Я так не орал лет двадцать. На кровати в позе так называемого эмбриона лежали две фигурки, одна побольше, скорее всего, женщина, а вот вторая… Как только я разглядел черты лица умерших, а люди были именно мертвы, меня и начало полоскать. Я даже не побежал в ванну, не успел бы все равно. Только и смог, что отвернуться, чтобы не забрызгать покойных. Страх, липкий, леденящий душу страх просто сковывал все мысли и движения. Ничего не мог с собой поделать, да и думать о чем-то тоже не мог. Замерзшие, тощие настолько, что были больше похожи на мумии, чем на людей, на кровати лежали мать и, скорее всего, дочь.
Когда перестало полоскать, я нашел кухню и, увидев банку с замерзшей водой, понес ее к печке. Пришлось долго ждать, чтобы она начала отходить, но когда лед, наконец, начал превращаться в воду, жадно выпил все, что растаяло. Утер снегом, что еще лежал на подоконнике лицо, только сейчас обратив внимание на то, что я в фуфайке. Вот же, одетый, а почему тогда так холодно?
Вернулся в большую комнату, на столе стояла керосиновая лампа, очень хотелось ее зажечь, но я не знал, как. Еще дом спалю к чертям. Там же на столе лежал еще один коробок спичек, целый коробок, чиркнул одной и осмотрелся. Сразу бросились в глаза подсвеченные огнем фотографии на стене. Семья. Отец, мать и двое детей, мальчик и девочка. Внимательно вглядываясь в лица на фото, постоянно чиркая спичками, я почти сразу понял, что это те самые, лежащие на кровати в спальне мертвые люди. Но более всего меня привлекло лицо мальчика. С минуту не отрывал взгляда от него, пытаясь понять, что меня зацепило, как вдруг понял и побежал в ванную. На стене, возле раковины висело небольшое зеркало, и, увидев отражение, я просто осел на пол. На фотографии, безусловно, я.
Тут же, на полочке, нашел свечку и зажег, стало проще, чем спички жечь. Интересно, а где же так называемый отец? Хотя, скорее всего, на войне. Ведь наверняка я опять тут, на этой долбаной войне, будь она проклята!
Внезапно со стороны улицы донеслись какие-то мерные звуки, а затем начались взрывы и грохот. Дом ходил ходуном, я почти сразу оказался полу и залез под стол, как будто он меня спасет. Грохотало сильно и долго, времени я, понятное дело, не знал, но казалось, что не меньше получаса что-то постоянно взрывалось и беспокоило дом. В окно стал вползать уличный дым. Закашлявшись, решил, что пора отсюда валить, куда угодно, лишь бы подальше от этого страшного дома. Печь прогорела, топить больше нечем, да и не хочу я тут более находиться. Вскочил и, оглянувшись на комнату, в которой лежали мертвые, я рванул в коридор. Едва успел выйти на лестницу, как неожиданно услышал голос:
– Сева, ты что, вернулся? – вопрос был задан именно мне, причем с такой интонацией, что я вновь завис.
Внизу, на лестнице ниже площадки с квартирами, стояла одинокая женщина, может, даже бабушка. На вид так лет семьдесят, худая, морщинистое лицо и удивительно жесткий взгляд темных при слабом свете глаз, который заставил отвернуться.
– Ты что, сбежал? – продолжала сверлить меня взглядом женщина. – Где твоя форма, и что ты вообще здесь делаешь? – Вопросы из нее сыпались со скоростью пули.
– Я… – растерявшись, я вообще не знал, как себя вести и что говорить.
– Я сейчас же сообщу Павлу Андреевичу!
Женщина пошла вниз, а я так и стоял на месте. Какой Павел Андреевич, зачем обо мне нужно сообщать, и откуда я сбежал, по словам женщины?
– Вот же, как чувствовал он, пришел сегодня сюда. Как чувствовал… – причитала женщина, удаляясь вниз по лестнице.
Внизу послышались голоса. Стараясь разобрать, о чем и кто говорит, я чуть перегнулся через перила. Не видно ничего, темно. Женщину я разглядел только потому, что в руках у нее была такая же лампа, как и в квартире, та, которую я не стал зажигать. Свет был тусклым, но все же он позволял разглядеть женщину, а она видела меня. Наблюдая сверху вниз, я видел отсветы. Решил спускаться, хотя чувствовал, что ничего хорошего для меня там не будет.
– Сева, что ты тут делаешь?
Едва не столкнувшись с говорившим, я остановился. Мужчина средних лет, высокий. Одет он был в военную форму, а за спиной висела винтовка.
– Я не знаю, – выдавил я из себя.
Что тут говорить, я же вообще не представлял, где я, кто я и зачем я.
– Ты был дома? – Вновь вопрос – и мужчина смотрит мне в глаза. И тут я его узнал, наконец. Это же тот мужчина с общей фотографии на стене квартиры. Отец???
– Да…
– Я вернулся вчера днем и нашел их, – вдруг начал рассказ мужчина, – нет у нас больше мамки и Оленьки. Соседи даже не помнят, когда видели их в последний раз…
– Я видел… Почему никто их не нашел раньше? Почему им дали умереть, замерзнуть? Почему?
– Сейчас у всех так, Сева, ты должен знать об этом.
– Ты не мог приехать раньше и накормить их? – взвился я.
– Ты же знаешь, где я был. Чего спрашиваешь?
– Они голодали и замерзли насмерть… Черт возьми, как это, как такое может произойти?
Меня прямо разрывало на части от злости. Вроде и понимаю, что всем тяжело, но почему никто, никто не пришел и не проверил их? Господи, а сколько таких, как эта семья, сейчас замерзает и голодает?
– Почему ты вернулся, ведь ты должен быть на фронте?
Вот это поворот. Отец сменил тему или хотел уйти от вопросов? Или я реально накосячил, а значит, сейчас что-то будет.
– Я не смог, испугался…
Думаю, это будет больше похоже на правду, чем если бы я начал врать что-то другое.
– Ты понимаешь, что тебе грозит? – мужчина посуровел.
– Да, – кивнул я головой.
– Пошли за мной! – без лишних разговоров отец повел меня вниз.
Проходя на нижнем этаже мимо людей, а было их около десятка, мне хотелось спрятать свою сытую физиономию куда-нибудь подальше, я сильно отличался от этих людей внешним видом. Казалось, что они сейчас взглядами во мне дырок наделают. Настолько вид этих людей пугал, что холод так и бегал у меня по телу крупными мурашками.
Мы вышли на улицу, и мужчина (никак не привыкну называть его отцом) зашагал куда-то вдоль дома по довольно широкой улице. Я плелся сзади, запинаясь за собственные ноги, и смотрел по сторонам. Улица была сильно разрушена, что-то рядом горело, отчего у меня периодически возникал кашель. Шли мы довольно долго, пока на одном из перекрестков не наткнулись на солдат. Тут был какой-то пост, мешки с песком, припорошенные снегом, красноармейцы в шинелях и фуфайках, все это говорило о том, что этот населенный пункт участвует в войне. В том смысле, что кругом видны были баррикады, но совсем мало людей.
– Стой тут! – приказал мужчина и отошел к солдатам на посту.
Перебросившись несколькими фразами с красноармейцами, мужчина вернулся ко мне и вновь потребовал следовать за ним. Солдаты на посту одобрительно смотрели на нас, когда мы прошли мимо них.
Дом, еще дом, улица, вторая, третья. А город-то не просто город, а мегаполис, по здешним меркам, кое-где были видны пожары, поэтому кромешной тьмы не было. Все чаще попадались посты военных, видел зенитки, укрытые мешками с песком, просто одиночных бойцов и командиров. Глядя вокруг во все глаза, я все же проглядел тех, к кому мы подошли.
– Павел Андреевич?
– Привет, Сергей. Константинович у себя?
В этот момент и я повернул голову на того, с кем разговаривал мой так называемый отец. Я уже совсем запутался. Но если он признал меня сыном, как мне его звать, если не отцом?
– Да, спать лег после обстрела. Сутки на ногах. А кто с тобой? – отвечал отцу мужчина, также одетый в военную форму и с винтовкой за спиной.
– Да Севка мой, засранец. Он же в училище был, я думал, он на фронте давно, а он, сволочь, утек.
– Во дела… – удивился собеседник моего бати. – И что хочешь делать?
– Да сдам его вашим, сами делайте, что хотите…
Ничего себе, батя, ты выдал! У меня аж дар речи пропал. Беззвучно открыв и закрыв рот, я только хлопал глазами.
– Отойдем, Паш? – кивнул в сторону головой мужик. Отец согласился и даже понурился как-то.
– Стой тут, понял? – жестко приказал он, хотя я и так стоял и боялся пошевелиться.
Отошли они недалеко, но все же я не слышал того, о чем они шептались. Минут пять, наверное, длилась их беседа, пока неизвестный мне мужик не выпалил:
– Как хочешь, твое дело, но я тебя предупреждал!
Вернувшись, закончив разговор, батя повел меня в подвал дома, возле которого мы и стояли.
По пути еще попадались люди, почти все в форме бойцов Красной Армии. Я старался сильно не пялиться, но все же не мог полностью скрывать интерес. Все, буквально все было интересно, я ведь впервые не в окопе или в плену. Да, я опять не свободен, но разница есть.
Внешний вид солдат удивлял. Обмундированные кое-как, все они как один имели бравый вид, ну или спокойный. Ни у кого на лице не было растерянности, обреченности или злобы, было видно, что люди заняты делом, готовятся защищать свои дома, свой город, это вызывало уважение, ведь я много чего насмотрелся в последнее время.
– Стой. Жди меня! – Отец зашел за какую-то дверь и прикрыл ее.
На меня смотрел одинокий часовой, стоявший в конце коридора, а я отвернулся, не в силах глядеть ему в глаза. Минут через десять батя вышел вместе с человеком, одетым в гражданскую одежду. Это был высокий, мощного телосложения мужик в кожанке и зимней шапке на голове.
– Что ж ты, Севка, отца подводишь? У него же кроме тебя и не осталось теперь никого, а ты такой фортель выкинул…
– Я испугался, – проблеял я, голос предательски дрожал, мне реально было страшно.
Как я понял, я где-то учился еще совсем недавно, ну, точнее, это тело училось. Удивительно, но я ведь переношусь в прошлое в своем теле, а меня узнают… Неужели я так похож на тех, чье место занимаю? Непонятно, просто это очень странно как-то… Хотя, если подумать, то сам факт моего здесь присутствия еще большая странность.
– Как это случилось, что ты сбежал?
– Я, – начал я и споткнулся, – я не знаю. Что-то рвануло совсем рядом, кажется, я сознание потерял, а когда очнулся, не смог ничего поделать и побежал домой.