– Извините, что заставил вас ждать. Переселение носорога прошло не так гладко, как я надеялся.
Оуэн Данкерк, ветеринар, спешил к нам с сумкой и ружьем. Он был неуклюж, как медведь, и предпочитал стрелять снотворным из автомобиля, а не из вертолета. Пока я не сосредоточилась на практическом исследовании скорби у слонов, у нас были приятельские отношения. Оуэн принадлежал к старой школе – он верил доказательствам и статистике. Ему казалось, что с таким же успехом я могла бы заявить, что использую выделенный на исследование грант на изучение колдовства или доказательство существования единорогов.
– Томас, это Оуэн, наш ветеринар, – представила я. – Оуэн, это Томас Меткаф. Он приехал к нам на пару дней.
– А ты уверена, что готова, Элис? – поинтересовался Оуэн. – Может, ты забыла, как надевать ошейник, с тех пор как стала записывать слоновьи панегирики и тому подобное?
Я не обратила внимания на его шпильки и на странный взгляд, которым одарил меня Томас Меткаф.
– Уверена, что сумею сделать это с закрытыми глазами, – заверила я Оуэна. – Чего не скажешь о тебе. Разве в прошлый раз ты не промазал? В цель размером… как бы это сказать… с целого слона.
К нам на своем «ленд ровере» присоединяется Аня. Для того чтобы надеть на слона ошейник, нужны два исследователя и три автомобиля, которые будут удерживать стадо, пока мы будем выполнять свою работу. На остальных двух машинах ехали егеря, один из них уже сегодня выследил стадо Тебого.
Одевание ошейника – это искусство, а не наука. Не люблю надевать ошейники во время засухи или летом, когда слишком высокая температура. На земле слоны так быстро перегреваются, что после падения необходимо внимательно следить за их температурой. Задача заключается в том, чтобы подвезти ветеринара к слону метров на двадцать, чтобы он мог благополучно выстрелить дротиком с лекарством. Как только матриарх падает, возникает паника, именно поэтому хочется, чтобы в идеале рядом были опытные егери, которые знают, как отогнать стадо, и уж точно здесь не место такому новичку, как Томас Меткаф, который может совершить какую-нибудь глупость.
Мы подъехали к машине Баши, и я довольно огляделась. Эта плоская и широкая местность идеально подходила для выстрела – слониха, если и побежит, не поранится.
– Оуэн, ты готов? – поинтересовалась я.
Он кивнул и зарядил снотворное в ружье.
– Аня, ты держись сзади, а я впереди. Баши! Элвис! Мы хотим отогнать стадо к югу, – сказала я. – Отлично, на счет три…
– Подождите! – Томас трогает меня за руку. – А мне что делать?
– Оставайтесь в машине и постарайтесь, чтобы вас не убили.
После этого я забыла о Томасе Меткафе. Оуэн выстрелил, стрела попала Тебого прямо в зад. Слониха вздрогнула, взвыла и мотнула головой. Она не стала вытаскивать маленький флажок, и другие слоны не стали, хотя иногда я наблюдала подобное.
Однако ее боль передалась стаду. Слоны сбились в кучу, некоторые встали к Тебого задом, чтобы защитить ее, некоторые пытались до нее дотянуться. От их трубных звуков дрожала земля. Слоны начали выделять секрет, маслянистые ручьи струились по их щекам. Тебого сделала несколько шагов, кивнула, но потом доза снотворного свалила слониху. Хобот ее обмяк, голова склонилась, она закачалась и стала падать.
Вот теперь мы должны были действовать, причем быстро. Если стадо не отогнать от упавшего матриарха, они могут ранить ее, пытаясь поставить на ноги, будут тыкать в нее бивнями либо не дадут нам подойти достаточно близко, чтобы ввести Тебого антидот. Слониха могла упасть на ветку, могла упасть на хобот. Хитрость в том, чтобы никогда не показывать страха. Если стадо сейчас набросится на нас, а мы отступим, то потеряем все – включая и слониху-матриарха.
– Давай! – скомандовала я.
Баши и Элвис взревели двигателями. Они хлопали, жали на клаксоны, отгоняли стадо машинами, разгоняли слонов, чтобы мы могли подойти к матриарху. Как только между нами и слонами образовалось приличное расстояние, мы с Оуэном и Аней выпрыгнули из своих автомобилей, оставляя встревоженное стадо на егерей.
У нас всего десять минут. Я сразу убедилась, что Тебого лежит на боку и земля под ней чистая. Я завернула ей ухо на глаз, чтобы не попадали прямые солнечные лучи и пыль. Слониха неотрывно смотрела на меня, в ее взгляде застыл ужас.
– Тихо… тихо… – успокоила я.
Мне хотелось прикоснуться к ней, погладить, но я знала, что не могу. Тебого не спала, она находилась в полном сознании и слышала каждый шорох, ощущала каждое прикосновение, запах. И поэтому я как можно меньше старалась к ней прикасаться.
Я вставила небольшую палочку-распорку в кончик слоновьего хобота, чтобы он оставался открытым: слон не может дышать ртом, он задохнется, если закрыть хобот. Тебого негромко фыркнула, когда я полила ее ухо и тело водой, охлаждая, чтобы было не так жарко. Потом надела ей на шею ошейник и затянула его болтом, оставив расстояние в две ладони между подбородком и противовесом, и спилила металлические края. Аня работала молниеносно: взяла образцы крови, крошечный кусочек кожи у Тебого с уха и волосы с хвоста для анализа ДНК, измерила температуру, длину бивней, ноги и расстояние от ноги до лопатки. Оуэн проводил общий осмотр: нет ли травм, как дыхание… Наконец мы проверили ошейник, чтобы убедиться, что система GPS работает и дает хороший сигнал.
На все про все – девять минут и тридцать четыре секунды.
– Мы молодцы! – заявила я, и мы с Аней начали собирать оборудование, чтобы отнести его назад к машине.
Баши с Элвисом уже отъехали, когда Оуэн еще раз наклонился над Тебого.
– Вот так, красавица… – приговаривал он, вводя ей в ухо антидот, прямо в вену.
Мы не уедем, пока не увидим, что слониха поднялась. Через три минуты Тебого встала на ноги, потрясла массивной головой и затрубила. Похоже, ошейник сел как нужно. Подойдя к стаду, она присоединилась к возбужденному ропоту и реву, прикасаясь к своим сестрам и производя мочеиспускание.
Я была горячая, потная – полный кошмар. Лицо грязное, на рубашке слюна слонихи. И я совершенно забыла о присутствии Томаса Меткафа, пока не услышала его голос.
– Оуэн! – окликнул он. – Чем стреляли? М99?
– Верно, – ответил ветеринар.
– Я читал, что достаточно булавочного укола, чтобы убить человека.
– Верно.
– И слониха, в которую вы только что стреляли, не спала. Ее только парализовало?
Ветеринар кивнул.
– Ненадолго. Но вы же сами видите, никакого вреда.
– У нас в заповеднике есть азиатская слониха по кличке Ванда. В восемьдесят первом году она обитала в зоопарке Гейнсвилля, когда в Техасе случилось наводнение. Большинство животных потерялось, но через сутки кто-то увидел, как из-под воды торчит ее хобот. Она два дня находилась под водой, довольно долго, прежде чем вода сошла настолько, чтобы слониху можно было спасти. После этого она стала ужасно бояться грозы. Не позволяла ни одному смотрителю искупать себя. Даже в лужу заходить боялась. Так продолжалось много лет.
– Не предполагал, что мой десятиминутный укол можно сравнить с сорокавосьмичасовой травмой, – присвистнул Оуэн.
Томас пожал плечами.
– С другой стороны, – заметил он, – вы и не слон.
Аня поспешила назад в лагерь, я украдкой взглянула на Томаса Меткафа. Создавалось впечатление, что он подразумевает, будто слоны умеют думать, чувствовать, испытывать злость, прощать. Все это находилось в опасной близости от моих убеждений – тех самых убеждений, за которые меня поднимали на смех.
Мы двадцать минут ехали назад в лагерь, и я слушала, как он рассказывает Оуэну о своем заповеднике в Новой Англии. Несмотря на мои опасения, Меткаф оказался не дрессировщиком цирка или владельцем зоопарка. Он говорил о своих слонах, как о своей семье. Он говорил о них так… как я говорила о своих. Он владел заповедником, где жили слоны, которые когда-то находились в неволе, но остаток жизни они проводили в мире и покое. Он приехал сюда, чтобы узнать, как бы приблизить их жизнь к естественным условиям обитания, не отвозя назад, в Африку и Азию.
Я никогда не встречала таких людей.
Когда мы вернулись в лагерь, Оуэн с Аней отправились в исследовательскую лабораторию, чтобы ввести данные о Тебого.
Томас встал, засунул руки в карманы и сказал:
– Послушайте. Можете быть свободны.
– Прошу прощения?
– Я все понял. Вы не хотите возиться со мной, не хотите плясать под дудку какого-то незнакомца. Вы выразились предельно ясно.
Грубость мне даром не прошла, мои щеки зарделись.
– Простите, – извинилась я. – Вы совсем не такой, как я думала.
Томас долго не сводил с меня глаз, настолько долго, что направление ветра в моей жизни раз и навсегда изменилось. Потом я улыбнулась.
– Вы ожидали увидеть Джорджа?
– И что с ней стало? – позже поинтересовалась я, когда мы выехали с территории. – С Вандой?
– Понадобилось два года, я много раз оказывался в мокрой одежде, но сейчас она постоянно плавает в пруду заповедника.
Когда Томас это сказал, я уже знала, куда его повезу. Я переключилась на первую передачу, пробираясь по глубоким пескам пересохшего русла реки, пока не увидела то, что искала. Слоновьи тропы напоминали диаграмму Венна, узор передней ноги частично перекрывал узор задней. Следы были свежими – плоские, блестящие круги, которые еще не успели припасть пылью. Вполне вероятно, я даже смогу угадать, кому принадлежат следы, если обратить внимание на трещины в них. Если умножить длину окружности задней ноги на два с половиной, можно определить рост этого конкретного слона. И я вижу, что это слониха, потому что здесь прошло целое стадо – видны многочисленные отпечатки, а не одинокая цепочка следов самца.
Эти следы располагаются неподалеку от тела Ммаабо. Я гадаю, набрело ли стадо на тело слонихи. И как они поступили?
Отмахнувшись от посторонних мыслей, я выжала сцепление и поехала по следам.
– Никогда не встречала владельца слоновьего заповедника.