– Из орудий бьют, все из дома, в окно, скорее! – слышу приказ командира.
Иван тут как тут, подталкивает меня к окну, через которое мы сюда сегодня и проникли.
– Давай, Севка, быстрее!
Отбегать далеко не пришлось. Едва оказался на улице, увидел, как бойцы просто залегают под стенами дома. Присоединяюсь к ним.
Что же, в кои-то веки все идет не так плохо, как раньше. Я вроде даже в коллектив влился, только боюсь пока всего на свете, а так ничего.
Ух! Чего-то грохнуло совсем уж близко и гром ко.
– Это что так долбануло? – спросил я, как только шум разрыва затих. Спрашивал у Вани, он рядом находится.
– Гаубица, наверное, у фрицев много всего, – многозначительно ответил мой новый приятель.
Да уж, немцы! У нас, бойцов Красной Армии, вообще, погляжу, ничего нет. Максимум автоматы, да и то мало. Вон тот, что мне Иван дал, немецкий, уже командир отжал. У него самого только пистолет был, вот и забрал у меня под предлогом, что я не умею им пользоваться. Опять таскаюсь с винтовкой. Она такая здоровая и тяжелая, аж руки оттягивает.
– Приготовиться вернуться в дом, немцы наверняка подтянулись, можем встретиться прямо на лестнице. Молодцов, Федоров!
– Здесь! – ответил и за меня Иван.
– Берете на себя парадный вход, тот, где наших парней убили. Смотрите в оба, стреляйте сразу, если что. По выстрелам поймем и придем на помощь!
– Товарищ лейтенант, а как же крыло, где дыра?
– Там тоже поставим людей. Я уже отослал вестового с просьбой помочь людьми, скоро прибудут еще бойцы, станет легче. Все, вперед ребята.
Вновь, громыхая грязными сапогами, мы лезем в оконный проем. Пока все тихо, немцев не видно. Иван сразу увлекает меня вниз по лестнице. Идет осторожно, поглядывая вперед из-за стены.
– Смотри, Севка, парни наши прямо тут сидели, поэтому и не видели, как к ним враги подошли. Ты сиди тут, а я выйду. Вон, видишь груда кирпичей?
– Ага, – киваю я.
– Я за ней сяду. Ты смотри вперед, по улице, из глубины парадной тебя не видно будет, а они у тебя как на ладони. Я же по сторонам буду глазеть. Если увидишь кого, сразу дай знать. Можешь крикнуть, ничего страшного.
– А если ты увидишь?
– Если увижу я, ты сразу поймешь, – смеется парень. – Главное, мне отсюда будет видно угол дома, который подорван, незаметно вряд ли смогут к нам пробраться. Все, смотри в оба, я пошел.
Где-то через полчаса ожиданий (а все было тихо, к моей несказанной радости) где-то на улице слева началась стрельба. Стреляли много, по звуку – автоматы или даже пулеметы, уж больно трескотня стояла сильная.
Иван (а я его видел хорошо, он сидит всего в нескольких метрах от входа) напряженно смотрел в ту сторону. Мне тоже было интересно, но увидеть из парадной я ничего не мог. Стало даже скучно. Я разглядывал винтовку, смог открыть затвор и посмотрел на блеск патрона. Кстати, а как снять с предохранителя, мне так и не показали…
– Вань, слышишь? Вань…
– Чего тебе? – нахмурившись, откликнулся Иван.
– А как винтовку с предохранителя снять?
– Ты чего, правда не знаешь?
По глазам Ивана, я понял, что сказал такую дичь, которая у него в голове не укладывается. Парень, выпучив глаза, смотрит на меня и не знает, верить или нет.
– Правда… – ответил я и повесил голову.
– За затвором затыльник, круглый. Видишь?
– Ага, – я посмотрел.
– Оттягивай и поверни.
– Вроде получилось, – больше для себя самого сказал я.
– Выстрели в воздух.
– Зачем? – обалдел я.
– А как понять, сделал ты, что нужно, или нет? Вдруг сейчас немцы подойдут, а ты мне помочь не сможешь!
– Ну, я боюсь…
У Ивана глаза вообще, казалось, сейчас из орбит вылезут.
– Ты сдурел, что ли? А ну стреляй, не то командиру скажу, он тебя под трибунал отдаст как труса!
Вижу, что он не всерьез, но, наверное, он прав. Все-таки Ваня мне жизнь спас, а я тут как дурачок сижу.
Я осторожно подошел к проему, ведущему на улицу, присел, поставил винтовку на пол прикладом под углом, чтобы ствол смотрел в открытое небо, а не в потолок. Закрыл глаза и нажал на курок. Выстрел, винтовка подпрыгнула, выскочив у меня из рук, а я отшатнулся.
– Ты сбрендил, что ли? Держать надо крепко, да не в пол тыкать, а к плечу прижимать как можно плотнее! Как тебя на фронт-то отправили, ты ж не умеешь ничего?
Иван был озадачен, а я – не меньше его. Если он кому расскажет, будет беда, замучают меня местные вопросами. Тут, кажется, все с рождения с винтовкой на ты.
Внезапно с лестницы послышался шум, и я вздрогнул. А ну как немцы там? Выставив перед собой винтовку, я старался сделать грозный вид.
– Федоров! – услышал я знакомый голос.
– Здесь Молодцов, Иван на улице, перед входом.
– Давай его сюда, срочно!
Что еще случилось?
Махнув, а затем позвав Ивана, сообщил ему приказ. Тот быстро огляделся и метнулся, прижимаясь к земле, ко мне в парадную. Крикнул командиру, тот подтвердил, что ждет нас. Поднялись по лестнице, тут были уже все бойцы отряда, человек двадцать навскидку.
– Так, братцы. Это затишье не просто так случилось. Наш батальон ушел в прорыв, да так лихо, что отогнали фрицев аж до вокзала. Но беда в другом. Они там одни, от батальона только название осталось. К ним сейчас еще рота выдвинулась, ну и нам приказано. Чтобы не допустить прохода фрицев к Волге, на наши теперешние позиции, пойдем прямо по этой улице, соседняя справа под прицелом у танкистов, там аж три коробочки стоит. Слева, сами слышали, наши прошли. Так что идем едва дыша, по стеночке слева, там кое-где укрытия есть на всякий случай. По возможности тихо и скрытно, в бой вступаем только в крайнем случае. Немцы, возможно, попадутся, глядеть всем в пять глаз. Все ясно? Выходим, как темнеть начнет.
Куда нас ведут умирать смертью храбрых? Батальон, как командир сказал, может, и прошел, да только немцев тут навалом.
Выходим, как стемнеет? Что, уже целый день, что ли, прошел? С ума сойти можно!
Иван проверил мою винтовку, показал, как чистить и разбирать, вроде несложно, трудно только детали в чистоте держать, пока собираешь. Тут нет стола с чистой тряпкой, на которой можно разложиться, грязища, пылища. С чистотой оружия вообще интересно, конечно. Едва ли не первой реакцией, когда меня научили пользоваться винтовкой, стало удивление: как в этой грязище вообще может работать хоть какой-то механизм?..
Во время обстрела немцами нашего дома пыль набилась, кажется, всюду. Я минут пять только глаза протирал, потому как не предупредил никто, что их необходимо закрыть. Ужасно чешется голова, да и все тело, если честно. Когда стоял рядом с Иваном, с отвращением заметил у него на воротнике огромную вошь. Мы в будущем не знаем даже, как они выглядят, эти вши, а тут… Сам я ее распознал только потому, что во время первых своих «командировок» на войну уже видел эту мерзость. Тогда я стирался в озере и видел их. Спрашивать, при этом сохраняя лицо, не пришлось, ближайший солдат тогда сам прокомментировал наличие насекомых, оттуда я и знаю о них. Вот и сейчас сижу, все чешется, а чесать нельзя, вообще загрызут тогда.
Пока по нам не стреляли, как-то даже отошел немного. Понятно, что один черт страшно, вон, самолеты-то летают постоянно, бомбят что-то рядом, но к нам пока ничего не прилетало. Темнеть начало как-то внезапно, почти сразу последовала команда собираться. Ванька в который раз проверил у меня все вещи, заставил ремень подтянуть, да и каска болталась. Блин, эта ерунда железная вообще только мешает. Весит много, а толку, думаю, если в нее что-то попадет, будет всего ничего. Или правда, как шутили в моем времени, шлем мотоциклисту нужен не для того, чтобы уберечь при аварии, а чтобы мозги не растекались по округе?
Улица, как и говорил ранее, была неширокой, но из-за наличия развалин мы становились прекрасной мишенью для противника. Посмотрел, как солдаты идут, пригнувшись, и сам согнулся.
Пробираться было тяжело, стер ногу, хотя вроде проверял портянки, поэтому чуть прихрамывал, боли пока не было, просто неудобно. Вместе с заходом солнца стало заметно холоднее. У меня под гимнастеркой только белье нательное, выдали бы хоть что потеплее, ночью-то, думаю, еще холоднее будет. Вспомнил, что у меня вообще-то шинель есть, но видя, что их никто не надевал, не стал и сам. Толстая она, сырая и тяжелая, в ней и не повернешься, если надо будет быстро.
Пока мы медленно переваливались через кучи мусора, битого кирпича и досок с бревнами, слышавшаяся впереди стрельба стала отчетливее. Впереди, если посмотреть над разрушенными домами, стояло зарево. Горит что-то, причем нехило так.
Когда поступил приказ по цепочке об остановке, я также передал его назад, как и мне передали. Бой шел совсем рядом, иногда даже мелькали искры от пуль. Позже мне расскажут, что это трассирующие пули, пока я не знал этого.
– Так, не стоять, не ложиться, броском вперед, всего ничего осталось, – распоряжался командир, а все молча внимали.
Видно, все плохо. Зато, когда выскочили из домов и оказались на открытой местности, по которой предстояло бежать, обалдел от увиденного. Впереди виднелось здание из кирпича. Как смог разглядеть? Тут от стрельбы и пожаров было светлее, чем днем. Сразу увидел, что откуда-то справа по зданию стреляют из множества стволов, из дома также отвечают, но редко. Видно, что людей в здании вокзала мало, да и с нами не больше будет. Интересно, а как же рота, что якобы шла по соседней улице?
Бежали через небольшую площадь почти толпой, когда осталось метров двадцать, я чуть не упал, увидев немцев. Они были настолько близко, что я даже заорать не успел, получив толчок в бок, призывающий повернуть.
– Дави их, ребята!
С нашей стороны зазвучали частые выстрелы, немцы среагировали мгновенно, и нам поплохело сразу. Мы – на открытом месте, а немцы укрываются кто где, одни – за вагонами, другие лежат за железнодорожной насыпью, третьи за забором прячутся. Но все стреляют в нас. А командир запретил нам ложиться, орет, что нужно вперед двигаться. Сдурел, что ли?