– Рад за вас, Олег Миронович, – огрызнулся Кудесник. – И все же постарайтесь сосредоточиться. А то нас всех потопят в дерьме. Вы разговаривали с женщиной, назвавшейся Надеждой Викторовной. Вы видели ее лицо, мелькнувшее в машине. Сейчас вам представят четырех дам, и вы должны из них выбрать одну.
Брызгалов задрожал. Судя по апатии, охватившей человека, ему уже было все равно, найдут преступников или нет. Но опять встречаться с этой женщиной…
– Хорошо, – усмехнулся Кудесник, изучив лицо визави. – Следователь будет беседовать с каждой из них, а вы будете сидеть в соседней комнате, смотреть в монитор и слушать.
Итог эксперимента ничуть не удивил. Просто жаль потраченного времени. Через час с небольшим Кудесник снова лицезрел перед собой «приболевшего» депутата и слушал его беспомощный лепет, старательно подавляя тошноту. Олег Миронович практически не видел эту женщину, мелькнула она в окне, он успел еще подумать, что многовато у бабы на лице косметики. Но это решительно не шлюшка Анфиса и не Настя из супермаркета. Больше всех на ту даму похожа Ксения, хотя он не уверен – ведь это был какой-то миг, да и прическа другая… Но он готов заявить решительно: голос не Ксении, а скорее той… ну, которая самая робкая – Лиза, да? Вернее, даже не ее голос, а отдаленно похожий. Настолько отдаленно, что он не даст никаких поручительств, ничего он не знает, оставьте его в покое! Пусть ему ткнут в любую из представленных барышень, и он подпишет все, что ему скажут…
– И что теперь, Аркадий Григорьевич? – уныло вопросил помощник, брезгливо глядя вслед уходящему Брызгалову. – Оформляем на трое суток? Отпускаем?
Предчувствия тяжелых последствий томили душу старому лису. Его подчиненные и без того перестарались. Атмосфера в Качалове накаляется, вдобавок эти ужасные ролики в Интернете. Не факт, что московские товарищи сделают из качаловских подельников козлов отпущения, но такую вероятность исключать нельзя. Если пойдет большая волна, то всех сольют с потрохами, невзирая на связи, лишь бы самим удержаться, а потом будут кричать во всех СМИ: дескать, в очередном маленьком городе разоблачена крупная банда, сросшаяся с властью! А мы недоглядели, не уделили должного внимания, виноваты. А если еще вскроется, что полиция работала не самыми конституционными методами…
– Баб отпускайте, – проворчал Кудесник, – но поставьте на учет. Желательно понаблюдать за ними. Мужчин допросить еще раз, в моем присутствии.
Он всматривался в лица этих людей, искал в них что-то неестественное, настораживающее и, хоть ты тресни, не находил! Заика Никита откровенно психовал, моргал в пол, дергал плечами, словно его без остановки кусали блохи.
– У вас что-то случилось, Никита? – вкрадчиво спрашивал Кудесник.
– Д-да н-нет… – отшучивался тот. – Я всегда такой и-испуганный…
И тут же решил, что проговорился, испуганно глянул на подполковника полиции и снова потупил взор.
У этого жалкого парня по фамилии Россохин не было алиби, ему от роду было двадцать семь, круглый сирота, приехал в Качалов из соседнего района (вроде как за девушкой, но что-то не срослось в личных сферах), хотел устроиться таксистом, да тоже не вышло. Подрабатывал на стройке, потом дворником одновременно в нескольких ЖЭУ. Он никогда не совершал ничего противозаконного. Живет себе тихо, зарабатывает копеечку, в общежитии приютил его товарищ, поскольку снимать жилье пока дорого, а о покупке собственной квартиры и думать нечего. Он не понимает, за что его взяли! Вот его документы, они же не фальшивые какие-нибудь… Кудесник уныло разглядывал паспорт с волоколамской пропиской, военный билет, согласно которому фигурант оттрубил два года в автомобильных войсках, где его уж точно не могли научить в одиночку вырубать десяток омоновцев…
– Я, кажется, догадываюсь, – пробормотал второй фигурант – мрачноватый двадцативосьмилетний Артем Сосновцев. – Вы ловите тех, кто называет себя «мстителями»? Только о том и разговоров в городе… Ну, ни хрена себе… – протянул он. – Вот так чести я удостоился…
– А если вы не входите в эту банду, вам хотелось бы в нее войти? – несколько витиевато осведомился Кудесник.
Осмыслив сказанное, Артем смутился. Он в общем-то существо аполитичное, ему плевать, за что решили побороться эти странные люди, не надо ловить его на словах, в которых он не силен.
– Давно хромаете? – спросил Кудесник.
– Года три, – мысленно прикинул Артем. – Собственно, потому из органов и уволился. Наркоман ножкой от кресла колено сломал.
– Вы работали в органах? – напрягся Кудесник.
Артем немногословно рассказал, что отслужил четыре года в ППС во Владимире – после армии решил отправиться в ментуру. Военный срок тянул на Дальнем Востоке – в караульных частях внутренних войск. В Качалов переехали с женой, чтобы быть поближе к ее родне. Вот только развелись два года назад по «ряду семейных обстоятельств», с бывшей женой почти не видится, снимает комнату в общаге. Работает то сторожем, то грузчиком, не противник приложиться к бутылочке, девушка имеется – ну, не красавица, конечно. Кому еще нужен такой хромоногий? «Отличная, кстати, кандидатура, – сделал мысленную зарубку Кудесник. – Кабы не эта окаянная хромоногость. Надо бы выяснить, не пропадает ли временами у него хромота. Сделать запрос во Владимир – чего там с ногой?»
Третий фигурант, Константин Забелин, из последних сил храбрился, гримасничал, как паяц.
– А что, мы завсегда готовы помочь родной полиции – если Родина прикажет, то и в камере посидим, и потерпим, и чужое на себя возьмем… А что случилось-то, товарищи милиционеры… в смысле, господа полицейские? Клянусь, ни разу не сидел, не привлекался, всю сознательную жизнь на железке ишачил…
Не мог этот «ванька-встанька» быть хладнокровным «мстителем»! Если он, конечно, не гениальный актер. Но он не то что гениальным, он просто актером не был – все его гримасничанье было насквозь фальшивым, наигранным, а за позерством просвечивал страх. Парню стукнуло тридцать, десять лет назад вернулся из армии – служил в железнодорожном стройбате – восстанавливал полотно на Северном Кавказе после многочисленных подрывов. По возвращении на гражданку несколько лет трудился составителем поездов в местном депо, потом перевелся в ремонтную бригаду. Уволился в 2009-м, и вот уже два года он типичное «перекати-поле», то здесь поучаствует, то там…
Аркадий Григорьевич с тоской выслушивал откровения клоуна и думал нелегкую думу. Разумеется, все слова будут проверяться, требуется изучение биографий, выяснение, где их носило в последние дни, проверка алиби на те часы, когда «мстители» развивали свою разрушительную деятельность… но черт его побери, если это не пустышка!
А часы тянулись, уже светало, настало время для принятия решения. Будет ли он прорабатывать эту троицу, а заодно отпущенных девиц, или… И вдруг раздался телефонный звонок, и срывающийся от волнения голос капитана Махрышкина проинформировал: шесть минут назад, в пять сорок две, рядом с мэрией прогремел мощный взрыв. Все экстренные службы уже там…
И снова подполковника Кудесника обвели вокруг пальца. Он проглотил наживку, всю ночь занимается непонятно чем, собирая вокруг Зубиловки свои наличные силы, отрабатывает ложные следы, а в это время террористы спокойно наносят удар в самое сердце!
– Довольно! – хлопнул он кулаком по столу. – Отпускайте этих голодранцев, чтобы духу их здесь не было, и хватит уже маяться дурью! – сжал кулаки и бросился вон из ИВС…
Город еще не проснулся, у здания мэрии было пусто. Взрыв прогремел напротив пустующей парковки, вырвав с корнем две голубые елочки, повалив скамейку и выбив окна в вестибюле. Пожарные, прибывшие по звонку охраны, успели потушить пламя. Полиция оцепила место происшествия. Прибыли специалисты по обезвреживанию взрывных устройств, констатировали, что обезвреживать нечего, осмотрели территорию и вынесли заключение, что взорвалась, судя по всему, небольшая осколочная граната, а слухи о «мощном взрыве» явно преувеличены. Но теракт тем не менее состоялся, и всем здравомыслящим людям стало понятно, что шило из мешка уже выпало. Реагировать столичным властям придется.
К обеду информация о теракте в провинциальном городе проскользнула по центральным теленовостям. Экстренное совещание у мэра оптимизма не прибавило. Пал Палычу Фаустову позвонил закадычный товарищ из влиятельных столичных кругов и поставил в известность о пренеприятном событии: к вам едет группа опытных следователей из Следственного управления МВД, чтобы выяснить, что за безобразия творятся в вашем Качалове. «Это нормально, Пал Палыч, – вкрадчиво бормотал товарищ. – В Следственном управлении наши люди. Гораздо хуже, если бы к вам направили комиссию из Следственного комитета. Вы уж устройте товарищам достойный прием…»
А Зоя Васильевна Чаплина только после обеда добралась до работы. Никто не спрашивал, почему она опоздала, – начальство не опаздывает. Она сидела в своем кабинете, насупившись, не отвечая на звонки. На минуточку забежала подчиненная, смешливая и вздорная, – сунула бумагу на подпись. Она подмахнула, не глядя.
– Вы как-то не очень выглядите, Зоя Васильевна, – подметила коллега. – У вас лицо такое невыспавшееся… О-о, а что это у нас – новая прическа? – она открыла рот от удивления. – Ну, ничего себе… А знаете, мне в принципе нравится… правда, если честно, ваша прежняя прическа выглядела пышнее.
Проглатывая смешинку, подчиненная вылетела за порог. Зоя Васильевна закрыла глаза. Она должна уйти, хотя бы на больничный. Результаты «блестяще проведенной полицейской операции» потрясли ее до глубины души. Она не верила своим ушам, когда говорила по телефону с кипящим от бешенства Кудесником! Как же так?! Дома хаос, муж глотает сердечные капли, а она в три часа ночи нагрянула к знакомой парикмахерше – вся закутанная, похожая на мумию, попросила приличный парик из «домашних» запасов, решительно отказавшись комментировать ситуацию (пусть будет, скажем, неизлечимая болезнь). Взяла со знакомой честное слово, что та никому не проговорится. Куда там, хоть десять честных слов, и каждое друг друга честнее! Уже завтра та растреплет всему городу, и люди будут делать выводы! А потом, насилу усыпив разволновавшегося мужа, глотая слезы, она извлекала портняжные ножницы, состригала остатки волос, потом скребла по черепу бритвенным станком и примеряла сомнительного качества изделие, произведенное, судя по жесткости, из колючек дикобраза. Твердила себе, что она мужественная, справится…