– Всегда может быть гораздо хуже. Так нельзя жить, Иззи. Тебе просто нужно… иметь веру, думаю. В себя, в других людей. В то, что все получается, потому что тебе наплевать и потому что ты пытаешься. Больше мы ничего не можем сделать. В противном случае ты просто сдаешься и позволяешь тревоге одержать верх. Ты не можешь это сделать.
– А вот как ты не тревожишься?
– Тебе придется доверять себе. Ты должна.
Изабел глубоко вздохнула и отломила кусочек маффина – с корицей и белым шоколадом. Джун тут же поняла, что пусть и немного, но успокоила сестру.
В тот вечер Джун, Изабел, Кэт собрались в комнате у Лолли для незапланированного киновечера. Все были настолько печальны, что Лолли отрядила Джун выбрать фильм с Мэрил Стрип, который был бы со смыслом и трогательный, что-нибудь душевное. Джун перебирала коллекцию видеодисков в гостиной, надеясь, что у тетки найдется такой, как она хочет. Да, вот он. «Крамер против Крамера».
Джун смотрела этот фильм давно, а потом еще раз, когда болела гриппом, и он шел по кабельному телевидению. Мэрил Стрип бросает Дастина Хоффмана и их пятилетнего сына – а может, ему шесть, – потому что Дастин эгоистичный трудоголик, а ей это надоело. Ему приходится заботиться о мальчике самостоятельно, и он узнает, что такое на самом деле быть родителем. Но как раз когда он осознает, что быть отцом своего сына гораздо важнее всего остального в мире (работы, его самого), Мэрил возвращается и требует сына. Дастин не хочет его отдавать, борется за то, чтобы быть тем отцом, каким он стал. И судится с Мэрил за опеку над ребенком. Но процесс выигрывает она. Даже Мэрил не может не видеть, как изменился Дастин, как доверяет ему сын, как он любит и нуждается в своем отце, и она решает оставить их вместе.
«Вдруг фильм поможет Изабел понять, почему Гриффин расстроился и не в состоянии отвечать на ее звонки, – рассуждала Джун. – Что это связано не столько с ней, сколько с его страхами. И может, Изабел увидит, что из нее вышла бы отличная мать, потому что ее инстинкт, способность любить, то, какой личностью она стала, доказывают это».
Изабел вошла с мисками поп-корна на подносе.
– Все на месте, да?
Этим вечером они были только вчетвером. Муж Перл простудился, поэтому она осталась дома ухаживать за ним, а поскольку Лолли чувствовала себя неважно, то захотела провести киновечер в своей комнате только для семьи.
Кэт улеглась на больничную кровать рядом с матерью, почти полностью укрывшись кашемировым палантином, который получила в подарок на помолвку. С грустным видом Изабел подала Кэт большую миску поп-корна – на двоих с Лолли, потом выключила свет и села рядом с Джун на деревянный складной стул с мягким сиденьем. Положила ноги на кушетку, как и сестра.
– Гриффин так пока и не позвонил? – прошептала Джун, беря горсть поп-корна из миски на коленях у Изабел.
Та покачала головой.
– Думаю, и не позвонит. Я дважды набирала его вчера вечером и один раз сегодня утром.
– Я уверена, он позвонит, – тряхнула головой Джун. – Он просто перепугался. К тебе это не имеет отношения.
– Ничего этого не случилось бы, не оставь я девочек одних. Даже на две минуты.
– Алексе четырнадцать лет, Изабел, – вмешалась Кэт. – Не то что бы я подслушивала. Ну, если честно, подслушивала. На твоем месте любой поступил бы так же – попросил четырнадцатилетнюю девочку пару минут присмотреть за младшей сестрой, пока ты принесешь из дома ингредиенты для лимонада и пирожные. Любой, в том числе Гриффин. Ты не виновата.
– Тогда почему я так погано себя чувствую? Почему Гриффин не перезвонил мне?
Джун-то понимала, но она дала бы Гриффину хотя бы еще день, чтобы переварить случившееся. Джун беспокоило, что из-за этого происшествия Изабел так себя чувствовала – вчера ясно было видно, как она расстроилась.
Лолли села поровнее.
– Как сказала Джун, его до смерти напугало само исчезновение Эмми. Но как человек, он скорее больше всего сердит на себя, Изабел. Когда он это переживет, то позвонит.
Изабел взяла горсть жареной кукурузы – еще один хороший знак.
– Надеюсь.
Лолли нажала «play» на пульте.
– По-моему, Джун выбрала для сегодняшнего вечера очень хороший фильм.
– Посмотрите, какая Мэрил молодая, – восхитилась Джун, пока на экране Мэрил Стрип сообщала Дастину Хоффману, что бросает его и сына. – Когда он снят? В семьдесят каком-то?
Лолли включила лампу на прикроватном столике и пробежала глазами надписи на коробке от диска.
– В тысяча девятьсот семьдесят девятом.
– Она получила за него «Оскара», да? – спросила Джун.
Лолли кивнула.
– За него, за «Выбор Софи» и за «Железную леди».
– Ничего себе! Мне, конечно, понятно, почему Мэрил сыта этим по горло, – заметила Джун. – Но взять и бросить собственного ребенка… Тут я чего-то не понимаю.
Кэт зачерпнула поп-корн из их общей с Лолли миски.
– Потрясающе, как Мэрил тем не менее умеет заставить вас сочувствовать ей. Она безумно талантлива, если способна на такое.
– Действительно, – согласилась Лолли. – Поэтому я и могу снова и снова смотреть ее фильмы. И она была так молода, когда снималась в этой ленте.
Все они отставили сладости и напитки, притихнув, пока Дастин Хоффман медленно и в то же время быстро менялся, превращаясь из эгоистичного трудоголика в человека, который видит в сыне маленькую личность, реально нуждающуюся в нем.
– Дастин Хоффман тоже потрясающий актер, – заметила Джун. – Ты реально видишь, как он изменился, как понял, что ребенок важнее любого проекта на работе.
Лолли тоже взяла поп-корн.
– И насколько беспощаден мир рекламы… ну, или был тогда. То, что начальник его увольняет, показывает, что по большому счету в том мире никому ни до кого нет дела.
– Вот это да – Мэрил Стрип возвращается через пятнадцать месяцев? – округлила глаза Изабел. – Прошло пятнадцать месяцев, и она вдруг хочет вернуть сына?
Джун покачала головой.
– Не могу представить даже дня, чтобы не видеть Чарли, не обнимать его, не убеждаться, что он знает о моей любви.
– Меня не убеждает судебный процесс, – подала голос Кэт – Как представлено дело. Адвокаты, судьи… их там не было, они не могут знать, что произошло, как произошло. Например, с падением на детской площадке.
– Но Мэрил-то знает, – возразила Изабел. – Потому что знает героя Дастина Хоффмана, своего сына.
Джун кивнула.
– О Боже, я чувствовала, что этим кончится, но все равно не могу поверить, что опеку над ребенком отдали Мэрил. Он так любит своего сына… Только что обрел его по-настоящему, стал отцом в истинном смысле этого слова, и теперь мальчика отбирают.
Никто в комнате не удержался от слез. Лолли промокнула глаза бумажным носовым платком.
– Как мне нравится этот момент! Мэрил приходит забрать сына, а потом говорит, что знает – Билли уже дома.
– Теперь я хотя бы плачу счастливыми слезами, – отозвалась Изабел, вытирая глаза. – Господи Боже, как трогательно.
– Позвони Гриффину еще раз, – сказала Кэт. – Просто наговори на голосовую почту. Скажи, что понимаешь, почему он тебе не перезванивает, и просто хочешь, чтобы он знал, что ты понимаешь.
Изабел покачала головой.
– Я звонила трижды. Он не перезвонил ни разу За последнюю неделю мы разговаривали по телефону каждый вечер.
– Я считаю, он неправильно поступает, не перезванивая, – заметила Джун. – Понятное дело, он расстроен, но заставлять тебя так терзаться – неправильно. Он мог хотя бы позвонить и сказать, что ему просто нужно немного времени, что-то в этом роде.
– Сбрось ему сообщение по электронной почте, – предложила Кэт. – Напиши, что мы на киновечере посмотрели «Крамер против Крамера», на тебя фильм произвел большое впечатление, ты получила очень эмоциональный взгляд изнутри на жизнь отца-одиночки, что, например, испуг Дастина Хоффмана, когда сын поранился на детской площадке, помог тебе понять, какого страха он, должно быть, натерпелся вчера.
– А если он решит, что я идиотка, сравнивающая реальную жизнь с кино? – спросила Изабел.
– Ты пропустила фильм через себя и увидела вещи, с точки зрения отца-одиночки, – подсказала Лолли. – Думаю, ты можешь об этом сказать. Высказаться тебе в любом случае придется.
Лолли начала было говорить что-то еще, но зевнула, глаза у нее стали закрываться.
– Давай-ка мы не будем мешать тебе, засыпай. – Кэт поцеловала матери руку.
Изабел и Джун сделали то же самое. Потом Изабел поднялась наверх написать Гриффину, а Кэт поехала к Оливеру. Джун вдруг оказалась одна внизу, в притихшей гостинице, пока не пришли гости из номера «Альбатрос» и не попросили кофе, если Джун не возражает.
Она не возражала. На кухне заварила им целый кофейник и положила на тарелку остатки печенья с шоколадной крошкой. Ее телефон зазвонил, и она схватила его. Может, Смиты.
Это был Генри.
– Привет, Джун. Мне нужно с тобой поговорить. Это важно. Ты можешь прийти?
«Он меня увольняет? Нет, это глупо. Хочет поговорить о том, что случилось на катере в День труда, точно. Видимо, сообщит, что понимает: мне необходимо это сделать и что отношения между нами не обязательно должны быть натянутыми, как сейчас».
По вторникам и средам у Джун были выходные, поэтому она не видела Генри сразу после Дня труда, когда он признался, что всегда любил ее. Всю неделю он старался не показываться ей на глаза, затем уехал на выходные на мотоцикле. Один раз, когда ей нужно было поговорить с ним о затерявшемся заказе, она постучала в его кабинет, но ответа не получила. Когда же украдкой выглянула в заднее окно, то увидела Генри на катере. Он просто смотрел на воду, потом взглянул на причал.
«Он не знает, что делать, – подумала она тогда. – С этой ситуацией, со мной. С нами».
Ей тоже нужно было кое-что ему сказать. После того как он признался в своих чувствах, Джун не хотела делиться с ним новостью о том, что родители Джона нашлись… во всяком случае, их телефон и адрес. Но может, лучше сообщить ему, чтобы Генри понял: она близка к цели, больше не хватается за воздух. Если, конечно, получит ответ.