Когда Летти начала осознавать, какие испытания предстоят и сколько это может занять времени, ее решимость окрепла и она взяла себя в руки. Дважды поинтересовалась, нельзя ли избежать шумихи.
— Нет, — терпеливо объяснил Джейк, — это невозможно.
Она боялась Симеона с его родственниками-бандитами и спросила, не лучше ли ей уехать куда-нибудь. На этот счет Джейк не мог ей давать никаких советов, но уже предвидел хаос, в который превратится ее жизнь, когда материализуется даже самая дальняя родня и с неба упадут новые друзья.
Два часа спустя она нехотя ушла. Джейк проводил ее до выхода. Уже стоя на пороге, Летти окинула взглядом улицу, потом обернулась и еще раз посмотрела на Джейка, словно предпочла бы остаться там, внутри, с ним, где ей казалось безопаснее. Сначала она была потрясена завещанием, потом ошарашена процедурой вступления в наследство, и теперь Джейк представлялся ей единственным человеком, которому можно доверять. Глаза у нее снова увлажнились, но наконец она ступила на тротуар.
— Это слезы радости, или она до смерти напугана? — спросила Рокси, когда Джейк закрыл дверь.
— И то и другое, полагаю, — ответил он.
— Звонил Дубас Ли. — Рокси помахала розовым стикером. — Он идет по горячему следу.
— О нет!
— Да-да, я не шучу. Сказал, забежит сегодня, чтобы покопаться в грязном белье Сета Хаббарда.
— Что же там грязного? — вздохнул Джейк, принимая стикер у Рокси.
— Для Дубаса все грязное.
Думас (это его настоящее имя) Ли писал для «Форд каунти таймс» и славился тем, что искажал и передергивал факты, при этом ловко увертывался от судебных исков. Его прегрешения, грязноватые и отнюдь не вынужденные, обычно бывали малозначительными, почти безобидными, и никогда не доходили до преднамеренной диффамации.
Он вольно обходился с датами, именами и местами, но никогда никому не создавал серьезных неприятностей. У него было чуткое ухо на уличные сплетни, сверхъестественный нюх на все, что только-только случилось и даже еще не закончилось. И хотя Думас был слишком ленив, чтобы копать глубоко, поднять шумиху умел. Предпочитал освещать судебные процессы главным образом потому, что здание суда располагалось прямо напротив редакции, и бо́льшая часть судебных протоколов находилась в открытом доступе.
Думас решительно вошел в юридическую контору Джейка Брайгенса в конце дня в среду, уселся на стул возле стола Рокси и потребовал встречи с адвокатом.
— Я знаю, он здесь, — заявил он с улыбкой убийцы.
Рокси проигнорировала его ужимки. Думас Ли любил женщин и тешил себя иллюзией, будто каждая из них строит ему глазки.
— Он занят, — ответила Рокси.
— Я тоже. — Думас открыл журнал и начал тихонько насвистывать.
— Мистер Брайгенс готов с вами встретиться, — через десять минут сообщила Рокси.
Джейк и Думас были знакомы много лет, и между ними никогда не возникало проблем. Джейк был одним из немногих адвокатов, работающих в конторах вокруг площади, которые никогда не грозили ему судебными исками, и Думас это ценил.
— Расскажите мне о Сете Хаббарде. — Он достал блокнот и ручку.
— Полагаю, вы уже видели завещание, — ответил Джейк.
— У меня есть копия. Она у каждого теперь есть. Сколько он стоит?
— Он ничего не стоит — он мертв.
— Ха-ха. Тогда сколько стоит его наследство?
— В данный момент, Думас, я ничего не могу сказать. Сам знаю очень немного.
— Ладно, тогда давайте конфиденциально.
С Думасом ничто не могло остаться конфиденциальным, и всем адвокатам, судьям и служащим это было известно.
— Я не могу говорить ни конфиденциально, ни не конфиденциально. Я вообще ничего не могу сказать, Думас. Вот так, все просто. Может, позже.
— Когда будет обращение в суд?
— Похороны состоялись только вчера, помните? Нет никакой спешки.
— В самом деле? Никакой спешки? А почему же вы зарегистрировали свое ходатайство через двадцать минут после окончания похорон?
Пойманный и уличенный, Джейк помолчал — вопрос был правомерен.
— Ну ладно, возможно, у меня была причина поторопиться с ходатайством.
— Старинная игра: кто быстрее добежит до суда, так? — предположил Думас с многозначительной ухмылкой, что-то корябая в блокноте.
— Без комментариев.
— Я не могу найти Летти Лэнг. У вас есть идеи, где она может быть?
— Без комментариев. И она в любом случае не станет разговаривать ни с вами, ни с каким-то другим журналистом.
— Это мы еще посмотрим. Я раскопал одного парня в Атланте, он пишет для делового журнала, так вот он сказал, что некая финансовая группа купила холдинговую компанию, принадлежавшую Сету Хаббарду, за пятьдесят пять миллионов. Это было в конце прошлого года. Чуете?
— Без комментариев, Думас. — Джейк удивился, как журналист, известный своей ленью, ловко использует телефон.
— Я не очень силен в бизнесе, но у старика наверняка были долги. Опять без комментариев, да?
Джейк кивнул.
— Но я не могу найти его банк, — настойчиво допытывался журналист. — Чем больше копаю, тем меньше узнаю о вашем клиенте.
— Я никогда не встречался с этим человеком, — заявил Джейк.
Думас записал и это.
— А вы не знаете, были у него долги? Когда я спросил мистера Эмбурга, он словно язык проглотил, а потом и вовсе трубку повесил.
— Без комментариев.
— Значит, если я напишу, что мистер Хаббард продал свою компанию за пятьдесят пять миллионов и не упомяну ни о каких долгах, потому что у меня нет сведений на этот счет, у читателей создастся впечатление, будто его наследство стоит гораздо больше, чем есть на самом деле, так?
Джейк кивнул. Думас понаблюдал за ним, подождал немного, потом что-то записал.
— Итак, главный вопрос, Джейк, состоит в следующем: почему человек, который стоит много миллионов, меняет завещание за день до самоубийства, полностью лишая семью наследства и оставляя все домоправительнице? Я правильно понимаю?
«Правильно, Думас, это главный вопрос», — мысленно согласился с ним Джейк, но ничего не сказал, только снова кивнул.
— А второй вопрос, наверное, такой: что именно увидели Сет и его маленький брат, если впечатление, которое это на них произвело, Сет не забыл и спустя полвека? Так?
— Это действительно очень важный вопрос, — ответил Джейк, — но не уверен, что это — вопрос номер два.
— Согласен. Есть идеи, где теперь может обретаться Энсил Хаббард?
— Никаких.
— Я нашел их дальнего родственника в Тьюпело, который говорит, что семья считала его умершим уже лет двадцать назад.
— У меня пока не было времени заняться поисками Энсила.
— Но вы этим займетесь?
— Да, он — бенефициар согласно завещанию. Моя обязанность найти его, если это возможно, или выяснить, что с ним случилось.
— И как вы собираетесь действовать?
— Понятия не имею. Еще не думал.
— Когда первые слушания в суде?
— Они еще не назначены.
— Попро́сите свою помощницу сообщить мне, когда дата станет известна?
— Да, если слушания не будут закрытыми.
— Ну, это ясно.
Последним посетителем Джейка в тот день стал его арендодатель. Люсьен находился в совещательной комнате на первом этаже, где в кладовке хранилась юридическая литература. Он завалил ею весь стол и полностью погрузился в свой мир.
Джейк вошел, поздоровался. Когда он увидел десятки раскрытых книг, у него от ужаса свело желудок. Пришлось сделать глубокий вдох, чтобы прийти в себя. Он не мог припомнить, когда в последний раз Люсьен углублялся в юридические фолианты. Лицензии его лишили вскоре после того, как Джейк пришел в фирму, и с тех пор Люсьен всегда старался держаться подальше от конторы в частности и от юриспруденции вообще. И вот он вернулся.
— Развлекаетесь чтением? — спросил Джейк, опускаясь в кожаное кресло.
— Просто просматриваю книги по наследственному праву. Никогда особенно не имел с ним дела. Очень скучная материя, если, конечно, речь не идет о таком деле, как это. Не могу решить, требовать вам суда присяжных или нет.
— Я склоняюсь в пользу жюри, но это предварительно.
— Разумеется. — Люсьен закрыл книгу и отодвинул ее. — Вы говорили, что встречаетесь сегодня с Летти Лэнг. Как прошел разговор?
— Прекрасно, Люсьен, но вы не хуже моего знаете, что я не имею права разглашать подробности нашей конфиденциальной встречи.
— Естественно. А она сама вам понравилась?
Джейк помолчал и напомнил себе, что должен проявлять терпение.
— Да, она приятная женщина, но была совершенно потрясена. Впрочем, эта история действительно потрясает, мягко выражаясь.
— Но присяжным она понравится?
— Вы имеете в виду белых присяжных?
— Не знаю. Черных я понимаю гораздо лучше, чем белых. Я не расист, Джейк. Я — один из от силы дюжины белых в этом штате, не ослепленных расизмом. Я был первым и единственным белым членом Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения в здешних краях. Одно время все мои клиенты были черными. Я знаю черных, Джейк, и должен сказать, от черных присяжных в таком деле можно ожидать неприятностей.
— Люсьен, похороны состоялись только вчера. Вам не кажется, что эта беседа немного преждевременна?
— Возможно. Но разговора все равно не избежать. Вам повезло, Джейк, что я на вашей стороне. Так что вам следует мне всячески угождать. Послушайте, множество черных будут завидовать Летти Лэнг, потому что сейчас она — одна из них. Но если получит деньги, станет самым богатым человеком в округе Форд. Тут нет ни одного богатого черного. Это нечто неслыханное для здешних краев. С деньгами она перестанет быть черной. Она будет бесцеремонной и высокомерной по отношению ко всем, особенно к своим. Вы понимаете меня, Джейк?
— До некоторой степени. Но все же я предпочел бы иметь черных в составе жюри. Они будут более благосклонны, чем белая деревенщина, которая едва сводит концы с концами.
— Никакой деревенщины, конечно, тоже не надо.
Джейк рассмеялся: