«Полтергейст» – одно из немецких словечек, таких как «Zeitgeist» – дух времени или «Schadenfreude» – злорадство, смысл которых все думают, что знают, но на самом деле не понимают их значения. Переводится «полтергейст» как «беспокойный гость», и это логично, потому что полтергейст – отчаянные хулиганы в мире паранормального. Они часто привязываются к девочкам-подросткам, которые занимаются оккультизмом, или к тем, у кого частые перепады настроения, – и первые, и вторые привлекают злую энергию. Я часто говорила своим клиентам, что полтергейст – это просто направленная злость. Такими «шумными гостями» часто становятся призраки обиженных женщин или мужчин, которых предали, то есть людей, которым так и не выпал шанс отомстить. И эта обида и раздражение проявляется в том, что они кусают и щиплют обитателей дома, хлопают дверями, стучат по шкафам. Или через комнату со свистом проносятся блюда, а ставни сами открываются и закрываются. В некоторых случаях они предпочитают какую-то одну шалость – внезапный ветер, который сдувает со стен картины, или огонь, вспыхивающий прямо на ковре.
Или наводнение.
Верджил вытирает глаза краем рубашки, пытается осмыслить происходящее.
– Значит, ты полагаешь, что нас из дома выгнало привидение?
– Полтергейст, – поправляю я. – Но не будем вдаваться в тонкости.
– И ты думаешь, что это Грейс?
– Это логичное объяснение. Она утопилась потому, что муж ей изменял. Если кто и захотел вернуться и стращать водным полтергейстом – это она.
Верджил кивает, размышляя над моими доводами.
– Похоже, Невви думает, что ее дочь до сих пор жива.
– Если быть точным, – замечаю я, – Невви сказала, что ее дочь скоро будет здесь. Она просто не уточнила, в каком образе.
– Если бы только я не был полностью вымотан бессонной ночью, мне трудно было бы заморочить голову, – признается Верджил. – Я привык к неоспоримым уликам.
Я хватаю его за край рубашки, выкручиваю ее.
– Да, – саркастически усмехаюсь я. – Похоже, этого доказательства тебе мало.
– Значит, Гидеон инсценировал смерть Невви, и она оказалась в Теннесси, в доме, который принадлежал ее дочери. – Он качает головой. – Но зачем?
На это у меня ответа не было. Но отвечать и не пришлось, потому что зазвонил телефон.
Я роюсь в сумочке и наконец нахожу его. Узнаю́ номер.
– Пожалуйста… – говорит Дженна. – Мне нужна помощь!
– Не гони! – в пятый раз просит Верджил.
Она сглатывает, но глаза покраснели от слез, из носа течет. Я ищу в сумочке бумажный платочек, но нахожу только тряпочку, чтобы протирать солнцезащитные очки. Предлагаю ее Дженне.
Куда ехать, она рассказывает как подросток: «Проезжаете «Уолмарт», так где-то налево. А потом «Уаффл-хаус». Точно помню, что за «Уаффл-хаус» мы повернули». Честно признаться, просто чудо, что нам вообще удалось ее найти. Когда мы приехали, Дженна пряталась за металлическим забором сервисной станции и мусорным баком – сидела там на дереве.
– Дженна, черт побери, ты где? – завопил Верджил, и только услышав его голос, она выглянула из густой листвы – маленькая луна в зеленом поле звездочек. Она начала осторожно спускаться с дерева, потеряла одну туфлю и упала Верджилу на руки.
– Держу, – заверил он.
– Я разыскала Гидеона, – высоким, срывающимся голосом говорит Дженна.
– Где?
– В заповеднике.
Она снова заливается слезами.
– Сначала я подумала, что он мог обидеть мою маму, – всхлипывает девочка, и я вижу, как Верджил крепче сжимает ее плечи.
– Он тебя обидел? – спрашивает Верджил. И я абсолютно уверена, что если бы Дженна ответила утвердительно, то он убил бы Гидеона голыми руками.
Она качает головой.
– Просто было… такое чувство.
– Хорошо, что ты послушалась своей интуиции, милая, – успокаиваю я.
– Но он сказал, что после того, как маму увезли в больницу, больше он ее не видел.
Верджил поджимает губы.
– Он мог соврать и глазом не моргнуть.
Глаза Дженны вновь наполняются слезами.
Я тут же вспоминаю Невви и гостиную, которая вдруг начала рыдать.
– Он сказал, что мама носила ребенка. Его ребенка.
– Знаю, мои экстрасенсорные способности уже не те, – бормочу я, – но такого я не ожидала.
Верджил отпускает Дженну и начинает расхаживать туда-сюда.
– Вот вам и мотив.
Он что-то бормочет, мысленно сравнивает. Я наблюдаю, как он загибает пальцы, качает головой, начинает сначала и наконец с мрачным лицом поворачивается к Дженне.
– Ты кое-что должна знать. Пока ты общалась в заповеднике с Гидеоном, мы с Серенити были у Невви Рул.
Дженна резко вскидывает голову.
– Невви Рул мертва.
– Нет, – поправляет Верджил. – Кто-то хотел, чтобы мы поверили в то, что Невви Рул умерла.
– Отец?
– Тело нашел не он. Его нашел Гидеон. Когда приехала полиция и эксперты, он уже сидел с ней.
Дженна вытирает глаза.
– Но тело-то было.
Я опускаю глаза в ожидании, пока Дженна сложит два и два.
Когда она это делает, стрелка поворачивается в неожиданном для меня направлении.
– Гидеон этого не делал, – настаивает она. – Сперва я тоже его подозревала. Но мама была беременна.
Верджил делает шаг вперед.
– Вот именно! – говорит он. – Именно поэтому ее убил не Гидеон.
Перед отъездом Верджил уходит в уборную на автозаправке, и мы с Дженной остаемся одни. Глаза у нее все еще заплаканные.
– Если мама… умерла… – Она не договаривает. – Она дождется меня?
Люди хотят думать, что в загробной жизни встретятся со своими любимыми, которые уже умерли. Но в загробной жизни столько уровней… Это все равно что утверждать, что ты с кем-то обязательно встретишься только потому, что вы оба живете на планете Земля.
Однако я думаю, что плохих новостей на сегодня для Дженны довольно.
– Милая, она, скорее всего, и сейчас рядом с тобой.
– Я не чувствую.
– Мир духов похож на наш мир, а мы видим только реально существующие вещи. Ты можешь зайти в кухню, а мама там варит кофе. Можешь застилать постель, а она входит через распахнутую дверь. Но время от времени границы этих миров стираются, потому что вы обитаете в одном и том же месте. Вы – как масло и уксус в одной емкости.
– Значит, – ее голос ломается, – мне ее никогда не вернуть?
Я могла бы солгать. Могла бы сказать то, что она хочет услышать, но не стану.
– Да, – отвечаю я Дженне. – Не вернуть.
– А что с моим отцом?
Не могу ей ответить. Не знаю, сможет ли Верджил доказать, что именно Томас убил свою жену той ночью. Или, с учетом душевного состояния Томаса, это абсолютно дохлый номер?
Дженна садится на столик для пикника и подтягивает колени к подбородку.
– Как-то у меня была подружка, Чатем, которая рвалась в Париж, как будто там медом намазано. Она хотела поступить учиться в Сорбонну. Хотела прогуляться по Елисейским полям, посидеть в кафе, глядя на идущих по улице тощих француженок, и так далее. Когда ей было двенадцать, тетя решила сделать ей сюрприз и взяла с собой в командировку в Париж. Когда Чатем вернулась, я спросила, оправдались ли ее ожидания. Знаете, что она ответила? Париж такой же, как и любой другой город. – Дженна пожимает плечами. – Не думала, что почувствую то же самое, когда сюда доберусь.
– В Теннесси?
– Нет. До… конца истории, по всей видимости. – Она поднимает голову, в глазах опять стоят слезы. – От того, что я узнала, что мама не хотела меня оставлять, легче не стало, понимаете? Ничего не изменилось. Ее здесь нет. А я есть. Я ощущаю такую пустоту…
Я обнимаю Дженну.
– Довести начатое до конца – уже победа, – говорю я. – Но никто никогда не говорит, что, достигнув конца, придется повернуть и отправиться домой.
Дженна закрывает глаза рукой.
– Если окажется, что Верджил прав, я хочу поговорить с отцом, пока его не посадили в тюрьму.
– Мы не знаем, станет ли он…
– Он не виноват. Он не ведал, что творил.
Она произносит это с такой уверенностью, что я понимаю: неважно, во что она верит; важно, во что ей нужно верить.
Я прижимаю девочку к себе, чтобы она немного всплакнула у меня на плече.
– Серенити, – приглушенным из-за рубашки голосом говорит Дженна, – вы разрешите с ней поговорить, когда мне будет нужно?
Одно «но»: люди умерли. Когда я еще была экстрасенсом, то общалась с духами только ради клиентов. Я хотела помочь людям пережить горе, а не быть 1-800-горячая-линия-с-загробным-миром.
Когда у меня все получалось, у меня были Люсинда и Дезмон, которые защищали меня от духов, пытавшихся заставить меня исполнять свои приказы, и я умела ставить барьеры. Это умение помогало мне не просыпаться среди ночи из-за целой череды духов, которые хотели передать послание живым. Это позволяло мне пользоваться Даром, когда хотела я, а не когда хотели они.
Однако я готова пожертвовать личной жизнью, если смогу вновь общаться с духами. Я бы никогда не предсказала Дженне неправду – девочка заслуживает большего! – поэтому никак не могу дать ей того, что она хочет.
Но я смотрю ей в глаза и обещаю:
– Конечно.
Достаточно сказать, что путь домой оказывается долгим, тернистым и проходит в молчании. Нам не попасть на самолет без разрешения опекуна Дженны, потому что она еще несовершеннолетняя, поэтому мы едем на машине ночью. Я слушаю радио, чтобы не заснуть. Где-то на границе с Мэрилендом Верджил нарушает молчание, только сперва оглядывается назад, чтобы убедиться, что Дженна крепко спит.
– А если она мертва, – говорит он, – что мне делать?
Удивительное начало разговора.
– Ты имеешь в виду Элис?
– Да.
Я медлю с ответом.
– Думаю, ты выяснишь точно, кто это сделал, и отправишься за ним.
– Я больше не полицейский, Серенити. А теперь оказывается, что я никогда настоящим полицейским и не был. – Он качает головой. – Я всегда думал, что это Донни напортачил. А оказывается, сам виноват.