У нас вообще менталитет странный. По себе знаю, нам, гражданам России, всегда все плохо. Плохая дорога возле дома – плохо. Сделали ее наконец, орем, что сделали плохо или денег при строительстве из бюджета украли много. Аварий много в городе, ставят светофоры дополнительные, разделяют потоки, как могут, в старых городах это сделать сложно, жалуемся, что стали в пробках стоять. Блин, наверное, лучше постоять минуту, чем проезжать перекресток, ожидая удара с любой стороны! Да и за что ни возьмись, все у нас плохо, все хуже, чем у других. Как-то так нам с молоком матери впитывается, что живем мы хуже всех, видим только плохое и злы друг на друга. Как там в кино было? А, точно: «Были же люди как люди и вдруг все сразу стали дебилами». Парадокс!
…Шли со старшиной мы около часа, когда наконец он сориентировался и уверенно нашел дорогу. С одной стороны рос густой кустарник, а вот с другой – голое поле с сожженным урожаем. Как назло, кусты, за которыми можно быть незамеченным, росли на противоположной от нас стороне.
– Давай быстро, на ту сторону – и залечь, понял?
Я кивнул и чуть не бегом направился к дороге. До нее было метров пятьдесят, может, чуть больше. Оставалось всего несколько шагов, когда сзади раздался свист. Обернувшись, увидел махавшего мне руками старшину и сразу не понял, чего он хочет. Лишь когда до меня, наконец, донесся звук мотора, я понял, что влип.
Упал на сожжённую пшеницу я так быстро, как только мог, но даже не мечтал, что немцы меня не заметят. А немцев в этот раз было много. Вообще по дороге, метрах в пятистах от меня двигалась колонна. Впереди, как и обычно, мотоциклисты. Два байка с колясками уверенно катили вперед, а за ними, на расстоянии двух сотен метров, бэтээр и грузовики. Много грузовиков. Танков не было, и то хорошо, хотя нам от этого не легче. Видели или не видели, неважно, я загребал всеми четырьмя конечностями с такой скоростью, на какую не был способен даже заяц.
На сколько я успел отдалиться от дороги, не знаю, но думаю, что прилично. Лежал я долго, пока вновь не услышал свист командира. Встав, осторожно поднявшись, я сразу поглядел в ту сторону, в которую ехали немцы. Те уже скрылись за деревьями и вряд ли нас видели или хотя бы слышали, от них такой грохот и лязг разносится, что заметить кого-либо рядом невозможно.
Подошел старшина и, указав на кусты противоположной стороны, сказал:
– Нам туда надо, а вот как? Вдруг еще колонна появится, мы будем как на ладони. Это явно были грузовики снабжения, сколько таких колонн тут ездит, одному Богу известно.
– А может, пойти пока по этой стороне, аккурат там, за елками, нас вообще не видно будет… – предложил я, показав рукой направление.
Впереди и, правда, густо росли ели.
– Давай, – махнул рукой старшина, понимая, что там, впереди, тоже может быть такой же лысый участок земли. – Ты рожу-то вытри, на негра похож, – и засмеялся.
Взглянув на руки и рукава, только вздохнул, да уж, представляю, как выгляжу, ползал по горелому полю, весь в пепле и саже, трубочист, блин.
…Дорогу мы все же перебежали, она была узкой и вся перепахана только что проехавшей колонной, поэтому, думаю, от нас и следов не осталось. А спустя полчаса движения по окраине леска мы вышли к большому селу, но сразу поняли, что ловить нам там нечего. Село было занято фашистами, та колонна, которую мы выдели прежде, находилась именно тут. Так как был вечер, немцы, скорее всего, встали на ночевку, да и после их ухода нет гарантии, что там никого из врагов не останется.
– Печально, – пробубнил я.
– Надо возвращаться назад. Судя по карте, строго на север от того места, где мы парней оставили, будет деревня. Километров восемь, а главное, на ней никаких обозначений, кроме точки на карте. Слыхал в штабе, что так наносят неопознанный населенный пункт после аэрофотосъемки. Тиражируя карты для войск, летуны же не знают названий наших деревень, вот и ставят точки. Если сравнивать с другими, точка маленькая, значит, населенный пункт совсем небольшой и, скорее всего, не представляет интереса. Но это так, домыслы, мало ли чего там немцы обозначили.
– Тогда идемте, товарищ старшина, до темноты бы добраться, а то по лесу ночью…
– Это да. Пошли.
Говорил я дело, ибо за все время наших скитаний уже столько травм получили из-за того, что не видно в лесу ночью ничего, просто жуть. Один боец чуть без глаза не остался, да и у всех остальных рожи поцарапаны, одежда порвана, всяких прочих ушибов и вывихов тоже хватает…
Бойцы ждали. Успели отдохнуть за время, что мы находились в поиске, поэтому бузы и недовольства не было. Собрались быстро – и вновь к дороге. Стемнело уже прилично, но видимость была сносной, и дорогу мы пересекли сразу и спокойно.
До точки на карте (а благодаря тому, что ходили к селу, старшина смог привязаться к местности очень точно) вышли быстро. Ночь уже опустилась, но расстояние около восьми верст мы преодолели часа за три. Это была именно деревенька, причем настолько маленькая, что мы вообще удивились, как она оказалась на карте немцев. Тут даже дороги не было, так, наезженная телегами колея, заросшая высокой травой. Пять домишек, черных, невзрачных, света не было ни в одном. Казалось, что тут вообще никого нет, но, проходя мимо одного из плетней, услышали возню возле темного сарая.
– Живность какая-то есть, значит, есть и люди. Странно, что собак нет, – заметил кто-то из парней.
– Стойте тут, – скомандовал старшина и направился к дому.
Не успел постучать в окно, как сбоку послышались медленные шаги.
– Кто такие будете?
Голос пожилого человека не спутаешь с голосом молодого. К нам вышел дедок, сгорбленный, седой, с огромной бородищей такого же серебристого цвета, как и его волосы на голове.
– Свои отец, свои, – выдохнул старшина. – Немцев нет в деревне?
– Были третьего дня, лишенцы, собак постреляли, курей подушили и уехали. Вы, стало быть, советские?
– А ты дед, что, против? – хмуро взглянул на него наш командир.
– Да мне что? – пожал плечами дед. – Ежели дурного делать не станете, значит, свои. Только ведь были тут и другие…
– Это какие еще? – удивился старшина.
– Да аккурат перед немцами пришли шестеро гавриков в такой же форме, как у вас, набрали харчей, сами набрали, угрожали пристрелить, если мешать станем, да и побегли в лес.
– Это, дед, скорее всего, диверсанты немецкие, специально наводят ужас на округу, чтобы местное население настроить против советской власти.
– Уж этого я не знаю. Так чего хотели-то, тоже обирать станете? – ухмыльнулся дед недобро.
– Да нет, дед, узнать хотели, есть ли немцы, да и дальше пойдем.
Старшина, видимо, отказался от мысли просить что-то у деревенских.
– Ну, я ж сказал, нету тут никаких немцев…
– Тогда прощевай, дед, не говори только никому, что нас видел, хорошо?
– Хорошо, раз просите, не скажу, да и не спросит меня никто. Немцы, что грабили, всего втроем были, приехали на тарахтелке своей, нахулиганили и уехали, залетные какие-то были. А так к нам специально зачем ехать, о нас и не знает никто.
– Ну, на немецких картах ваша деревня есть, так что все же знают.
– Тогда понятно, как они сюда заехали, а то я ходил как-то к дороге на Вязники, это село такое, так к нам и отворотки-то не нашел, все заросло. Власти-то тут давно не было, нечего им тут делать, вот и забыли о нас.
– Ладно, дед, прощай.
…Мы все кивнули старику и потопали дальше, к полю, что раскинулось за деревней.
– Постойте, хлопцы… – донеслось нам вслед.
Мы остановились и обернулись. Дед стоял на дороге и молчал, но недолго.
– Голодные ведь, небось? Ходите сюда, – дед махнул рукой, а сам двинул к своей избе.
– Так сам же говорил, пограбили вас, – мягко произнес старшина.
– Ну, все-то не отобрали. Идите, говорю, сюда, нечего по лесам ночами лазать, переночуете, а там и идти можно. Отдохнете заодно, устали ведь бегать-то?
– Устали, дед, устали, – кивнул старшина и вздохнул.
Разместили нас в сарае, но это был сенник, а не нужник какой, поэтому было чисто и вкусно пахло сеном. Бойцы размещались кто где, я тоже свил себе гнездо из пучка соломы. Хорошо-то как…
– Обождать немного придется, пока печь разогреется, – вновь появился дед. – Сварю картохи вам, прошлогодняя еще есть.
– Да не стоило, дед, – начал старшина, но дед его оборвал:
– Мне лучше знать, надо или нет. Я ж почему сразу не стал предлагать, думал, вдруг, такие же упыри, как и до вас были. Отнимете все, да еще угрожать станете, вот и молчал. А вы другие, таких нужно покормить. Давно бежите?
– Пятые сутки…
– Силен немец, да?
– Силен, дед, силен.
– Мы в германскую тоже бегали, иногда так давил, что думал, все, амба, но Господь уберег, только раз в руку ранетый, а так целым домой вернулся.
– А мы, дед, целы, только вот осталось нас мало, патронов нет, провианта нет, а немец окружил со всех сторон и долбал, вот и побежали.
Разговор был честным, все называлось своими именами, перед этим старым и повидавшим жизнь дедом юлить не стоило.
– Ладно, ты старшой у них? – кивнул дед старшине.
– Только я и остался, все командиры полегли.
– Дай-ка мне солдатика в помощь, быстрее дело-то пойдет.
– Это да, конечно. Воронин!
– Я понял, товарищ старшина.
– Хорошо. Помоги деду, потом отдохнешь, от караула я тебя освобождаю. Считай, что ты сегодня на кухне, – хмыкнули оба разом, и дед, и старшина. Да и сам Воронин был, по-моему, не против.
А я просто закрыл глаза и отключился. Накопилась, видимо, усталость за время наших блужданий, вот и расслабился, как только получил возможность. Разбудили меня, толкнув в плечо, только под утро. Боец (блин, я ведь даже имен их не знаю, а спрашивать как-то стыдно) показал мне на котелок и кружку, а сам пошел спать. Я решил, что разбудили меня в караул, и, выйдя из сарая для того, чтобы облегчиться, удивился, увидев рядом сидящего бойца.