в его сторону, она узнала eго! Не поворачивая головы, окидывая толпу рассеянным взглядом, Конан энергично лягнул бывшего жреца и, когда тот зашипел от боли, быстро зашептал: