Три дня я не пил.
За это время ко мне обратилась новая клиентка, попросившая достать компромат на ее мужа, которого она подозревала в супружеской измене. По выходным он на несколько часов куда-то исчезал, оправдываясь тем, что ездит в хозяйственный магазин, но никогда и винтика оттуда не привозил. Он стал удалять сообщения на своем сотовом. По словам клиентки, он совершенно не походил на человека, за которого она выходила замуж.
В субботу я проследил, как парень направился – куда бы вы думали? – в зоопарк. С ним была женщина – да! – которой исполнилось от силы четыре года. Девочка подбежала к вольеру со слоном. Я тут же вспомнил животных, которых видел в заповеднике, – те свободно гуляли по бескрайним просторам, а не ютились в маленькой бетонной клетке. Слон раскачивался взад-вперед, как будто танцевал под музыку, которую слышал только он один.
– Папочка, – воскликнула малышка, – он танцует!
– Однажды я видел слона, который хоботом очистил апельсин, – мимоходом сказал я, вспоминая свой визит в заповедник после гибели смотрительницы. Такие фокусы исполняла Оливия: она катала крошечный фрукт массивной передней ногой, пока кожура не лопалась, потом осторожно очищала хоботом кожуру.
Я кивнул мужчине – мужу своей клиентки. Я случайно узнал, что у пары нет детей.
– Какая милая малышка! – восхитился я.
– Да, – ответил он, и я услышал в его голосе удивление, которое возникает только тогда, когда вы узнаете, что у вас будет ребенок, а не тогда, когда вашей дочери уже четыре года. Если только вы совсем недавно не выяснили, что являетесь ее отцом.
Мне пришлось вернуться домой и сообщить клиентке, что муж не изменяет ей с другой женщиной – у него целая жизнь, о которой она даже не догадывается.
Стоит ли удивляться, что ночью мне приснилось, как я обнаружил Элис Меткаф без сознания, и клятва, которую я дал слонихе, но так и не сдержал: «Обещаю, я ее не обижу».
И тут мое воздержание от спиртного закончилось.
Я уже во всех подробностях не помню восьми часов после того, как обнаружил Элис Меткаф, потому что слишком много событий произошло за короткий промежуток времени. Ее увезли на машине скорой помощи в местную больницу, она так и не пришла в сознание. Я велел врачам немедленно связаться с нами, как только она очнется. Мы попросили полицию из соседних городков помочь обыскать каждый уголок слоновьего заповедника, потому что не знали, там ли находится дочь Элис Меткаф. Только в девять вечера мы заглянули в больницу, но нам сообщили, что Элис Меткаф все еще без сознания.
Я полагал, что нам следует арестовать Томаса как подозреваемого. Донни ответил, что это невозможно, поскольку мы не знаем, было ли вообще совершено преступление. Он сказал, что следует дождаться, когда Элис очнется и расскажет, что же произошло. Виновен ли Томас в ране на ее голове, в исчезновении ребенка или смерти Невви.
Мы были в больнице, ожидая, пока она придет в сознание, когда позвонил перепуганный Гидеон. Через двадцать минут, освещая путь фонарями, мы уже шагали с ним к вольеру со слонами – к месту, где Томас Меткаф, босиком, в халате, пытался сковать цепью передние ноги слонихи. Она старалась вырваться из пут, а у ног лаяла и кусалась собака, пытаясь ему помешать. Меткаф пнул собаку под ребра – та заскулила и упала на брюхо.
– Чтобы ввести ей блокатор…
– Не знаю, что, черт возьми, он задумал, – сказал Гидеон, – только мы здесь в цепи слонов не заковываем.
Слоны трубили – жуткий звук, от которого дрожала земля и мои ноги.
– Нужно увести его отсюда, – пробормотал Гидеон, – пока слоны не пострадали.
Или наоборот, подумалось мне.
Целый час мы уговаривали Томаса покинуть вольер. Еще полчаса ушло у Гидеона на то, чтобы подойти к испуганным животным достаточно близко и снять оковы. Мы надели на Меткафа наручники, которые, казалось, сидели как влитые, и отвезли его в психиатрическую клинику в девяноста километрах к югу от Буна. Какое-то время, пока мы ехали на машине, наши сотовые находились вне зоны действия сети, поэтому только спустя час я получил сообщение, что Элис Меткаф пришла в себя.
К тому моменту мы уже шестнадцать часов были на ногах.
– Завтра, – решил Донни, – допросим ее завтра утром. Сейчас ни от тебя, ни от меня толку не будет.
Так я совершил самую большую ошибку в жизни.
Между двумя часами ночи и шестью утра Элис выписалась из больницы Мерси и исчезла с лица земли.
– Мистер Стэнхоуп? – говорит она. – Верджил Стэнхоуп?
Когда я открывал дверь, в устах девочки мое имя звучало как обвинение, как будто иметь имя Верджил – значит болеть венерическим заболеванием. И внезапно включилась моя защитная реакция. Я уже не тот Верджил, того Верджила уже давным-давно нет.
– Вы ошиблись.
– И вам никогда не хотелось узнать, что же случилось с Элис Меткаф?
Я пристальнее вгляделся в ее лицо, которое благодаря выпитому все еще оставалось для меня размытым пятном. Потом прищурился. Должно быть, это очередная галлюцинация.
– Уходи, – невнятно пробормотал я.
– Не уйду, пока не признáетесь, что вы и есть тот человек, который десять лет назад оставил мою мать в больнице в бессознательном состоянии.
Я мгновенно трезвею и понимаю, кто передо мной стоит. Это не Элис. И не галлюцинация.
– Дженна? Ты ее дочь?
Свет, окружающий ее лицо, напоминает сияние, какое мы видим на иконах в соборах, – от подобного искусства сердце замирает.
– Она что-то говорила вам обо мне?
Конечно, Элис Меткаф ничего не говорила. Ее уже не было в больнице утром, когда я туда вернулся после несчастного случая, чтобы записать показания. Все, что могли сообщить медсестры, – она подписала документы, освобождавшие медперсонал от ответственности за нее, и упоминала имя Дженны.
Донни воспринял происшедшее как доказательство того, что Гидеон говорит правду: Элис Меткаф, как и намеревалась, убежала с дочерью. Учитывая, что ее муж – чокнутый, такой конец казался счастливым. В то время Донни оставалось две недели до пенсии, и я понимаю, что ему хотелось «подчистить» бумаги у себя на столе, включая и гибель смотрительницы в заповеднике в Новой Англии. «Это несчастный случай, – решительно заверил он, когда я попытался подтолкнуть его к тому, чтобы копнуть глубже. – Элис Меткаф – не подозреваемая. Она даже не пропавшая без вести, поскольку никто не сообщил о ее исчезновении».
О нем так никто и не сообщил. А когда я попытался, меня остановил Донни, который категорично заявил, что для меня лучше было бы просто забыть об этом деле. Когда я возразил, что он совершает ошибку, Донни понизил голос и загадочно сказал:
– Это не я совершаю ошибку.
Вот уже десять лет в этом деле для меня оставались темные пятна.
Однако теперь, десять лет спустя, на моем пороге стояло доказательство того, что в итоге Донни Бойлан оказался прав.
– Черт побери! – восклицаю я, потирая виски. – Поверить не могу.
Я распахиваю дверь, чтобы Дженна смогла войти. Девочка морщит носик, замечая на полу кабинета обертки от фастфуда и чувствуя, как в комнате накурено. Дрожащей рукой я достаю из кармана рубашки сигарету и прикуриваю.
– Сигареты вас убьют.
– Еще не скоро, – бормочу я, затягиваясь никотином. Клянусь, бывают дни, когда только сигарета возвращает меня к жизни.
Дженна кладет на стол двадцать долларов.
– Что ж, в таком случае попытайтесь собраться с силами еще ненадолго, – просит она. – По крайней мере, для того, чтобы я могла вас нанять.
Я смеюсь.
– Милая, убери свои деньги из копилки. Если пропала собака, развесь объявления. Если тебя бросил парень ради девушки погорячее, набей лифчик поролоном и заставь ревновать. Эти советы, кстати говоря, бесплатные, потому что я добрый.
Она даже не моргнет.
– Я нанимаю вас, чтобы вы завершили свою работу.
– Какую?
– Вы должны найти мою мать, – говорит она.
Есть вещи, которые я никогда и никому об этом деле не рассказывал.
Дни после гибели смотрительницы в заповеднике Новой Англии, как вы понимаете, тянулись, словно в проклятом кошмарном сне. Томас Меткаф находился в ступоре в психиатрической больнице и был обколот лекарствами, его жена пребывала неизвестно где, единственным смотрителем остался Гидеон. Сам заповедник обанкротился и был по уши в долгах, все трещины в основании стали видны невооруженному взгляду общественности. Больше слонам не доставляли еду, не было сена. Землю намерен был забрать банк, но для этого необходимо было всех обитателей заповедника – почти шестнадцать тонн живого веса – куда-то переселить.
Непросто найти приют для семи слонов, но Гидеон вырос в Теннесси и знал одно местечко в Хохенуолде, которое называлось Слоновий заповедник. Там отнеслись к случившемуся как к несчастному случаю и вызвались помочь животным из Нью-Гемпшира. Согласились поместить слонов в карантин, пока для них не будет построен свой, отдельный загон.
В ту же неделю на моем столе появилось новое дело – семнадцатилетняя сиделка, которая нанесла черепно-мозговую травму полугодовалому младенцу. Я погрузился в попытки «расколоть» девчонку, блондинку из группы поддержки с идеальной белоснежной улыбкой, и заставить ее признаться, что она трясла малыша. Именно поэтому в день, когда Донни устраивал вечеринку в связи с выходом на пенсию, я все еще работал в кабинете, и тут как раз принесли заключение медэксперта о результатах вскрытия Невви Рул.
Я уже знал, что там написано: смерть смотрительницы наступила в результате несчастного случая, ее затоптал слон. Но я все равно поймал себя на том, что просматриваю написанное, читаю массу сердца жертвы, мозга, печени. На последней странице – перечень предметов, обнаруженных на теле жертвы.
И среди них – рыжий волос.
Я схватил результаты вскрытия и побежал вниз, где Донни в праздничном колпачке задувал на торте (больше похожем формой на огурец) свечи.
– Донни, – прошептал я, – нужно поговорить.
– Прямо сейчас?