— И насколько он был опасен?— продолжал спрашивать зуагир.
Киммериец пожал плечами.
— Насколько опасен?— повторил он и усмехнулся.— Суди сам: он лишь взмахнул рукой, и голова Рамсиса, кувыркаясь, полетела в окно.
Как только в комнате прозвучало имя Рамсиса, Фан, до сих пор никак не напоминавший о своем присутствии, встрепенулся, взъерошил перья, расправил крылья и заклекотал.
Мэгил резко обернулся.
— Да, да, Фан! Успокойся!— с усмешкой молвил он.— Твоего врага больше нет!
— Похоже, он обрадовался?— удивился Тарган, удивленно глядя на птицу.
— Ты прав,— спокойно согласился Мэгил,— в этом нет ничего удивительного, если вспомнить, что именно Рамсис лишил Фабиана рук, после чего он уже ни при каких обстоятельствах не смог бы стать человеком.
Он хотел добавить еще что-то, но в это мгновение через открытое настежь окно донесся далекий рокот барабанов, и Мэгил невольно вздрогнул и обернулся, а киммериец замер и опустил руку с поднесенным уже ко рту куском.
— Опять начинается,— мрачно пробормотал Зул и залпом осушил кубок.
— А ты что думал? Завтра последний день,— мрачно изрек Конан, поднимаясь из-за стола.
— Ты куда собрался, парень? — Мэгил смотрел на него непонимающими глазами.
— Мы ведь вчера так и вернулись ни с чем…
Проверяя оружие, северянин сокрушенно покачал головой: острие его верного клинка было изрядно попорчено в нескольких местах. Все-таки он собрался уже вложить меч в ножны, но тут Зул с Акаямой подхватили его под руки и стиснули в могучих объятиях.
Конан даже не шевельнулся. Он спокойно посмотрел на обоих, перевел взгляд на тревожно вглядывавшегося в его лицо Мэгила, который словно выискивал в облике друга признаки безумия, на подчеркнуто спокойного Таргана, на Фана, нервно переминавшегося на спинке кресла, и усмехнулся:
— Слушай, Мэгил, ты всерьез думаешь, что я спятил?
— Нет! Конечно, нет! — поспешил успокоить его жрец.— Но, по-моему, ты не в себе.
— Что ж, и на том спасибо. Так, значит, не в себе? Но почему?
— Он не понимает!— воскликнул Мэгил, всплеснув руками, и вдруг спросил: — Скажи, что тебе там делать?
— Завтра нам нужно пробраться внутрь Черного Замка,— стараясь сохранять спокойствие, ответил Конан,— иначе можно отправляться по домам прямо сейчас, и поэтому я хочу знать, что там происходит?
— Фан справится с этим гораздо лучше тебя!— возразил жрец.
— Я хочу видеть все своими глазами,— проникновенно объяснил Конан.
— Ладно, допустим,— сдался Мэгил.— С чего ты взял, что сможешь попасть Черный Замок?
— Церемония рассчитана на семь дней, в течение которых он должны высосать все силы из горожан! Однако пирамида еще не полна. Впереди еще два дня, и они должны опустить мост.
— Похоже, ты прав,— согласился Акаяма.
— Да как же ты не понимаешь? — вновь вспылил жрец.— Ты на голову выше самого рослого жителя этого города. Тебя узнают, как только ты попадешь за ворота Черного Замка!
— Кром! Ты, похоже, и впрямь думаешь, что я не в себе! — Конан расхохотался. — Поверь, приятель, я вовсе не собираюсь расставаться с жизнью прямо сейчас.
— Но как же ты проберешься туда? — спросил Акаяма недоуменно, но руку киммерийца все-таки выпустил.— Да еще среди бела дня?
— Прикинусь калекой безногим,— ухмыльнулся киммериец, пожимая плечами.— Лицо закрою капюшоном…
— Мы пойдем с ним! — заявил вдруг Акаяма, и они с Зулом заговорщически перемигнулись.
Мэгил в отчаянии всплеснул руками. Ну что тут проделаешь?! Дураки плодятся, что грибы после дождя!
— Нет! — сухо отрезал Конан, сверкнув глазами.— Я возьму секиру. У тебя ведь есть еще одна? — обратился он к Зулу и, когда тот кивнул, закончил: — Спрячу ее в ногах. Если что — вырвусь! Ты меня еще плохо знаешь! — ответил он, с ухмылкой глянув на пригорюнившегося жреца.
Мэгил лишь сокрушенно покачал головой и вопросительно посмотрел на Зула. Негр кивнул.
— Ну, раз во всем разобрались,— сказал Конан,— не будем терять времени даром. Барабаны бьют не просто так! И не грусти,— он подмигнул Мэгилу,— у меня прекрасное настроение! Смотри, какое утро! Я чувствую, что всё сегодня должно удаваться!
Киммериец был вором и воином, но при случае, когда возникала необходимость, мог и смастерить кое-что, хотя к серьезному занятию каким-либо ремеслом и относился пренебрежительно.
Конан уселся на пятки, предварительно подложив под голени пару нетолстых подушек, и с помощью друзей натянул на поджатые ноги большой бурдюк из-под вина. Две маленькие подушки он туго обшил кожей от другого бурдюка, и получились достаточно удобные опоры для рук. Примерно так выглядел убогий калека, встреченный им когда-то в Аренджуне.
Однако это была только половина дела. Оставалась еще рукоять секиры, упорно торчавшая почти вровень с головой, но тут уж ничего поделать было нельзя: секира без рукояти ни на что не годится.
Вскоре весьма довольный собой киммериец бодро заковылял к разводному мосту. Его могучие руки работали, не останавливаясь, так что вскоре он уже оказался перед входом на мост и без колебаний направился дальше.
Едва дверь закрылась за киммерийцем, как Мэгил обернулся к своим спутникам:
— Нельзя было отпускать его одного, да еще с натянутым на ноги мешком.
— Что ты предлагаешь?— хмуро поинтересовался Зул.
— Пойти следом,— просто ответил Мэгил.— Мы ведь согласились только не сопровождать его, но разговора о том, чтобы не проследить за ним, не было!
— Узнаю жреческие замашки!— ухмыльнулся Акаяма.— С тобой, похоже, нужно держать ухо востро!
— Ты считаешь, что я не прав?
— Я — за!— сразу же отозвался Акаяма.
— Все — за, если уж на то пошло,— пробурчал Зул.
Мэгил удовлетворенно кивнул.
— Фан!— подозвал он сокола, и тот повернул к нему голову.— Лети следом, ни во что не вмешивайся. Выбери местечко поудобней, спрячься и наблюдай. Понял? Лети!
Сокол выпорхнул в окно.
— Теперь мы,— сказал жрец, проводив Фана взглядом.— Ты предлагаешь всем нам отправиться?— Тарган скептически покачал головой.— Не советую этого делать. Думаю, из нас четверых только ты да я можем попытаться рискнуть. Зул же с Акаямой будут не менее заметны в толпе, чем сам Конан.
— Я и не предлагаю никому идти следом,— спокойно возразил Мэгил.— Я предлагаю вам,— он посмотрел на Зула с Акаямой,— остаться у входа на мост, а мы с Тарганом расположимся у второго конца моста, он со своим луком может оказаться весьма кстати. Ну, а что делать дальше, там видно будет.
В пронзительно-синем небе сиял золотой солнечный диск, изливая тепло и свет на мир, раскинувшийся внизу. Настроение было великолепным. Душа пела, и Конан передвигался по мосту едва ли не вприпрыжку.
Стражники у входа, мимо которых он промчался мгновение назад, долго, качая головами и онемев от изумления, смотрели ему вслед. Безногий инвалид с плечами едва ли не шире собственного роста скакал по мосту, как заяц!
— Во дает! — восторженно произнес, наконец, один из них.
— Ничего особенного,— равнодушно пожал плечами его напарник, старавшийся казаться невозмутимым,— попрыгай так с детства, и у тебя руки станут, что твои ноги.
Киммериец видел, какими взглядами провожали его стражники у входных ворот, и, взбежав на мост, остановился, силясь понять, что могло их так удивить. Быстро сообразив, в чем дело, он умерил шаг и ко вторым воротам у входа в Черный Замок подобрался уже, как и подобает любому порядочному инвалиду — чинно и неспешно переваливая свое искалеченное тело.
Здесь тоже стояли двое стражников. Один из них, заметив приближавшегося калеку, встал посреди дороги, перегородив ее своей могучей фигурой и уперев толстенные руки в бока, и насмешливым взглядом уставился на киммерийца.
— Откуда скачешь, сучок обрубленный?— грубо осведомился он и расхохотался раскатистым басом, донельзя довольный своей шуткой.
— Я прибыл иждалеха, шынох,— весьма живописно прошамкал Конан, на редкость удачно изображая беззубого старца,— иж шамого Ашгарда и пошмотреть хошу на жрелише, што шоштоитша в ношь полнолуния.
За щеки и губы киммериец понасовал скрученных жгутом тряпиц и потому отчаянно шепелявил и пришепетывал, словно одновременно с ногами лишился и всех зубов.
— Из Асгарда, говоришь?— озадаченно почесал в затылке стражник.— Далеко! — Он с уважением посмотрел на скорчившегося у его ног калеку, но вдруг улыбнулся, словно обрадовался посетившей его необыкновенно удачной мысли.— Скачи обратно, удалец, здесь и без тебя полно народа! Затопчут!
— Не препяштвуй мне, добрый воин! — плаксиво заканючил Конан.
— Проваливай!— Удачных мыслей больше не приходило в голову. Разговор сразу надоел стражнику, и он решил прекратить его.— Проваливай, говорю! Иначе…— так и не докончив фразы, он вытащил из ножен широкий, но не очень длинный меч и принялся поигрывать им.
— …Инаше поштенная Рогажа будет недовольна,— прошамкал калека, на которого вся эта демонстрация силы, как видно, не произвела должного впечатления.
Во взгляде верзилы промелькнуло недоверие, смешанное с испугом, и Конан подумал, что не ошибся, упомянув о старой колдунье. Он давно уже подметил, что жители города, вплоть до стражи и жрецов, предпочитали даже не упоминать вслух имени ведьмы. К радости растерявшегося стража, из ворот показался жрец, который смиренно произнес:
— Убери свой меч, Морог. Пусть идет. Затх не делает различий между своими детьми!— Верзила облегченно вздохнул и с показным неудовольствием уступил дорогу.— Ты, Морог, лучше проследи, чтобы убогого не затоптали. Пусть наш брат по вере полюбуется на церемонию — сейчас должны казнить осквернителей!
— Тех, что вчера…— начал было говорить стражник, но жрец перебил его.
— Да, сын мой,— в голосе его слышалось прежнее смирение, но в глазах мелькнул злой огонек,— тех, что вчера осмелились бросить вызов власти повелительницы нашей, могущественной Рогазы! Быть может, гость наш сподобится ее милости, и она поставит его на ноги. У тебя есть ноги, несчастный, или ты лишился их? — Он склонил голову и обратился к киммерийцу.